— Да. Только есть нюанс — заклинание читается быстро, а перезаряжается долго. Если толку не будет, то второго залпа сразу не жди.
— У Гендальфа, блин, все было проще. Ладно, рискнем. Пусть начинает.
— И еще момент…
— Какой?! — Родин едва сдерживался, чтобы не заорать.
— Дальность действия ограничена. И надо лично видеть цель. И чтение займет секунд сорок. Так что придется выйти из укрытия. Прикроете?
— Господи… Давайте уже, а то козлы перестали чесаться. Тихий, прием.
— Слышу.
— Следи за стрелками. Хоть кто нацелится на колдунью — гаси без команды.
— Есть.
Вышедшую на дорогу парочку вряд ли бы заметили, если бы не распевный речитатив и пассы руками, которым бы позавидовал дирижер-невротик. Впрочем, и это песнопение, скорее всего, не услышали бы, однако после предшествующей атаки свора вела себя тише, настороженней и поглядывала по сторонам. И Лала успела бы без помех произнести нужные слова — мало ли сумасшедших теток бегает по городу, если бы не торчащий рядом пулеметчик. Батыр счел делом чести сопроводить леди, и это вышло боком.
— Шухер! — крикнули из толпы, и тремя подъездами левее грохнул выстрел.
Пуля из крупнокалиберной винтовки пробила грудь мужику с «сайгой», после чего под мэрией началась сущая вакханалия. Упыри не понимали, откуда ведут огонь, зато прекрасно видели парня в военной форме и с «кедром» в руках — на него-то и обрушили весь свой гнев. Не помогли ни очереди из «печенега», ни методичный снайперский огонь, ни прицельный отстрел из «вала» — десятка два разбежались, но врагов оставалось слишком много, и в толпе они чувствовали себя неуязвимыми.
Батыр заслонил Лалу и сосредоточенно гасил бегущую навстречу шантрапу с ножами и стальными прутьями. Казалось, великан вовсе не замечал растекающихся по плечам и бедру темных пятен, а от попаданий в бронежилет слегка пошатывался, как от неумелых ударов кулаком. Забыв обо всем, Родин навелся на узкий сектор между соратником и основной массой людей и косил всех, кто вбегал в эту зону. Пятнадцать тел осталось на искореженной плитке, но это — капля в море.
И прежде чем орущий прибой накрыл товарища, с небес рухнул объятый пламенем шар. Несмотря на малые размеры, взрыв был как от ящика тротиловых шашек — волна огня разошлась в радиусе полусотни метров, опаляя все на своем пути. Следом пошла волна ударная, сбивая с ног и ломая кости, а когда дым рассеялся, на краю площади остался кратер, куда без труда уместился бы «камаз». Ни Батыра, ни волшебницы старлей не разглядел, хотя стояли они совсем рядом с ямой…
Стоны раненых заглушил отчаянный крик:
— Ракета!!
После чего большинство ломанулось кто куда, побросав оружие и прикрывая головы руками. Но около дюжины прорвались в здание — и все с огнестрелом. И всех их предстояло ликвидировать, несмотря на потери — возможные и понесенные.
Глава 17. Три «П»
Машу не стали заточать в комнате и в передвижениях особо не ограничивали, лишь запретили выходить наружу. Да она бы и не сумела — слабеющий барьер надежно запирал ворота от ребенка, как и некоторые другие двери. Например, комнату за лестницей на второй этаж, из которой доносился гул, как из трансформаторной будки, а в щелях мерцал холодный синий свет.
Слева и справа от холла находились спуски в подвал — один вел в разгромленную библиотеку, второй — в темницу, как объяснила одна из магистров. При этом не сказала, что бродить там нельзя, да если бы и разрешила, девочка все равно не пошла бы. Там, в холодной сырой темноте, хранилось тело Кири — лисичку отнесли вниз и с помощью магии залили льдом. Маша не видела этого, но краем уха подслушала распоряжение ректора. Зачем эти меры понятно — когда мама врач, узнаешь и не такое. К сожалению, сохранность тела нужна исключительно для похорон, ведь даже самое могущественное колдовство не воскресит подругу — разве что поднимет в виде безмозглой зомби-марионетки.
От мыслей о Кири постоянно щипало и без того уставшие глаза. Несправедливо, что в волшебном мире те же проблемы, что и в нашем, обычном и скучном — люди (вернее, эльфы и другие народы) так же ходят в школу, работают, воюют, страдают и погибают. Причем не обязательно в извечных битвах добра со злом. С другой стороны, если вспомнить старые сказки — там тоже мало приятных вещей. То Змей Горыныч нападет, то ведьма в печь засунет, то выпьешь из копытца и превратишься в козла. Да и сама Академия — ни разу не Хогвартс. Комнаты маленькие, коридоры узкие, и еда не берется из воздуха.
Живот предательски заурчал. Маша вздохнула и потопала в библиотеку — помочь с уборкой и заодно отвлечься от голода, но магистры как назло отправили ее на кухню. То ли думали, что аборигенка (до чего уничижительное слово!) украдет какой-нибудь свиток или узнает страшный секрет, то ли толсто намекали, что место магла — вместе с остальной не умеющей колдовать прислугой.
Делать на кухне нечего — разве что кашу из топора варить, причем в рецепте будет только топор. Служанки относились к заложнице с подозрением, называли не иначе как, девочка, из-за которой погибла Кири, и перешептывались так тихо, что ничье ухо, кроме эльфийского, не разобрало бы ни слова. Пока Маша сидела на стуле и била баклуши, с охоты вернулись две колдуньи — женщины в самом деле думали, что в окрестных лугах можно набить дичи. В умении обращаться с самодельными луками никто не сомневался (эльфийки, все-таки), но вот в зайцев и уток на пустырях, куда и бродячие собаки не заходят, верилось с трудом. Собственно, пустые сумки — тому подтверждение.
— Вы бы лучше в магазин сходили, — посоветовала девочка. — Они на каждом углу.
— Какая славная подсказка! — наигранно восхитилась одна — с бледным лицом и черными как смоль волосами. — А знаешь, что еще на каждом углу? Шайки разбойников. Дичь еще та, но мы не знаем, как усваивается мясо аборигенов. Может, сначала тебя попробуем?
— Оставь ее, Кроу, — ответила вторая, пониже, попышнее и подобрее, с роскошными рыжими локонами. — Еще обмочится со страху.
— Ничего подобного, — с гордостью заявила девочка. — Я в заблуднике не обмочилась, а уж ваших страшилок и подавно не испугаюсь.
— Лучше бы ты там и осталась… — прошипела брюнетка.
— Кроу! — напарница взяла ее за предплечье. — Хватит.
— Если бы не ты — Кири была бы с нами.
— Верно, — к удивлению всех свидетелей, Маша встала и смело уставилась в глаза колдунье — такие же черные, как и волосы, а этого, между прочим, избегала даже ректор. — Если есть способ обменять мою жизнь на ее — меняйте.
— Молчи, малявка. И не кличь смерть, а то откликнется.
— Много вы пугаете для человека, который боится сходить в ближайший магазин.
Кроулан покраснела, что приключалось с ней крайне редко и не сулило ничего хорошего причине этой краски. Во-первых, маленькая плебейка назвала ее трусихой, во-вторых — человеком, и так сразу не скажешь, что оскорбительнее. В помещении воцарилась гробовая тишина — сказать подобное одной из самых опасных ведьм Эльфинора, все равно что назвать кровавого тирана дураком при всем дворе. Подобные выходки не прощаются, вопрос лишь в наказании, а Кроулан слыла не только могущественной некроманткой, но и очень хитрой интриганкой.
Она бы могла ударить наглячку или наслать нестерпимую чесотку, но тогда показалась бы окружающим садисткой, срывающейся на детях. Лицо вновь вернуло привычный бледный оттенок, а темные губы расплылись в ехидной улыбке, и старые враги волшебницы не дадут соврать — когда она так улыбается, значит, придумала кару куда более жуткую, чем физическая боль.
— А ты у нас, выходит, храбрая?
— Уж какая есть, — Маша насупилась, чуя неладное тем слабым крохотным росточком, что десять лет спустя превратится в женскую интуицию.
— И темноты, полагаю, не боишься?
— Не боюсь.
— Тогда принеси мне одну вещицу из подвала. В самой дальней камере, напротив той, где сидели солдаты. Выглядит как фонарь с прозрачным кристаллом.
— А зачем он вам? Фонарей, что ли, мало?
— А ты что, — Кроулан наклонилась, упершись ладонями в колени, и скорчила самую насмешливую и презрительную гримасу, — струсила?
План прост до безобразия и столь же эффективен — опозорить соплячку у всех на глазах, а самой сверкнуть непоколебимой волей и твердостью характера, которые не пошатнет какой-то там человечий детеныш. И засранку проучит, и покажет другим, что лучше магистру темных искусств дорогу не переходить.
— Ничего подобного! — Маша понимала, что ее берут на слабо, но отступать было поздно и, собственно, некуда.
— Тогда вперед. Сделай хоть что-нибудь полезнее советов. Советовать, знаешь ли, все умеют.
Маше дали светящийся (люминесцирующий — подсказал напряженный разум) кристаллик размером не больше наперстка, излучения которого едва хватало, чтобы доставать до пола — и то в опущенной руке. Девочка не соврала, когда сказала, что не боится темноты — больше всего ее пугала встреча с Кири. Не боялась она и проделок Кроулан, вместе с подружкой оставшейся у лестницы — якобы для подстраховки. Ведьма недавно жаловалась на упадок сил, да и кого бы она подняла из мертвых? Не погибшую же студентку — это уже ни в какие ворота. К тому же, тело бедняги защищал слой льда.
Девочка без проблем добралась до огромных окованных ворот, которые, к удивлению, открылись от легкого прикосновения. Интересно, а одним мизинчиком получится открыть? Маша толкнула створку пальцем — та не поддалась. Ну да, глупо ждать такой точности даже от колдовского механизма или из чего там сделали петли. Но и полноценный толчок рукой и напор всем телом не возымел никакого результата — ворота закрылись наглухо, и явно не без посторонней помощи.
— Спешишь наружу? — раздался надменный голос. — Уже нашла, что должна?
Вот же… нехорошая тетя. Придется идти — да Маша и не собиралась увиливать от спора, так только трусы делают, а она — не трус. Ну, почти… Стараясь не смотреть по сторонам (гроб наверняка в одной из боковых камер), девочка зашагала прямо по коридору. Заблудиться в темнице невозможно — иди себе по плиткам, пока не упрешься в стену. Главное — не крутить головой и не отвлекаться на посторонние шумы, а их в подземелье было предостаточно. Невнятные шорохи из темноты, шелест крохотных лапок, скрипы, кашель… Откуда им тут взяться, если весь зверинец разбежался и буянит в городе? Не вернулись же беглецы в заточение по собственной воле? Нет, конечно, просто чертова ведьма пугает ее! Уж на эту ерунду магии хватит. Зато потом вдоволь насытится тщеславием, наблюдая, как перепуганный заплаканный ребенок ломится в ворота и просит прощения, лишь бы выпустили из страшного подвала.
Нет уж, фигушки этой мымре. Не получит она ни капли раскаяния — сама умоется, когда Маша с честью выполнит задание.
— Эй! — раздалось совсем рядом.
Девочка чуть не подпрыгнула, вырванная из глубины нелегких дум, и машинально вскинула руку. Кристаллик выхватил из мрака жуткую сморщенную рожу с коричневой и морщинистой, как кора, кожей в обрамлении всклокоченной мшистой бороды.
— Куда путь держишь? — голос твари напоминал скрип подпиленного дуба на ветру.
— А ты кто? — Маша отпрянула, но быстро пришла в себя — выпрямилась и вскинула подбородок. Жуткое существо — лишь насланный ведьмой морок, а сама она видит его глазами и говорит его ртом. Поэтому ни толики страха, пусть мымра мучается от собственной беспомощности. Ха! Великая и опасная колдунья — даже малыша испугать не сумела!
— Леший, — спокойно ответило чудовище.
— Да? — девочка уперла свободный кулак в бок. — А почему тогда не в лесу?
— Дык это, елы-палы, там чародеи с железными посохами бродят! Раньше все чин-чинарем было, а потом как начали шастать! Я и так прятался, и сяк — а видят, хоть сквозь землю провались! Наверное, в масках дело — нацепили на хари какие-то забрала со стеклышками, ведьмари проклятые. Только заметят — гром, бах, тарарах, все летит, свистит, ужас! Лучше здесь сидеть, опыты терпеть и магией с девчатами делиться. Ну его, этот лес. И вот еще что — не я один так посчитал, не я один вернулся. Ворочайся и ты, кроха, к своим — да все передай, пусть порядок наводят. Тошно на чужой земле, на родину, пусть и в неволю, как силками тянет.
— Ага, обязательно. Только вот вещицу одну найду.
— Хм… Ты, главное, в дальние камеры не ходи. Где темней всего — там и злей всего.
— Конечно-конечно. Спасибо за науку, дедушка.