— Ну, кому нравится рассказывать о своих прошлых глупостях и ошибках, Вов? — мне стало, отчего-то, очень неуютно. Не люблю вспоминать о том, что когда-то случилось. А говорить об этом — тем более.
— Хорошо. Я тебя понял. Давай, тогда прекратим уже эти разговоры, и пойдем погуляем просто?
— Там такой холод, что даже нос высовывать наружу не хочется. Вот правда, никакого желания гулять…
— Тогда, что ты предлагаешь?
— Хочешь, пойдем ко мне в гости? Сейчас время не очень позднее, посторонних еще пускают.
— О, конечно! С радостью! Мне очень интересно, как ты живешь! — Вова на секунду задумался. — А мы Ане-то не помешаем? Вы ведь с ней вдвоем в комнате, или еще кто-то есть?
Я помрачнела. Еще ведь предстояло как-то встретиться с Малининой. И вряд ли она будет так же благожелательна, как Вовка.
— Она еще не приехала из дома. Скорее всего, ночным поездом вернется. Она приезд на учебу всегда по максимуму оттягивает. Ну, а если приедет раньше, то я тебя домой отправлю.
— Договорились. Тогда поднимайся, и побежали!
Строгая вахтерша тетя Валя глянула на нас с любопытством, улыбнулась под нос, но ничего не сказала. Вовка послушно отдал ей свой студенческий, поставил подпись в журнале, был очень вежлив и спокоен. Хотя, по-моему, у него все внутри кипело от желания что-нибудь этакое высказать, за то, что женщина так долго его динамила, не подпуская ко мне. Но, стоит отдать ему должное, сдержался. Иначе, быть бы ему снова выставленным за дверь.
Зацепин озирался по сторонам всю дорогу до моей комнаты. Иногда хмурился, иногда морщился…
— Боже, Надь, вы тут вдвоем живете? — не выдержал, только когда переступил порог нашей скромной обители.
— Ну, да. А что такого? — Я лихорадочно оглядывала помещение, проверяя, не валяется ли где-нибудь что-то неприличное, например, забытое нижнее белье, или еще что-нибудь, в том же духе, совсем не предназначенное для глаз мужских. И Вовкин вопрос застал меня врасплох немного.
— У меня спальня втрое больше, кажется… И то, мне тесно. А если бы пришлось делить ее с сестрой, то вообще, наверное, повесился бы… — Он так и стоял у порога, не решаясь пройти дальше.
— Ну, знаешь ли, не всем так повезло. — Как-то даже обидно стало за наше уютное гнездышко, которое мы с Анькой все четыре года постоянно держали в чистоте и красоте, стараясь не только поддерживать порядок, но и сделать похожим на дом. — Зато мы платим за него копейки. Не то, что за съемные квартиры. Мы их не потянули бы… Да ты разувайся и проходи, не стой. Давай куртку, повешу.
Зацепин разделся и очень осторожно прошел. Так, словно ступал по минному полю. Рассматривал постеры на стене — заслугу Малининой. Потом полку с книгами, письменный стол, что время от времени превращался в обеденный, а порой — в туалетный, и даже в гладильную доску. Лишь потом он перевел взгляд на кровати, смущенно отвернулся, снова забегал глазами по обстановке.
— Присаживайся. — Подвинула ему единственный стул, на котором мы с Анькой почти никогда не сидели, предпочитая заниматься учебой на кроватях.
Забавно было смотреть на смущенного Вовку, который не знал, куда лучше деть свои ноги и руки, и вообще, выглядел очень инородно, и точно так же себя ощущал. Это невозможно было не заметить.
— А хочешь, можешь на мою кровать сесть. На ней удобнее будет. Я этот стул терпеть не могу. А выкинуть нельзя — мы его приняли по описи, и должны будем так же сдать.
— Да нет, я так, нормально все…
Странно было вот так принимать его у себя в гостях. Мальчишки из общаги, порой, к нам заглядывали, девчонки еще чаще забегали. Но это были свои люди, и меня никогда не волновало, что они подумают: сами в таких же комнатушках проживали, да еще и по трое-четверо, это нам с Малининой повезло оказаться вдвоем. А Зацепин был посторонним в этом месте, и его мнение для меня что-то значило, оказывается. Очень хотелось произвести хорошее впечатление.
— Ты побудь здесь немного без меня, а я за водой схожу, поставлю чайник. — И не важно, что мы только что из кафе, где вдоволь напились кофе. За кружкой чая гораздо проще сгладить любую неловкость.
— Черт. Надо же было что-нибудь купить сладкого…
— Не надо. У нас тут есть запасы.
Вообще-то, чайник был предметом запрещенным, как и любые другие нагревательные приборы. Приходилось его вечно прятать, и каждый раз — в новых местах. Вовка, наверное, очень удивился, когда я достала его из обувной коробки, спрятанной под кроватью. Но ничего на это не сказал.
Дорога за водой растянулась на вечность, кажется, и, в то же время, была невозможно короткой. Я пыталась подобрать правильные слова для разговора, сформулировать вопросы, так, чтобы звучали как надо… Чтобы не обвинять его во всех смертных грехах, сразу, с порога, но и не выглядеть без боя сдавшейся. Конечно же, все умные фразы, что крутились в голове последнюю неделю, начисто выветрились из головы.
«Импровизация — наше все!» Так я решила, снова открывая дверь комнаты.
Видимо, Вовка тоже так решил.
Иначе, с чего вдруг я неожиданно оказалась в его объятиях? Ведь Зацепин никак не должен был снова оказаться у двери?
— Надька, я так соскучился! — все, что сказал, прежде чем начал целоваться.
Я тоже соскучилась. Поэтому ничего не ответила. Некогда было говорить.
Хорошо, что хватило ума закрыть дверь на замок, чтобы никто нечаянно не ввалился. Ни к чему посторонним смотреть на то, что здесь происходило.
Жаль, что я не додумалась снова надеть тот комплект белья, что когда-то уже восхитил Зацепина. Как-то не планировала такое жаркое окончание встречи. А Вовка, видимо, планировал. Он практически от меня не отрывался: легкие поцелуи в губы, глаза, щеки, волосы, становились все глубже и жарче, руки пробрались под одежду и гуляли по моей коже, заставляя гнуться и льнуть, привставать на цыпочки, получая новую порцию ласки. Свитер оказался очень тесным и неудобным, поэтому был стянут с меня, с трудом и легким нетерпеливым шипением сквозь зубы, но, всё же, стянут. Я лишь тряхнула головой, чтобы откинуть волосы от лица и, хотя бы немного, осмотреться, как была подхвачена под задницу и прижата к стенке.
— Вов, ты что творишь? Здесь же стены тонкие! Почти прозрачные! — Успела опомниться, решила немного притормозить. Никогда еще в стенах нашей комнаты никто так откровенно не грешил. Во всяком случае, за себя я могла поручиться. За Малинину тоже: к ней парни в гости не приходили.
— А мы тихонечко. Мы постараемся, правда же? — Вот и все. Притормозила, называется. Зацепину, похоже, было до форточки, что сейчас он оскверняет почти монашескую обитель.
Мне тоже очень быстро стало наплевать. Старалась только сдерживаться, и лишь глубоко вздыхала, прикрыв глаза, когда Зацепин находил очередное чувствительное место на шее, на плечах, на ребрах, которые он то целовал, то поглаживал, то покусывал. Потом на колени встал, позволив зарыться пальцами в волосы. Оказывается, так гораздо проще стянуть с меня джинсы было: сначала расстегнуть, а потом по сантиметру спускать, нежно лаская губами каждый новый сантиметр открывающейся кожи. Я поблагодарила небеса за то, что не додумалась надеть вниз теплые колготки… Вот бы сейчас была романтика…
Колготок, к счастью, на мне не оказалось, как и моих мозгов. Они расплавились к моменту, когда Зацепин помог мне вытащить ноги из штанин. Как дальше раздевались, уже плохо помню. Так хотелось быстрее прижаться кожей к коже, что я вполне могла поскидывать все сама.
— Так, какая из кроватей — твоя? — последняя внятная фраза, что была произнесена Вовкой.
— Справа. — Последнее вменяемое слово, что сказала я.
Дальше было очень жарко, очень тесно, порой — не совсем удобно, мы задевали то стенку, то изголовье кровати, то путались в одеяле, которое, в конце концов, на пол сбросили… Жадные, нетерпеливые движения рук, которые сталкивались, пытаясь обнять теснее… Его шея, дрожащая от напряжения, моя шея, в каком-то невероятном изгибе от удовольствия… Его плечи, ставшие для меня границами мира на время, мои плечи, искусанные и зацелованные… Его грудь, такая твердая и гладкая, что хотелось царапать ногтями, чтобы за нее зацепиться, моя грудь, бесстыдно подставленная его губам… Бесконечное ожидание момента, когда мы станем уже максимально близкими, бесконечное наслаждение тем, как эта близость меня наполняет… Короткий взрыв. Невесомость. Падение. Темнота… Такая сладкая и пьянящая, что не хочется ни дышать, ни говорить, ни шевелиться. Где-то очень близко к счастью.
— Смотрю, вы уже помирились… Только я одна осталась среди виноватых и всеми отвергнутых, да?
Черт! Я же совсем забыла про Малинину! Она спокойно открыла дверь своим ключом…
Глава 26
— Задница у тебя зачетная, Вов… Но ты б ее, все же, припрятал как-нибудь… — Анька, само собой, даже не собиралась делать нам никаких поблажек. Наверное, понять ее можно: все-таки, расстались мы не на самой хорошей ноте…
— Ань, выйди, пожалуйста, или, хотя бы отвернись. Или будешь любоваться моим крупом бесконечно… — Зацепин, стоит отдать ему должное, быстро пришел в себя и нашел, что ответить. Я лишь успела подумать, что повезло нам очень: соседка ведь могла зайти не сейчас, а чуть раньше, когда мы были еще в самом разгаре процесса. Было б весело выслушивать ее колкие комментарии.
— Как скажете, как скажете… А я-то уж, понадеялась, что вы мне все свои прелести начнете демонстрировать. — Дверь хлопнула, да так, что зазвенела посуда на прибитой к стене полке, потом в комнате стало тихо.
— Нормально мы с тобой влипли, Надюх! — Вовка, похоже, от души веселился. И, что важно, как-то совсем не торопился с меня сползать и одеваться.
— Ничего нормального в этом не вижу! А если бы это была не Малинина? Или, например, она бы зашла не одна? Думаешь, тоже был бы повод радоваться? — В отличие от Зацепина, я начала злиться. Почти спихнула его с кровати. — Одевайся, давай, быстрее!
— Неужели, ты думаешь, что Анька снова завалится без приглашения? Не настолько же она бесцеремонна…
— А ты считаешь, что мариновать ее в коридоре — это правильно и прилично? — я лихорадочно собирала разбросанную одежду, второпях на себя натягивала.
— А я бы еще на тебя посмотрел, нравится, как ты одеваешься…
— Конечно. Ты же процесс раздевания не успеваешь разглядеть… — буркнула сердито, а Зацепин рассмеялся. Очевидно, секс пошел на пользу его настроению: он был очень весел, игрив и радостен. Я, между прочим, тоже такою была. Буквально до появления Аньки.
— Да ладно ты, Надюш! Не расстраивайся! В конце концов, мы же все тут взрослые люди! Неужели, подруга ничего не поймет? — он уже успел натянуть на себя джинсы и рубашку, даже постель кое-как заправил, и теперь подошел ко мне, пытаясь обнять.
— Подруга и так все поняла, и этого мне достаточно! — Вырвалась из объятий. — Вов, тебе, может быть, и безразлично все, что произошло, а я так не умею! Мне совсем не нравится, когда моя личная жизнь становится публичной.
— Ладно. Я понял. Извини.
— За что извинить-то?
— Ну, вряд ли, ты планировала, что мы здесь будем не только чай пить. А я тебя соблазнил…
— Извиняю. Не очень-то я и сопротивлялась, если быть справедливыми.
— Ну, что, мир?
— Мир. Это и не ссора вовсе была. Так. Расстройство…