Ступеньки сторожит Ютий, не снимая намордник.
"Может из-за него?" — промелькнула мысль.
Но что-то не верится.
— Я? — переспросил владыка. — Я уже всё получил.
Советник покумекал в растерянности, причем Арагонда видел, как он заплутал в уме, поэтому не смог удержать забаву. После высокомерного гогота Варфоломей понял, какое у повелителя сегодня настроение.
— Прости, Варфоломей. Я не думал издеваться над тобой. Вовсе нет! Просто, корабль почти готов. И поэтому ты здесь. Мне нужно отблагодарить одного советника за труды. Так что скажи, Варфоломей, чего ты хочешь?
Советник застыл с негодованием. Подумав, он утвердил:
— Чтобы империя процветала, — утвердил советник.
— Мы не бедствуем, — сразу же ответил Арагонда.
И Варфоломей с ним бы поспорил. Но советник знал, по настырности и упрямству Арагонду мог бы побороть только его сын. Тогда Варфоломей снисходительно прошипел в фильтр. Он понять, что повелитель ждет личных, сокровенных, эгоистичных целей. В первую очередь приходила лишь одна мысль.
— Счастья сыну, — ответил уже без раздумий.
Со стороны не казалось, что Арагонду такая цель устроила.
— А если бы добился, то чего захотелось бы потом?
В задумчивости Варфоломей раздражённо тсыкнул.
— К чему неказистый расспрос? — рявкнул он.
— Я жду, — пришел внезапный ответ.
— Так чего, повелитель, скажите?
— Тебя жду.
Варфоломей выпучил глаза, где перед экраном на вершине трона сидит повелитель и чего-то терпеливо ждёт. Тогда их разговор перебил десерт.
— Промываешь советнику мозги? — вопрошающе прокаркал Иридий, пробираясь через массивные двери.
— Не сильней тебя, гаденыш.
Вздох Иридия бьет фильтр, Ютий под шлемом лыбится, а Варфоломей ощущает напряжение от неприкрытого намека. По телу советника пробежался озноб. Зато в Арагонде завывал интерес. Как только Иридий вошел, повелителя очаровала одна внезапная мысль.
— На самом деле Варфоломей делился своими желаниями. Скажи, Иридий, чего ты бы хотел? Например, если бы занял этот трон, — незатейливо сметелил Арагонда и похлопал по подлокотнику.
Насмешливый тон Иридий подловил, но не проявил особого нрава, когда как Варфоломей охнул, и тут же испуганно торкнул и смолк.
— Хочу, чтобы все граждане могли воспитывать детей. И не только одного, не двух. Пусть трех и четырех, но зато они давали бы жизнь. Хочу, чтобы дарссеане не бросали свои таланты и становились не только солдатами и учеными. Разве не прекрасны были профессии, когда всюду царила всеобщая сеть и мир?
Когда Иридий говорит, Арагонда немашинально водит по кнопке. Сладкогласность его не привлекает. Зато растёт аппетит. Он очень хочет увидеть, как выглядят истинные цели Иридия.
— Хочу, чтобы жизнь состояла не только из выживания и борьбы!
После монолога фильтр Ютия сдержанно гогочет. Он сильнее всех считает, что идиллии не бывает без борьбы.
— Красивые речи! — воспрял Арагонда. Ютий прокряхтел и угомонил свой фильтр. — Но прикрытые прелести меня бросают в скуку. Пусть слова любимы, но в них нет жажды, неугомонного влечения. В этом и проблема. Цель идёт за целью, а они пусты, не твои.
Я знаю, статус, престиж повелителя — они притягательны и упоительны страждущим, но я вижу, на самом деле ты не этого хочешь. Может, стоит задуматься о том, что желаешь, а не что просят другие? Навязанные обществом цели и долг хороши, пока удовлетворяют, но в итоге, когда их добиваешься, остается пустота. Ну же, подумай о том, чего хочешь ты. Тогда, после исполненных страстей, будешь жить со счастьем достигнутого.
Хотя чего спрашивать? — вдруг переменился Арагонда. — Я давно заметил, как ты неравнодушен к одной сладкой деве.
В фильтре Иридия прошипела змея.
— Ничего подобного! — вспылил сын. — Ягада только давняя подруга. Меня заботит лишь то, почему наш повелитель дозволяет непроверенным слугам обучать самку сражаться! Печально будет, если она, осмелев, кинется биться, а не станет спасаться бегством. Да, никто не скажет против. Но! Как не приказывай, сердце всегда будет бастовать! Стражам замка не нравиться видеть на ринге деву. И все против, всех раздражает твой нейтралитет.
Вдруг Ютий фыркнул:
— Ягада тебе не рабыня! И не биофабрика по производству детей, — проговорил он знакомые наследнику слова, будто с намеком на жалобу девы.
— Хватит! Ничего не сделаешь, раз плодоносные девы не почкуются сотнями. Мы должны привить ответственность, а не позволять им тренироваться ради прихоти. Пока ты бездействуешь, Арагонда, и позволяешь слуге баловаться, авторитет трона, самой власти, падает.
Никто не заметил, что повелитель в бешенстве, либо в негодовании. Только то, как Иридий теряет самообладание при слове о деве, а владыку это забавляет. Повелитель раскинулся на спинке, слегка посмеиваясь. Тогда наследник прекратил вскрикивать. Сильней всего Иридий не хотел потешать властителя. Когда сын примолк, Арагонда понял, что может говорить.
— Я правлю не мало, но столько нытья о девах слышал. Все хнычут, что девы не хотят исполнить долг. Но всё те, кто ноет, никогда не думают, что дев нужно добиваться и удерживать, — изрек Арагонда, всё забавляясь. И Иридий ничего не мог сказать против истины. — Да, я позволил деве тренироваться. Думаю, когда она всё обдумает, испробует, то в своё время станет плодоносной самкой. Против воли мы не можем заставить деву рожать. Мы же не варвары?
На изречение Иридий молчал.
— Да, всегда было долгом, когда девы приносят плоды. Но прости, я не бегаю за нормами. Все правила, долг — это капризы общества. А я давно разглядел эти приблуды: хочешь быть счастливым — работай, одевайся лучше, стань красивее и сильнее, измени близких. Всё привязано к объектам, либо к другим. Но со временем все нити рвутся. Ты замечаешь, что от бега устает сердце. Начинаешь задыхаться. Потому что амбиции видят лишь цель, бегут к ней, изматывают. И как только ты достигнешь цели, взамен получишь другую, а когда те закончатся — пустоту. Потому счастливчики сначала легко пробегутся, чтобы небольшими нагрузками подправить здоровье, а потом обращаются к страстям. Несчастные никогда не меняют мировоззрение. Их фундамент — бесконечная стабильность.
Вдруг слова задели Ютия. Отчего-то он подумал о Вансиане. Он давно уже думает, как пробудить старика, которого утомили долгие годы. Неужели борьба больше не дает ему жажду жить?
— Зачем же ты тогда бежишь в свой космос и никак не уймешься? — парировал сын. В какую-то секунду его захватила мысль, нервозно потрепала. — Зачем тратишь силы на иллюзию счастья?
— Я же говорю: бег не всегда вреден, поэтому цели помогают поддержать форму души. На самом деле нам нужны страсти. Они дают энергию, которая нужна бегуну. Эх, мои слова опять вывели тебя из колеи? Вот ты валишься без сил, а через минуту слышишь вой хищника, и по телу вскармливают адреналин. Хищником будут страсти жизни, а адреналином — энергия. Тут главное черпнуть немного и убежать.
Иридий нагнетал тишину. Арагонда всё ждал ответа, но потом понял, что его не будет. Сын уверился, что споры бессмысленны. В глазах Иридия отец уже сделал выбор. Никакой альтернативы.
— Хочу подчеркнуть лично для тебя, — решил добавить Арагонда. — Мою цель не диктуют другие, как необходимую, каждую. Но она осознанна, переосмыслена и желанна. Просто идя к ней, я ощущаю смысл, пусть для тебя моя жажда — прихоть.
Повелитель закончил их разговор, но Иридий не мог отступить. Жажда, страсть — слова отца его раззадоривали. Что-то есть за ними. Всё же Иридий видел нечто большее в желание отца, чем обычную прихоть. Космос и пофигистические цели Арагонды связаны, Иридий чувствовал, потому едва сдерживал бешенство. Он до конца осознал, убедился, что Арагонда хочет забрать все ресурсы и бросить их в нищете, лишь бы воплотит свои цели. Вот настоящий выбор владыки.
Когда повелитель отпустил их и остался с Ютием, Иридий отправился на поиски к архивам. Напоследок дал задание Варфоломею по личному эфиру задание. Он должен порыскать в арагонском сервере. Иридий жаждал узнать про оазис, что так завлек владыку.
И, когда Арагонда начал говорит о списке, Ютий вдруг обратился:
— Повелитель.
Мысль на секунду застыла в тиши.
— Ты чего-то хочешь? — спросил Арагонда в предвкушении. Он безумно желал слышать мысли Ютия, как будто сейчас слегка раскроет маску, приподнимет шлем.
До теракта на поезде, Арагонда чувствовал, что увядает. Ему не хватало страсти, не хватало живой воды, чтобы вновь зацвести. Кто-то забрал любимые игрушки, потом не развлекал. Но тогда появился Ютий. На поезде он был переполнен страстью, будто бы в ней и родился. Искрой в сердце — так Ютий оживил любопытство, а эйфория подкормило ощущением, будто возникла новая связь. И снова связь. Как она непостижимо гибка!
— Мне нужна комната, — посетовал Ютий уклончиво.
Ответ пробудил улыбку, но не ту надменную, а скорее добрую и снисходительную. Арагонда решил, пусть ненависть в венах усохла, зато желание ещё живо, просто претерпело метаморфозу. И сколько же боли вынес Ютий, сколько черпнул страстей, чтобы выдержать, что-то понять и изменить мировоззрение?
— Не стоит просить комнату, ты ведь мой ученик. Бери любую в замке.
— Я хочу комнату Корага, — добавил Ютий немного неуверенно. Он слегка опустил взгляд в сторону, Арагонда убедился: чем выше осознание, тем жаднее борьба на желание. Вот куда делась вся страсть.
— Комнату Корага? — произнес повелитель и припал вперед. — Просишь её из-за старика?
Ютий качнул головой и сказал:
— Вансиану нужно вспомнить, — посетовал с болью, — может старик отрезвеет и…
Как сложно стало Ютию продолжить. Арагонда уловил, как яро ученик не хочет превозмогать себя здесь.