— И понять ничего невозможно, и уснуть, между прочим, тоже нельзя. Я положила подушку на ухо, но всё равно шипит… Теперь у меня бессонница, по вашей милости.
Подруга торжественно поднялась с кровати, включила свет, а затем важно прошествовала к подоконнику, где стояла старенькая магнитола. Ксения тут же поймала волну какого-то музыкального радио, с ходу включив звук на полную громкость — и девушки чуть не оглохли от этой внезапной какофонии.
Полина сориентировалась первой — метнувшись к окну, она быстро рванула вилку из розетки, чтобы вырубить магнитолу. Но, едва наступила тишина, Ксения немедленно запела — отчаянно громко и фальшиво. Дал же бог человеку такой слух, ни единой верной ноты!
— Эй, соловей, соловей, пташечка,
Канареечка жалобно поёть.
Эй, раз! Эй, два! Горе — не беда,
Канареечка жалобно поёть!..
Полина и Катя хором закричали на Ксению, шум получился дикий. А она продолжала распевать на тот же непростительный мотив, ещё и притопывала босыми пятками и уперев руки в бока:
— Раньше нежным баритоном
В оперетке шпарил я,
А теперь солдатским тоном
Распеваю соловья.
Эй, соловей, соловей, пташечка,
Канареечка жалобно поёть…
В конце концов, снизу принялись колотить по батарее шваброй.
— Сейчас коменданта вызовут! — урезонивала подругу Полина, задыхаясь от хохота. У Кати в глазах блестели невысохшие слёзы, но и она тоже отчаянно, до икоты, смеялась.
Ксения прекратила концерт так же внезапно, как и начала. Она спокойно улеглась в свою постель, протяжно зевнула и вежливо пожелала подругам:
— Доброй ноченьки.
И через пару минут с её кровати раздалось ровное сопение.
Катя, повозившись немного и тихонечко вздыхая, вскоре тоже заснула, по-детски обняв подушку. Даже завидно: умеет же человек выкинуть из головы все тревожные и грустные мысли сразу…
У Полины вот так не получается. Каждый раз перед сном традиционное, девчачье: “А подумаю-ка я о миллионе вещей одновременно!”
На этот раз последней мыслью перед тем, как заснуть, была следующая: вот и тяготишься порой этой общагой, этой комнатой и этим обществом, и грустно бывает, и скучно, и тоскливо. А если поразмыслить… если поразмыслить, то сколько раз за эти годы сон приходил с доброй улыбкой.
Глава 4
Илона
Илона любила проснуться пораньше и, пока город спит, отправиться на набережную на пробежку. Бежать, бежать, бежать вдоль широкой сверкающей ленты реки, слушать любимую музыку в плеере и думать о своём.
Эти пробежки не прекращались даже после того, как заканчивалось лето. Наоборот, в сентябре ей бегалось даже легче и приятнее.
Больше всего на свете Илона обожала запах ранней осени. С детства его любила: этой пряной прохладной свежестью невозможно было надышаться!
Осень пахла чаем, заваренным с листьями малины и чёрной смородины, мятой, чабрецом и шиповником. Пахла она домашними “закрутками”, пахла собранным с дачи урожаем. Из самой обычной тыквы мама могла приготовить множество блюд: тающую во рту кашу, вкуснейшее варенье, сладкие пироги, или же просто тушила тыкву в казане из-под плова, обильно присыпав сахарком, чтобы пустила сок…
А ещё осень непременно пахла яблоками: шарлоткой, пастилой, яблочным соком, джемом, компотом.
И — когда-то, давным-давно — осень пахла школой, свежевыкрашенными стенами, мелом и похрустывающими страницами новых учебников…
Обычно в это время года Илоне хотелось мечтать, строить планы и фантазировать. Она любила оставаться наедине с собой, ей никогда не бывало скучно в одиночестве и в тишине. Сидеть в своей уютной маленькой квартирке, натянув любимые шерстяные носки, попивать согревающий травяной чай, читать какую-нибудь интересную книгу или пересматривать старые любимые фильмы… Именно так она и проводила все свои выходные.
В этом же сентябре, с возвращением в город Марка, она вдруг поняла, что одиночество не так уж и прелестно. Гораздо заманчивее и притягательнее делать всё те же простые вещи вдвоём — с человеком, который близок тебе и дорог, которого ты любишь и который любит тебя…
Марк держался с ней приветливо и радушно, но всё-таки не спешил проявлять инициативу, и Илона, поколебавшись, решилась сделать первый шаг самостоятельно.
— Как вы относитесь к яблокам, Марк Александрович? — спросила она в субботу беззаботным тоном, когда они вышли после лекций из университета и медленно двинулись по улице.
— К яблокам? — весело удивился он. — Вообще, положительно. Особенно в виде компота.
— У меня к вам деловое предложение, — задорно выпалила она, стараясь, чтобы голос предательски не дрогнул и не выдал её волнение. — Как насчёт того, чтобы поехать вместе со мной на дачу и собрать остатки яблок?.. Родители сказали, там ещё пара вёдер наберётся. Сами они уже не поедут, им хватит, а вот вы могли бы мне помочь…
— Помочь собрать яблоки? — с небольшой заминкой переспросил он.
— Ну да, собрать и довезти до дома. Мне в одиночку с такой тяжестью не справиться… А в благодарность за нелёгкий труд я непременно угощу вас свежесваренным компотом и моим фирменным яблочным пирогом!
Некоторое время он пристально вглядывался ей в глаза, словно прикидывая, что на самом деле стоит за этим, вроде бы, простодушным предложением. Илона даже немного испугалась сказанного, жалея, что навязывает Марку своё общество. Но ей жизненно необходимо было “заесть” то неприятное послевкусие от визита в дом Астарова…
— Да вы не волнуйтесь, Марк Александрович, — успокоила она. — Это не так долго и страшно, как кажется. Мы можем завтра выехать на утренней электричке, быстренько всё собрать и после обеда уже вернуться. Но, конечно, если вы заняты, или просто не хочется…
— Я и не волнуюсь, — откликнулся он наконец. — Очень люблю пироги с яблоками. Можете на меня непременно рассчитывать!
Она не спала всю ночь, готовясь к этой поездке.
Условились встретиться утром у касс железнодорожного вокзала, и Илона вся изнервничалась: а вдруг Марк передумает? Вдруг опоздает? Вдруг испортится погода и с утра зарядит дождь — и тогда, разумеется, не будет смысла тащиться на дачу… Ну, и самое-то главное — она должна завтра выглядеть как можно более привлекательно, но при этом естественно и не вызывающе. Не потащишься же на дачу в вечернем платье и на каблуках… но и резиновые сапоги с дешёвеньким плащом-дождевиком тоже не прокатят.
Воскресное утро выдалось ясным и солнечным. Несмотря на то, что Илона так и не отдохнула, усталости она не ощущала вовсе, настолько была воодушевлена и полна предвкушений. Волосы, подумав, она заплела в косу и чуть-чуть — самую малость — тронула губы блеском. Из одежды остановилась на обычных джинсах и любимом джемпере, который не висел мешком, а соблазнительно облегал грудь и подчёркивал талию.
— Прекрасно выглядите, Илона, — сделал комплимент Марк, когда они встретились на вокзале, и сердце её пустилось вскачь от счастья.
В электричке они большей частью молчали, делая вид, что с интересом разглядывают пролетающие мимо осенние красно-жёлтые пейзажи. Обоим было чуточку неловко — всё-таки, общение в стенах учебного заведения даётся более легко и непринуждённо, там и темы для разговора находятся сами собой. А сейчас… ну не станешь же опять мусолить рабочие вопросы.
Однако на самой даче дело пошло веселее.
Сбор яблок начали с нижних ветвей, для верхних же Илона принесла приставную деревянную лестницу, на которую Марк отважно вскарабкался, держа в одной руке плетёную корзину. Ей пришлось объяснять ему, как правильно срывать яблоки: только вместе с черенками, так они будут дольше храниться.
— Нет-нет, не так, не тяните яблоко вниз, — объясняла она ему, смеясь. — Обхватите его всей ладонью, а указательным пальцем прижмите плодоножку и потяните в сторону… Давайте покажу.
Иногда их руки нечаянно соприкасались, и Илону бросало то в жар, то в дрожь. Марк, казалось, ничего не замечал… или просто искусно делала вид, что совершенно спокоен и невозмутим.
Собрав два с половиной ведра яблок, они вскипятили на примусе ароматный травяной чай и уселись обедать прихваченными из дома бутербродами.
— Говорят, что осенние яблоки невероятно вкусны, если снимать их с веток в лунном свете, — мечтательно сказала Илона.
— Предлагаете заночевать здесь, чтобы лично в этом убедиться? — пошутил Марк. Она лишь смущённо засмеялась в ответ.
А ведь накаркал: едва они успели закончить трапезу, как небо вдруг начало стремительно темнеть.
— До станции добежать уже не успеем? — спросил Марк у Илоны, с тревогой вглядывающуюся в сгустившиеся тучи. Та с сомнением покачала головой.
— Нет, вот-вот ливанёт… вы тоже не догадались захватить зонт? Давайте-ка быстро в дом… И яблоки тащите с собой, а то намокнут.
И действительно, через пару минут в небе засверкало и загрохотало, а затем хлынул мощный ливень. Вот уж воистину — “разверзлись хляби небесные”. Затем напор немного поослаб, но прекращаться дождь и не думал — похоже, что зарядило всерьёз и надолго, как бы не до самого вечера.
Они сидели вдвоём в деревянном домике и молчали, наблюдая за стекающими по окнам струйками. От неловкости за то, что втянула Марка в эту авантюру, Илона готова была провалиться прямо сквозь скрипучие половицы. Ведь это по её милости, из-за её прихоти они вынуждены торчать тут, в холодном неотапливаемом доме, мало пригодном для жилья… И ещё неизвестно, когда им удастся вырваться с дачи обратно в город.
Похоже, раскаяние и смятение так явственно считывались с Илониного лица, что Марк успокаивающе улыбнулся и погладил её по руке.