— Игнатьева, нам через неделю выступать с отчетом по практике… — я даже вздрогнула от неожиданности. Два часа тишины, прерываемой лишь мерным стуком клавиш да щелканьем мышки, состояние, близкое к медитации… и среди этого покоя — громкий голос Хмеля!
— Я в курсе.
— Когда планируешь готовиться?
— А тебя это каким боком касается? — не хотелось ему отвечать, вообще ни слова произносить не готова была. Но… все равно, не отстал бы.
— Нам нужно вместе проводить защиту. Чтобы два раза об одном и том же не рассказывать.
— Тебе нужно, а мне — нет. Могу выступить после тебя. Могу перед твоим выступлением. — Я уже практически написала весь текст, все графики и диаграммы подготовила. И никак не рассчитывала на участие Хмеля.
— Я вчера разговаривал с Артемовым. Это его требование. — Артемов был тот самый принципиальный препод, когда-то поставивший нас в пару с Хмелем. Спорить с ним, о чем-то договариваться — бесполезно. Он считался одним из самых крутых специалистов университета, но при этом — самым требовательным. Писать у него что-нибудь — самое страшное наказание. Жаль, я об этом узнала слишком поздно…
— А разве у нас вчера была назначена встреча с ним? — Я судорожно рылась в памяти, пытаясь понять, как так оплошала, пропустив одно из последних занятий перед защитой.
— Нет. Я сам вчера в деканат заходил, нечаянно наткнулся. И узнал, что теперь у него новая фишка: защиту принимает только в виде совместных выступлений. Похоже, он готовил сюрприз нам на завтра, но решил, что и теперь можно порадовать…
Я долго молчала, обдумывая, что с этим делать. О чем-то общаться с Хмелевским не хотелось. До одури, до тошноты. Однако, придумать какой-то выход не получалось. Все шло к тому, что придется полностью переделывать текст доклада, менять графики, снова подстраиваться под Хмеля…
— Алле, Игнатьева! Ты там уснула, что ли?
— Осточертело! Задолбало меня это все! Неужели не понимаешь, как ты меня достал? Почему я должна радостно с тобой разговаривать?! — Взорвалась. Накопленное за долгие дни напряжение вылилось во что-то, похожее на истерику. — Когда ты меня в покое-то оставишь, Хмель? Не наигрался еще, мало?
— Заметь, я тебя не трогал все это время. Но Артемов, к сожалению, вынудил…
— Да пошел ты в задницу, вместе со своим Артемовым! Можете вместе с ним и выступать, а мне уже все это надоело!
Я бездумно позакрывала все файлы, еле успевая сохраниться, вырубила комп одним щелчком кнопки на системном блоке. Ну, и что, что так делать нельзя. Со мной тоже много чего нельзя делать, но это никого не останавливает, между прочим!
Схватила телефон, сумочку и почесала к выходу.
— Игнатьева, ты куда? Ошалела, что ли? — вслед неслись удивленные возгласы Хмеля, но мне уже было пофигу.
По вечерам работал только один лифт, остальные в целях экономии отключались. В него-то я и успела вскочить, нажать кнопку и увидеть сквозь закрывающуюся дверь злую физиономию Хмелевского.
Просторный холл, турникет, вращающаяся дверь на выходе — и упоительно свежий воздух свободы. Кажется, только сейчас я смогла вдохнуть полной грудью. До этого и не дышала вовсе.
Ни одной машины такси у входа не было. Не то, что в разгар рабочего дня, когда они здесь толпятся целыми стаями. Но это разве проблема? Вздохнула поглубже и пошагала восвояси. Привыкать мне, что ли, пешком до общаги ходить? Тем более, еще был шанс успеть на последнюю маршрутку в нашу сторону.
— Надька, да что за хрень, вообще происходит?! — прилетело мне в спину знакомым голосом. — Что за детский сад?
А потом меня схватили сзади за руки, развернули, так резко, что был велик шанс упасть. На шпильках-то — как нефиг делать!
Потрясающие ощущения: упасть в объятия тому, кого и видеть не хотелось бы! Но пришлось вцепиться в рубашку Хмеля, чтобы удержаться на ногах. Проехать по асфальту на коленях мне, отчего-то, даже сейчас не улыбалось.
А он и рад стараться: обеими руками за талию схватил, держал, будто вазу хрустальную, в глаза мне глядя. Ждал, наверное, что в благодарностях начну рассыпаться.
— Что за дрянная привычка — вечно меня одергивать и хватать? Хотел, чтобы я упала? — проверила, что стою на ногах устойчиво, начала потихоньку отлепляться от Хмеля.
— Я хотел с тобой договорить. А ты неслась, как будто шальная. А если бы под машину угодила?
— Господи… Влад… Ну, сколько можно притворяться заботливым? Ну, не верю я тебе. Не. Ве-рю! Читай по губам, если плохо слышишь. — Странное ощущение: стоять по стойке «смирно», старательно отслеживая, чтобы ни один палец не касался парня, в то время, когда он продолжает обнимать тебя. — И убери, пожалуйста, руки. Я не упаду.
— Не убежишь, если отпущу?
— Какой мне смысл от тебя бегать? Ты в ботинках, а я — на каблуках. Только ноги переломаю. — Констатировала факт, не больше.
— Что будем делать с докладом? — Руки он убрал, наконец-то.
— Что хочешь. Мне уже без разницы. Только постарайся сделать так, чтобы мы по минимуму пересекались.
— За что ты так меня ненавидишь, Игнатьева? Ведь это не я тебе изменил с подругой. И не я оставил все, как есть. Даже не пытаясь ничего исправить. Я просто открыл тебе глаза на людей, которые тебя окружают. Могла бы и спасибо сказать.
— Но ведь ты спровоцировал Зацепина? Разве не так? Зачем растрепал, что мы целовались в офисе?
— Да. Спровоцировал. — Он так спокойно и уверенно ответил, будто вопрос был о чем-то нейтральном и постороннем. Например, вставало ли утром солнце…
— Ну, молодец. Браво, Хмелевский! Разыграл все, как по нотам! Ты у нас теперь — главный Бармалей, а мы — марионетки!
— Надь, я просто убрал из твоей жизни неправильного человека!
— А тебя просили об этом, Хмель?
— Нет. Но это же я подтолкнул к тебе Зацепина когда-то. Надо было и обратно убрать…
— По-моему, ты сейчас издеваешься…
— Немножко есть… — Уголки его губ тронуло подобие улыбки. Правда, глаза серьезными оставались.
— Пошел ты к черту, Хмель! И даже не думай больше ни о чем со мной разговаривать!
Я развернулась и ушла. На этот раз меня уже никто не останавливал.
Следующим утром на мой почтовый ящик прилетел текст доклада, разбитый на «роли», с уже готовым содержанием. Чуть позже на своем столе я обнаружила распечатку отчета, уже оформленного и сшитого по всем правилам.
Пожав плечами, решила, что сопротивляться не буду. Споров и так уже было достаточно. На всякий случай, выучила текст и цифры полностью. Чтобы не облажаться, если кто-то из нас запутается. Ссоры — ссорами, а закрыть год хотелось нормально. Должно же было хоть что-то в моей жизни быть достойным.
Защита шла на удивление спокойно: ни я, ни Хмель ни разу не запнулись, в цифрах и понятиях не путались, на вопросы отвечали, вроде бы, без косяков. У меня слегка дрожал голос и коленки, как и всегда перед большой аудиторией, но это в целом не мешало.
Все, казалось бы, можно выдохнуть: комиссия довольно покивала головой, поцокала языками, даже Артемов, кажется, не собирался нас убивать.
— В завершение хотелось бы отметить важную часть проделанной работы… — чуть не подпрыгнула, снова услышав голос Хмеля.
— Ну-ка, ну-ка, что там у вас такое? — председатель комиссии, кажется, тоже удивился. Вообще-то, нам уже показали, что пора освободить место. А тут — на тебе, студенты снова вещают.
— Перед нами была поставлена задача освоить навыки сотрудничества в условиях, приближенных к реальным. Задача выполнена: практическая работа проводилась в состоянии глубокой личной неприязни и недовольства участниками друг другом. Приближение к реальным условиям было максимальным.
Члены комиссии с любопытством и удивлением начали к нам присматриваться. Народ, ожидавший своей очереди в аудитории, радостно загоготал, кто-то даже аплодировать пытался. Я мучительно кусала губы, надеясь, что издалека никто не разглядит мои алеющие щеки.
— Надежда, вы подтверждаете, что эта замечательная работа была проведена в условиях повышенного недовольства друг другом? — Артемов, сволочь. Прямо-таки, глазки заблестели от интереса. Как же можно было забыть, что он, кроме анализа, еще и менеджмент преподает? Хмелевский сделал ход конем, чтобы задобрить этого гада…
— Подтверждаю, Сергей Арнольдович. Я раньше думала, что Владислав меня раздражает. Но ошибалась немного: я его искренне ненавижу!
Пятерку по практике и искреннее восхищение Артемова я получила. Но было уже как-то фиолетово. Волновала одна проблема: нужно как-то продержаться еще год.
Часть 2. Надежда и любовь? Война и ненависть! Глава 1
— Нет, вы представляете? Я, понимаешь ли, сижу, задаю вопросы по заранее согласованному перечню… А эта дурында мне смс-ки шлет с довольными смайликами! Ей плевать, что кандидат — зеленый и вообще ни в чем не соображает. Она себе кандидата в мужья нашла! — Таисию Петровну слегка потряхивало после очередного собеседования. Женщина в летах, очень ответственная, каждую деловую встречу она переживала так, будто сама на работу мечты устраивалась.
— Ну, и как? О свидании прямо там договорились? — Любашка, самая новенькая в отделе, самая смешливая и общительная, очень любила Таисию Петровну. За то, что все ее шутливые вопросы та воспринимала чересчур серьезно.
— Нет. Представляете, она же напрямую спросила о семейном положении! Не знаю, как хватило ума только!
— И что? Женат и трое детей? Так это ж дело быстро решаемое! — к беседе подключилась Наталья. Как бы все ни старались делать вид, что заняты работой, а уши потихоньку грели.
— Нет. Разведен трижды. На четверых платит алименты. И очень хочет найти работу мечты, чтобы зарплата была неофициальная!
Теперь уже все девчонки, не сдерживаясь, расхохотались. Это, в последнее время, был просто бич в поиске кандидатов. Многие из нас, просматривая анкеты, специально запрашивали данные о прошлых браках и оставшихся в них детях: слишком часто мужчины искали хорошую работу, но такую, чтобы деньги в конвертах отдавали. А мы с такими серыми компаниями не работали в принципе.