И я усаживаюсь в это чёртово такси, искренне полагая, что спустя минут двадцать окажусь в хорошо знакомой квартире Димы и Марины. Последняя как раз звонит мне, как только машина отъезжает от дома. Мы не успеваем договорить с подругой, как мобильник издаёт характерный писк, вырубаясь. Вот же! Совсем забыла о том, чтобы подзарядить телефон. Бросив взгляд в окно, понимаю, что мы едем в противоположную от нужной сторону.
— Извините, — обращаюсь к таксисту, — куда вы меня везёте? — а внутри прошибает от острого чувства страха. И пожилой мужчина со смешно топорщащимися усами в этот момент кажется мне личностью с явно-выраженными маниакальными наклонностями.
— Так, это, по адресу, — насторожённо покосившись на меня, отвечает он.
Таксист тут же называет адрес, и я понимаю с облегчением, что он не маньяк, и с мгновенно вспыхивающим раздражением, что Дима ждёт меня на даче. И телефон, как назло, сел! Так бы позвонила и высказала ему всё, что я в этот момент думаю о его выходке. Первая мысль, плюнуть на всё и вернуться домой. Но сдерживаюсь, нужно поставить точку. Сегодня!
И вот я стою перед Димой, ругая его, не сдерживая раздражения. Он лишь улыбается виновато в ответ, обнимает меня за плечи, просит:
— Поль, ну не шуми. Просто захотелось сделать сюрприз.
Раздражение уходит, сменяемое чувством вины. А уж когда я вижу, как именно Дима подготовился…
В гостиной накрыт небольшой столик, стоящий возле дивана: фрукты, сладости, шампанское. Даже свечка в подсвечник воткнута. Блять! Дотянула. Дура, как есть дура!
— Дим, надо поговорить, — начинаю я.
— Ага, — кивает он, хватая бутылку шампанского. — Успеется ещё, — улыбается мне, начиная возиться с пробкой. — Сначала поздравления. Всё-таки «день рождения только раз в году», — начинает напевать он.
У меня с каждым новым Димкиным словом настроение всё паршивее. Руки дрожат от напряжения, и я прячу ладони в задние карманы джинсов. Обращаюсь к нему ещё раз, стараясь, чтобы голос звучал как можно решительнее:
— Дим…
Хлопок. Пробка вылетает из бутылки с характерным звуком, и в ту же секунду меня окатывает струёй шампанского. Я только и успеваю, что отшатнуться назад, запинаясь в итоге о боковину дивана и падая на него спиной.
— О, чёрт! — слышу громкий возглас Димы. Он закрывает горлышко бутылки ладонью, лихорадочно оглядываясь по сторонам, пытаясь сообразить, что делать. Убегает на кухню, через секунду слышу, как бутылка опускается в раковину.
Поднимаюсь с дивана, оглядывая себя: топ спереди мокрый почти насквозь, джинсы тоже изрядно уделаны брызгами шампанского. Дима появляется в гостиной с полотенцем в руках. Тянет ко мне руки, пытаясь вытереть капли, попавшие на лицо, виновато приговаривая:
— Прости, Поль, рукожопа.
— Да не трогай ты меня! — выкрикиваю раздражённо, отбирая у него полотенце. Но почти сразу бросаю его на диван — топ сушить надо, желательно предварительно постирав.
— Так, давай, успокоимся немного, — подняв руки вверх в примирительном жесте, размеренно произносит Дима. — Я поищу, во что тебе можно переодеться, потом поговорим. Окей?
— Хорошо, — соглашаюсь я.
Дима уходит на второй этаж. Вытираю полотенцем столик и пол вокруг него. Успеваю прополоскать его в раковине и развесить сушиться. Подумав, достаю из кладовки гладильную доску и утюг. Попробую посушить с его помощью топ.
— Поль, — зовёт меня Дима. Возвращаюсь в гостиную, он суёт мне в руки белый комок.
— Вот, держи. Маринкиных вещей не нашёл, так что походишь пока в моей футболке. Переодевайся, я сейчас.
Димка уходит на улицу. Быстро меняю мокрый топ на футболку. Она довольно длинная, почти до середины бедёр. Подумав, стягиваю джинсы. Собрав вещи, иду к гладильной доске. Высушу их, насколько смогу, поговорю с Димой и уеду. Хватит с меня этого цирка.
— Полина.
Вздрагиваю, услышав знакомый голос. Выхожу в гостиную, произношу удивлённо:
— Никита? — я так рада ему. Я хотела сама поговорить с Димой, но сейчас я так рада, что Ник приехал. Но… — Ты как узнал, что я здесь?
Никита молчит. Он смотрит сначала на меня, потом медленно обводит взглядом комнату, задерживаясь на накрытом столике, диване со смятым после моего на него падения пледом. Я слежу за ним, и до меня медленно доходит, как всё это может выглядеть со стороны. Ник переводит на меня взгляд, в котором с ужасом замечаю какую-то дикую смесь злости, отчаяния и презрения. Выговариваю поражённо:
— Никит, ты же не думаешь, что… — не успеваю договорить.
— Дрянь, — выговаривает он. — Какая же ты дрянь! — уже громче, дрожащим от злобы голосом.
— Никит! Да как ты мог подумать… — у меня язык не поворачивается произнести это вслух.
— А что я должен думать? — цедит он сквозь зубы. — Всё очевидно.
— Да что угодно, — меня начинает колотить крупной дрожью от его ледяного тона. — И что тебе очевидно? Что? Никит, — стараюсь говорить спокойно, чтобы самой успокоиться, — я случайно тут оказалась, правда, — пытаюсь достучаться до него, торопливо, глотая слова, — ты же знаешь, мы должны были встретиться в его квартире, но он всё переиграл в последний момент. И я хотела сразу ему всё сказать, но он… — ну, почему, почему я должна оправдываться за то, чего я бы даже в самом страшном сне не сделала. Но я продолжаю, потому что какой-то совершенно стеклянный взгляд Ника пугает до одури: — Я не успела, просто не успела ничего сказать, Дима открывал шампанское и облил меня с ног до головы. Мне пришлось переодеться…
Я умолкаю резко, потому что понимаю — Никита меня не слышит. Он смотрит как будто сквозь меня. Подхожу ближе, кладу руку ему на плечо, но он скидывает её, отступая от меня в сторону на пару шагов.
— Не трудись. Твои оправдания мне нахуй не сдались. И ты тоже, — он разворачивается ко мне спиной, направляясь к двери.
А я просто не знаю, что говорить, что делать. Просто хватаю воздух ртом, как выброшенная на берег рыба, не понимая, абсолютно не понимая, что происходит. Кажется, что я в какой-то кошмар попала, в какое-то грёбаное Зазеркалье. Но я не могу, не могу отпустить Ника, потому что внутри есть чёткое ощущение, если сейчас он уйдёт, я его больше никогда не увижу. Я бросаюсь за ним, догоняя уже почти в дверях. Хватаю за руку, и с какой-то непонятно откуда взявшейся у меня силой, дёргаю на себя, останавливая. И пока он не начал вырываться, говорю сбивчиво, чтобы успеть, чтобы донести, оправдаться, сама не знаю в чём:
— Никита, я не понимаю, почему ты так реагируешь, но просто поверь, у меня ничего, — с нажимом произношу последнее слово, — ничего не было с Димой. Ни раньше, ни сегодня, я…
— Заткнись, — он всё же выдёргивает свою руку из моей ладони.
— Никит…
Я не оставляю попытки достучаться до него. Он резко хватает меня за плечи, толкает назад с силой, от чего я отлетаю к стене, больно ударившись о неё спиной. На глазах выступают слёзы: и от боли, и от страха, и от унижения, что приходится оправдываться непонятно в чём. Ник же подходит ко мне почти вплотную, его пальцы стальной хваткой сжимаются на моём плече. Мне больно, и я пытаюсь отцепить его руку, но он даже не замечает моих жалких попыток. Поднимаю на него взгляд, спрашиваю тихо сквозь слёзы, с которыми уже нет смысла бороться:
— Никит, почему ты мне не веришь?
Кривая усмешка искажает его губы. Он молчит, и мне кажется, что уже и не ответит вовсе. Разжимает пальцы, отпуская меня, отступает на шаг, выплёвывая напоследок:
— Ты на свою мамашу не только внешне похожа, — ещё одна кривая ухмылка, — такая же шлюха, как она.
От его слов внутри всё обрывается. Становится как-то всё равно на то, почему он так разозлился. Я ни в чём не виновата перед ним. Я ни в чём не виновата, повторяю про себя словно мантру, пытаясь сохранить остатки самообладания.
— Думай, что хочешь, — внутри пустота. Вытираю ладошками слёзы, больше не произнося ни слова. Пусть уходит.
Дверь открывается, внутрь вваливается Дима, в его руках замечаю закупоренную бутылку шампанского. Он останавливается, ошарашенно глядя то на меня, то на Никиту.
— Какого…
Ник разворачивается к нему резко, отталкивает в сторону, освобождая себе проход. Несколько секунд, и мы остаёмся с Димой одни. Он подходит ко мне, обнимает за плечи, тянет поражённо:
— Сбегал до магазина называется, — пытается заглянуть мне в глаза. — Поль, что произошло?
Высвобождаюсь из его рук. Говорить не могу, потому что горло как будто тисками сжато. Оглядываюсь беспомощно по сторонам, до конца не веря, что я по-прежнему на даче, что только что здесь был Ник, обозвавший меня шлюхой. Кажется, что это произошло не со мной. Но, увы, со мной.
Иду на кухню. Дима тихой тенью следует за мной. Молчит. Хорошо. Я сейчас сама себе напоминаю какой-то робот из будущего: вроде соображаю, кто я, где я, делаю что-то, а внутри ничего — ни эмоций, ни переживаний. Выключаю утюг. Не стесняясь Димы, стягиваю с себя его футболку, бросаю её на пол. Надеваю свои вещи.
— Полина! — Дима не выдерживает, перехватывая меня на пути в гостиную. — Ты скажи мне, что произошло?! Ты моя девушка, и я не посмотрю, что он мой брат…
— Дим, прости, — пытаюсь высвободиться из его рук, — но у нас ничего не выйдет, — и смешок нервный, потому что наконец я произнесла то, что давно хотела ему сказать. Слова сами с губ слетают, даже усилий прикладывать не приходится. Дима отшатывается от меня, а мне всё равно. Переживёт.
Подхожу к дивану, на котором лежит моя сумка, подхватываю её, направляясь к выходу из дома.
— За ним побежишь? — слышу окрик за спиной. — Ты же ему нахер не нужна, идиотка!
Замираю на месте, поражённая и словами и тоном, которым они произнесены. Дима оказывается рядом, разворачивает к себе, смотрит на меня, прищурившись. Выговаривает почти по слогам:
— Думаешь, я не знаю, что вы за моей спиной опять снюхались? Долго голову мне морочить собиралась?
— Дим, прости меня, — говорю устало. — Ты этого не заслужил, прости. Но это всё, что я сейчас могу тебе сказать.
Дёргаюсь в сторону входной двери, но он меня не отпускает, удерживая за руку. Становится не по себе. Дима — всегда спокойный и уравновешенный, дышит рвано, и в его взгляде чудится что-то страшное, почти безумное. Он пугает меня, и не на шутку. Я даже выхожу из своего полушокового состояния.
— Чего тебе со мной не хватало, Полина? — тихо спрашивает он, а у меня мурашки от его тона по спине бегут. — Он уже трижды, трижды, — повторяет ещё раз, — отказался от тебя, а ты опять за ним собираешься бежать.
— Не собираюсь, — отвечаю, не понимая, о чём толкует Дима.