— Не надо так, милая. Всё совершенно не так. Я…
Он вздохнул. Фильтр прошуршал тяжело и протяжно. Во вздохе старик не мог сдержать коробящую жалость. Ютий опустил голову и замолчал, боясь ляпнуть лишнего. Он обрадовался, что шлем скрывает улыбку.
— Я могу помочь, — осилил себя старик. — Дам пару уловок. Но не больше!
— А-м, — осеклась дарссеанка и улыбнулась. — Отлично! Но, — вдруг задумалась, — я не знаю, что дать вам взамен?
— Ой, милая, — решил урезонить её Вансиан, — что мне, старику, у тебя просить.
Вдруг он подошёл к деве и прошептал:
— Может, за Ютием приглядишь?
Ягада усмехнулась.
— Непременно, — не раздумывала она.
Ютий гнетуще примолк. Она поняла, что сказала лишнее. Пришла мысль, что Ютий сейчас откажется.
— Ютий, — позвал старик. — Что стряслось?
— Ничего, — сходу ответил Ютий и пошел дальше. — Камушек в сапоге застрял.
Ютий пошаркал сапогом. Вансиан скептично промычал.
С сердца Ютия отлегло. Он перестал волноваться и трепетать, потому что есть надежда оживить Вансиана, потому как сейчас он собирается учудить. Двери тронного зала приоткрылись. Тирерий у стены с подозрением посмотрел на Ягаду. Как обычно его мысли били тревогу.
Охрана пропустила только Ютия.
— Он мне нужен, — утвердил визитер.
Воспитатель удивленно озарился. Один охранник обыскал Вансиана, а потом вошел вместе с ними, придерживая старика за руку. Повелитель встретил их на троне. Вансиан тяжело вздохнул в поклоне. Ему хотелось проклясть Ютия за то, что воспитанник лишний раз буквально испытывает проржавевшую выдержку.
— Поздравляю. Ты успешно доставил данные, — сухо похвалил Варфоломей.
Иридий же стоял молча. Варфоломей уже сказал наследнику, что нашел в сервере неделю ранее. Поэтому Иридий безумно хотел спросить, когда это Арагонда придумал пушку для нейтрализации шаровой молнии? Она создана до или после злополучного дня? И почему оставил проект на сервере? Чего ждал?
— Благодарю, — ответил визитер, дерзко проговаривая. Вансиан закатил глаза.
— Что ж так скромно, Варфоломей? Разве Ютий не помог замку и империи? — провозгласил владыка и обратился к молодому дарссеанину. — Я бы хотел лучше поблагодарить тебя за подвиг. Говори, Ютий, чего ты желаешь?
Молодой визитер склонился в нерешительности.
— Простите, повелитель, — извинился советник и коротко поклонился, — я не хотел оскорбить Ютия. Я лишь подумал, что служить вам и империи — это уже награда.
— Не льсти, — протянул Арагонда с усталостью.
— Нет. Он прав, — вдруг ответил Ютий.
Неожиданно визитер приблизился к трону. Он сел на колено и склонил голову.
— Повелитель, прошу, возьмите меня на постоянную службу.
Все пораженно охнули, а Вансиан подавился воздухом и закашлял.
— С удовольствием, — сразу же ответил владыка и добавил, — если ты согласишься стать моим учеником.
— Что! — воскликнул старик. Охранник дернул его за руку.
— Да, наставник, — без раздумий сказал Ютий.
На секунду Вансиан впал в оцепенение. Когда дно стакана очищалось и освобождало жгучий плодовый настой, старик молил судьбу, чтобы его страхи не сбылись. Либо, после того как горло обжигал спирт, Вансиан крайне понадеялся, что к тому времени уже не будет жив. Но теперь он стал свидетелем своих опасений. И разум будто погружался в хмельное беспамятство от шока.
Тронный зал стал рассадником, как вирус, поражающий рассудок. По Варфоломею бежал холодок. Почему-то повелитель принял Ютия стремительно и не захотел советоваться с ним, будто обдумывал решение заранее, а может даже давно спланировал. Утишало лишь то, что он лишь советник в области научных взысканий.
Вдруг советника пронзило:
"Владыка же пренебрегает наследником?" — задавался вопросом он, но решил, что оплошал. — "Или он демонстрирует недоверие. Что о чем-то подозревает?"
Варианты двоились, дробились и множились, создавая мыслимый ад. Варфоломей перевел взгляд, но Иридий, как уверял кодекс — единственный наследник империи, держался спокойно и сдержано, словно вовсе не удивлен такому исходу. Тогда советник смог подавить растерянность.
— Но всё же, — будто озадачено произносил Арагонда, — служба — это не награда. Чего ты хочешь на самом деле?
Хотя владыка предложил награду за победу, но на самом деле он горел любопытством, что же хочет Ютий. Арагонда всегда верил, что загадку можно разгадать, только копаясь в её мелких деталях. В глазах повелителя тело, мысли, душа и даже жизнь — это система, а целостный объект всегда состоит из нескольких элементов. И если идти по тропе их связи, то добредешь до сути. Потому, быть может, хоть одно желание раскроет душу Ютия в новом свете.
Молодой визитер призадумался.
— Встань и скажи свое желание, — попросил Арагонда с нетерпением. Пальцы шныряли по подсвеченным линиям пульта.
Ютий поднялся с колена и рукой наткнулся за примагниченную рукоять. Он давно думал об этом, но раньше не хватало смелости. Ютий съёжился от внутренней борьбы, вдохнул воздух для решительности.
— Я хочу рукоять Корага.
Такая просьба обескуражила даже Арагонду. Вансиан вдруг пришел в себя. Имя покойного воспитанника возобладало живительной силой, хоть и не иссушило глотки шока. Он чувствовал смятение: адекватно ли такое желание? Все же рукоять он похоронил с Корагом не для вида.
Советник же сморщился в омерзении. Варфоломей в очередной раз убедился в наглости бывшего визитера. Похороненная рукоять стала символом благородства Корага, а не трофеем любимца.
Только Иридий не спешил с выводом. Да, просьба Ютия не сластила нрав. Он также на первой мысли воспринял рукоять, как отпиленный рог, как трофей, из-за которого Ютий показывает свое место в замке. Все сходилось с тем, что он нагло заявил о себе. Но почему-то чутьё подкашивалось. Ведь если бы Ютий хотел стать новым Корагом, то вел бы себя по-рыцарски, подобающе ему. Но до этого дня молодой дарссеанин словно демонстрировал, что не Кораг, что не похож на него, что…лучше — вот только в собственном понимании. А теперь вдруг стал тянуться к его вещицам.
Тогда наследник бросил взгляд на владыку. Арагонда задумчиво тёр фильтр. Он чувствовал экстаз. Арагонду забавляла такая щенячья дерзость.
— Будет тебе рукоять Корога, — ответил повелитель и посмотрел на Вансиана. — Вот только в последний раз ею распоряжался твой опекун.
3
Купол свистит, пока его губы выдувают ветер. В мозгу слышится визг, Вансиана начинает морозить. Старик рад видеть могилу, но с трудом сдерживает слезы. Он не может подавить этот кочующий стон. Прилив крови рвет сердце каждый раз, как лопата легко впивается в землю, подобно заточенному лезвию кинжала, и шуршит, проталкиваясь глубже, а хруст вырванных корней напоминает ноющие кости, когда старик тянет больную спину. После он также стонет.
Могилу лишили постриженной травы, венозных корешков, светлого, как бы бледного, слоя землицы. Робот вскапывал черную тяжёлую почву. Могила на глазах иссыхала и дрябла. Вансиан теперь мог узнать в ней отражение собственного дряхлого тела. Его плющила жалость.
Тут лопата стукнула. Горечь вцепилась в тело, всполошила, обуяла рассудок.
Вансиан в полушепоте, будто бы в мольбе, спрашивает:
— Ты это специально? Что я сделал не так? Почему ты надо мной издеваешься?
Ютий обернулся. Он сказал бы, что хочет шокировать Вансиана, чтобы старик начал слушать, а не орать и затыкать рот. Ютий хотел доказать, до чего доведет Вансиана такая жизнь, как некогда Корага. Но точно не знает, как его растормошить.
По рокотанию в фильтре старик поймал раскаяние. После чего Ютий снова втёр взгляд в могилу.
— Я лишь жду, что боль пробудет твою душу, пока она не утонула в рюмке спирта. Одна за одной. Они, как слезы, капают и наполняют океан. Я лишь стараюсь, чтобы внутри зародилась жизнь, потому что в гуще спирта она не возникнет.
Могилу сжала труба, по которой стекал хладагент. Робот ухватил стыки у крышки. Крошки земли подпрыгнули. Гроб раскрылся и клацнул по трубе. Ноет лик счастья.
— Хорошо, что он похоронен в доспехах, — повествует старик.
И тогда он с удивлением обрадовался арагонской щедрости.
Вансиан неуверенно поставил ногу у гроба. Земля по краям осыпалась на Корага. Старик замер, выпучив глаза. После он аккуратно и медленно приспустился, склонился и невольно осмотрел останки. Один вид знакомого орнамента язвил с болью. Вансиан медленно распустил ванадиевые пальцы и забрал рукоять, припоминая, как раньше ладонь было тепла, потом он самолично опускает крышку гроба и с отцовской любовью погладил по дереву.