Торговец предложил:
— Достопочтенная кошка, если ты не против, я угостил бы тебя свежей птицей, купленной мной в таверне.
Мявке досталась целая тушка размером с курицу, купленной Арманом для себя, но в итоге попавшая в ее желудок. И ведь почти съела! После этого, сытая и гордая собой, она побрела в палатку. Время было уже позднее, а завтра был очередной переход и я последовал за ней. Надо было набираться сил. Я всеобщим любимцем не являлся и надеяться на место в повозке никак не мог.
Остатки курицы Арман передал мне — Мявке на завтрак.
Уже на грани сна я услышал пьяное трехголосье вернувшихся из таверны нехристей. Я выглянул. Упившиеся Машк и Верк петь (вернее, выть) еще могли, но уже явно не понимали, где находятся и были не способны перебирать конечностями. Крылья болтались и волочились по земле. Интересно, а если оторвать одно, оно отрастет?
Не менее их упившийся Серог, тем не менее, кое-как передвигался и тащил их на себе, криком обозначая текст какой-то воинственной песни.
Я посмеялся этой дивной картине, залез под одеяло, прижал к себе Мявку и мгновенно заснул.
Глава 6
Утром Мявка принялась по привычке меня будить. Зевая, я выложил на дошечке кусочек курицы и оставшуюся часть сырого мяса, после чего отправился обратно под одеяло. Но сон уже прошел. Вот ведь незадача! До подъема еще не меньше получаса. Ох уж эти жаворонки в обличье кошки.
Мявка словно услышала меня. Перекусив, она осторожно подкралась ко мне, намереваясь поразвлечься. Увидев, что я не сплю, она обрадовалась, подскочила и потрогала лапой одеяло, предлагая откинуть его и встать.
У меня было другое мнение. За ночь посвежело. Кошке в ее шубке было очень даже ничего, а вот мне холодновато. Чтобы отлечь Мявку я принялся с ней играть, внезапно выкидывая руки из-под одеяла и трогая за шкурку.
Мявка обрадованно согласились и начала ловить руки. Если ей удавалось схватить пастью руку, она тут же принималась драть ее задними лапами, и хотя когти не выпускала, но все равно игра была на грани фола. Приходилось менять руки и прятать их поочередно под одеяло.
Разгоряченная кошка запускала лапы под одеяло и искала пропавшую добычу. В обычном состоянии лапы казались короткими, но когда она вытягивала их, они казались бесконечными.
Пользуясь занятостью кошки я незаметно вынул руки. Мявка увидела это и замерла. Я физически почувствовал, как мозговые шестеренки кошки медленно завертелись. Она соображала. Наличие двух рук и двух ног у человека не было для нее секретом. И теперь я видел, как Мявка задумчиво посмотрела на одну руку — это раз, — наверняка сказала она себе, потом перевела взгляд на вторую — это два. Значит, — сказала она себя, — под одеялом рук нет! И она радостно запрыгала по мне.
— Скоро ты станешь разумной, — сообщил я кошке.
Мявка не отрицала, радостно и громко заявила: «Мяу!», что, скорее всего, в данном аспекте означало «Ура!».
Я поднялся с постели и взял ее на руки. Кошке не понравилось подобная фривольность и она принялась выкручиваться. Не хочешь — не надо, иди гуляй. Я опустил ее на земле. Мявка важно пошла вдоль обоза. Ишь ты, актриса!
Около лагерного очага я просмотрел учебный видеокурс на тему: «Некоторые аспекты глубокого бодуна нелюдей на примере феев и орков».
Нелюди всем своим видом внушали жалость. Я ошибался, когда раньше считал орков зелеными. Вот теперь Серог был ЗЕЛЕНЫМ. Особенно впечатляло лицо, цвет которого был каким-то ультразеленым с синеватой желтизной. Серог сидел на земле, тяжело дышал, поминутно икал, и упорно не хотел есть. Это надо было видеть. В обычное время орка нельзя оторвать от еды ни под каким предлогом, любая попытка оторвать от процесса окончилась бы жуткой дракой. Поэтому подобное явление продовольственного целибата стоило занести в анналы.
Феи скукожились и превратились в мумии фей. Их крылья опустились и бессильно волочились, от них разило жутким перегаром, а рост сократился еще более. Теперь это был метр, но без кепки.
— Вот, — нравоучительно сказал я Мявке. — Будешь пить, тоже превратишься в таких тварей некромантов.
Мявка принюхалась к похмельным существам, сморщила мордашку, и рявкнула, протестуя против такого варианта ее будущей жизни.
Жалостливый Тивон сходил с кожаным бурдюком к ручью за водой. Страдальцы жадно прильнули к нему, судорожно глотая воду, как путешественники после прохода Каракумов.
Но организмы, переполненные накануне пенной жидкостью, отказывались от новой порции. Орка и феев вырвало. Мявку, несмотря на идущее запахи, заинтересовал обратно-вращательный процесс воды в природе и она мяукнула, поинтересовавшись у Серога в причинах этого явления.
Орку было все равно. Он посмотрел на кошку мутными глазами, явно не узнавая ее. Затем страдальца снова скрутил рвотный позыв. Мявка отскочила и посмотрела на меня, ожидая, что хотя бы я по старой дружбе объясню ей происходящее.
Я с трудом взял ее на руки. Однако, килограмм пять будет. Сильно же она вымахала за ночь! Почесал ей за ухом. Мявка заурчала, внимательно посмотрела мне в глаза. Теперь, когда она вымахала до размеров собаки, было видно, что в зеленых глазах как бы медленно всплывают золотистые горизонтальные полоски.
— Дяденьки болеют, — пояснил я, — дяденьки отравились. Есть такой яд, Мявка, пиво называется. Его специально пьют, чтобы потом отравиться.
Мявка удивленно мяукнула. Концепция пьянства была за пределами ее понимания и она начала тереться об меня, энергично подталкивать лапами в грудь, стимулируя для дальнейшего рассказа. Но у меня не было никакого желания объяснять сложные для кошки понятия. Подрастет — поймет. Нет — и это хорошо.
Я опустил кошку на землю. Она встретила перемещение недовольным воплем, но быстро успокоилась. Ей было необходимо разобраться в странном состоянии орка и феев, а я мог подождать.
Но тут Арман подал сигнал о выходе. Страдания нелюдей его особенно не беспокоили, насильно в рот накануне никто не наливал, твари взрослые, сами должны разбираться, сколько им пить, чтобы утром выйти в дальнейший путь.
Веселый Одон, который уже настроился на тяжелый путь до Тиссета, а вчера был сказочным образом помилован, весело подгонял арпанов. Попадало и охранникам. Похмельные не жаловались и ничего не просили. Ждать милостей от природы, а заодно и от купца не было никакого смысла. Никто не помилует. Оставалось только сжать зубы и терпеть, что они и сделали, вцепившись в края повозок и кое-как перебирая ногами.
Мявка бежала рядом то с орком, то с феями, принюхиваясь и с любопытным азартом на них поглядывая. Она бы давно стала приставать к ним, требуя рассказать о случившемся, но интуитивно понимала, как им тяжело и чем может обойтись принцип «хочу все знать» для ее мягкого места.
К обеду наши алкоголики начали приходить в себя, а на стоянке даже слегка перекусили. Но окончательно они пришли в себя только к обеду следующего дня. Надо же так перебрать!
Так и передвигались. День наслаивался на днем в монотонной ходьбе. Несмотря на физическую выучку прежнего хозяина тела, я все-таки сбил ноги, хотя и не сильно. Но в этом главная заслуга была не моя, а Одона, который вечерами смазывал ноги сильно пахнущей мазью, приводящей к чудодейственному результату — по утрам ноги почти заживали. А к вечеру все повторялось снова. Телеги были загружены и места на них не было, поэтому приходилось терпеть. Мявке запах мази не нравился, она капризничала и вечером подходила ко мне только когда я ложился спать. Тогда она, как осторожная любовница, боящаяся потерять репутацию, прокрадывалась ко мне и ныряла под одеяло, окутывая меня своей природной магией.
Я чувствовал, что ее лечение срабатывает и, как мог заботился о ней. К утру я был полон энергии и совсем не чувствовал прошедшие сотни даций. Хотя даже такой неутомимый ходок, как Арман, потихоньку сдавал.
Впрочем, Мявка, излечившая Одона, стала популярной во всем отряде. Серог, друживший с гномом, после того, как окреп с похмелья, чуть ли не молился на нее. Он подкармливал ее, сторожил от всяких неприятностей и даже играл.
Поначалу я отнесся к такой радикальной смене внешней политики орка настороженно, но Серог поклялся Ыртом, объяснив мне, что кошка излечившая друга, все равно, что его излечила. А он всегда отвечал добром на добро.
Я еще пару дней последил за странным зеленокожим и перестал обращать внимание на орка.
На четвертый день появились признаки приближающейся столицы. Города стали многочисленными, а деревни — зажиточными, с частыми дворцами дворян. Брусчатка дороги сменилась гранитными плитами. Появились столбы, измеряющие дации пути.
Идти стало проще. Зато появились трудности в общении с встречающимися пешими и конными встречными. Каждый второй из них был дворянином. В общении с Арманом я узнал, что знатность в этом мире тождественна магической силе. Чем знатнее был дворянин, тем более сильнее он был магом. И наоборот, чем сильнее был маг, тем знатнее оказывался его род. Король одновременно являлся командором магического ордена. По словам Армана, его могущество было почти безграничным. Сильнее был только его ребенок — наследственная принцесса Элоиза. Рожденная от двух сильных магов — короля Динмара ХХ и королевы Нианы — она обладала сильным магическим потенциалом и большим запасом маны.
Иногда среди простолюдинов рождался человек с магическими способностями. Его дар берегли и развивали. И когда вырастал маг, он становился дворянином. Таким образом дворянство не вырождалось и не превращалось в большую семью. Правда, магические способности у выходцев из простонародья были слабенькие, но им это прощалось.
Арман был купцом не совсем бедным, но простолюдином, без всякого проявления дара волшебника. И единственно, что ему оставалось — униженно и подобострастно кланяться любому дворянину, спесиво проезжающему мимо и бегом выполнять любое желание. Иначе раздраженный маг небрежным жестом убить нечестивца.
Проезжали, к сожалению, не все. Пожилой дворянин на белом единороге, внимательно рассматривающий проезжающих, увидев обоз Армана, поманил хозяина.
— Мне нужны две телеги с лошадьми, — без всяких обиняков сообщил он.
Арман побледнел от унижения и настоящего грабежа, но молча поклонился. А что ему оставалось делать?
Я пожалел его.
— У нас нет лишних лошадей, да и телеги все заняты, — ответил я ему.
Старик побагровел:
— Мальчишка, сейчас ты мне ответишь за все!
Он поднял руку в универсальном жесте активизации заклятья.
— Мяу, — сказал не я. Мявка проснулась и, сидя на телеге, с интересом смотрела на спектакль. Затем негромко предупреждающе зарычала, намекая на появление новых актеров.
Дворянин внезапно успокоился.
— Скажите, — совсем другим, весьма любезным тоном, — эта кошка — ваш знак волшебства?
— Мой.
— Мяу, — подтвердила Мявка.
Старик явно оказался в затруднении.
— Вы не назовете свои имя, сударь?
— Виктор Дементьев, — сказал я.
Лоб старика разгладился.
— Род Дэментов вам родственниками не приходится?