Хотел на этих, но что-то не пустило. Вернее, кто-то. На свадьбу Спанидисы приглашали еще настойчивее, чем на обручение. Если бы не Евгений, я бы не пошел, даже новости вокруг Лады не манят так сильно, чтобы отбиваться от внимания этой непростой семьи. Но с Евгением на удивление приятно пить и разговаривать. В общем, свадьба была красивой. И, что самое главное, она состоялась.
Я опасался, что мажорчик-грек уйдет в отказ. Вообще не явится или сбежит из-под венца, как пугливая девственница. Но нет, появился. Бледный, словно бумага «Снегурочка». Насупленный. Отец его еще раз отчитал за закрытой дверью — не то чтобы я следил, просто наблюдательный. Зашли в комнату оба, вышли — старший раскрасневшийся, как спелый гранат, я бы скорую ему вызвал — возраст приличный, не пацан давно. Младший — серый, как дым моей сигареты.
Когда молодых венчали, я чуть сам не дал ему подзатыльник. Этот идиот замешкался. Тот запоминающийся момент из анекдота, когда лажает один человек, а стыдно за него — всему мужскому роду. Он будто впал в паралич, который не позволяет дееспособному мужику следовать собственным обещаниям.
Спанидис-младший вдруг начал оглядывать гостей в церкви, все поняли, что ищет глазами Ладу. Она не пришла, на это ума хватило. Не захотела, чтобы ее снова отымели в туалете ресторана? Неважно. Главное, что осталась дома.
Священник повторил вопрос, Спанидис ответил «да». Обвенчали. Чуть позже новобрачные расписались в ЗАГСе.
Остаток дня мажор сидел с такой физиономией, будто ему предстоит акт дефлорации с нелюбимым. Это заметили все, целый вечер шушукались о Ладе, сплетничали. Как всегда эта девица в центре внимания. А ее экс-бойфренд оскорбил семью своей невесты.
Остается верить, что ему хватит силы исполнить семейный долг, другими словами — трахнуть Олимпию, этой ночью.
Вечеринка продолжилась, но я ушел сразу после молодых. Поехал не к себе, а к дому Жуйковой. Не знаю зачем, вмешиваться не собираюсь. Можно было позвонить частному детективу, он бы проследил, потом скинул фоточки, но мне захотелось самому.
Жду уже два часа. Еще один — и поеду домой. Сорок минут назад Лада свет погасила, вероятно, сладко спит. Начало второго, надеюсь, пьяный грек сжал яйца в кулак и таки скрепил свой союз мужским поступком, а теперь мирно сопит рядом с женой. Ну или рыдает в ванной — это уже детали.
Раз уж ты в ввязался в хлопоты договорного брака — имей смелость довести дело до конца. Я так считаю. А не подставлять под удар своих женщин. Причем обеих одновременно.
Блть! Едет Спанидис. Иногда я ненавижу, когда оказываюсь прав.
Глава 15
Белая бэха выруливает из-за торца дома, фары освещают ночной тихий двор, мечутся из стороны в сторону.
Благо трафик свободный, а то впечатался бы во что-то. Обнаглевшие миллионеры, золотые номера на элитной тачке, чувствуют вседозволенность с пеленок. Его бэха виляет зигзагами. То, что он доехал живым, — это настоящее чудо.
Наконец, кое-как паркуется во дворе дома Жуйковой. Я стою поодаль, фары погасил, меня не видно.
Сигналит. Один раз, второй, третий. То, что кто-то отдыхает после тяжелой трудовой недели, кое-как уложил младенца или вовсе болеет, — Спанидиса, разумеется, не волнует. Значение имеют только его сердечные раны.
Вываливается из машины и падает, поскальзываясь на ровном сухом асфальте.
Мне тридцать один, я, конечно, его постарше. Мажору двадцать семь. В его возрасте я уже похоронил мать, отца и победил рак. Он? Не смог трахнуть нелюбимую ради семейного бизнеса.
Может, все же он приперся сюда после десяти минут любви? Помыл член — и вперед? О такой жизни ты мечтала, сладкая моя строптивая девочка? Ну же, не пускай его. Ты ведь можешь быть умненькой, когда стараешься.
Спанидис добирается до ее подъезда, звонит в домофон, долбится. В квартире Лады включается свет. Минута тянется для меня долго. Они, видимо, спорят. Дверь по-прежнему закрыта. Я достаю следующую сигарету и подкуриваю ее.
Вдалеке останавливается Лэнд Ровер, номера — три тройки, как и у мажора. Несложно догадаться, чья машина. Водитель Лэнд Ровера тоже гасит фары, мажор ничего не замечает.
Не пускай его, Лада, держись. Дверь в подъезд по-прежнему закрыта, Спанидис спрыгивает с крыльца, печально смотрит на ее окна, в которых гаснет свет.
Умничка!
Н-да, он бы хоть переоделся, а то пожаловал как был — во фраке. Муж, мать его.
— Лада-а-а! — вдруг как заорет. — Ничего не было, Лада! Я люблю тебя! Лада, коза моя! Единственная на всю жизнь! Ничего не было! Я клянусь тебе, ничего не было! — орет он.
Тушу окурок в пепельнице и потираю руки. Распирает выйти и набить ему морду. Но мне не по статусу, да и с пьяным возиться не хочется.
Не открывай окна, не выходи на балкон. Вспомни, Лада, что я сказал тебе. Во врагах тебе меня одного хватит. Зачем еще и греки?
— Лада, я буду спать здесь! Никуда не уйду, пока мы не поговорим! — тем временем угрожает ей мажор. Другими словами — буду спать на проезжей части, пусть меня задавит машина, и вот тогда вы пожалеете!
Дешевая манипуляция.
— Не было у меня с ней ничего! — вдруг кричит так, что я даже вздрагиваю. Не лжет ведь.
Свет загорается еще в нескольких квартирах стояка. Слышатся возмущенные голоса, соседи требуют прекратить, угрожают вызвать полицию.
Спанидис падает на колени. Видимо, женщины любят подобные пафосные поступки. Представляю себя на коленях у окон дамы сердца, и становится смешно.
Шоу продолжается. Спанидис, пошатываясь, ковыляет к своей машине, садится за руль. Неужели отступился? Давай, парень, разозлись как следует и оттрахай молодую жену в отместку обидчивой любовнице.
Но нет.
Опускает окна и врубает какую-то медленную душещипательную песенку про любовь. На полную, блть, катушку.
Из окон кричат громче. Делаю ставку, что полицию уже вызвали, скоро его заберут.
Лада, терпи, не жалей это пьяное убожество. Думай о себе. Тебя никто не пожалеет, уж поверь мне.
Спустя полминуты свет в ее окне вспыхивает. Лада выходит на балкон. Выглядит напуганной и обескураженной. Обнимает себя руками, словно замерзла, стыдливо озирается по сторонам.
Вся твоя жизнь с ним будет вот таким фейерверком.
— Прекрати! Леонидас, прекрати немедленно! — кричит она, умоляюще стискивая ладони. Он добавляет громкости. Тогда Лада прячет лицо за ладонями, качает головой и совершает взмах рукой, приглашая подняться.
Гребаный же ты ад!
Мне хочется сделать то же самое. В смысле закрыть лицо руками. Вы, детки, доигрались в запретную любовь. С чем вас и поздравляю.
От досады с размаху впечатываю кулак в ладонь.
Спанидис поспешно выключает музыку, замыкает машину, рысью бежит к подъезду. Звонит в домофон, дверь открывается, и он, оглядевшись по сторонам, заходит в здание.
Подписала ты себе приговор, Лада. Они и раньше между собой тебя звали греческой шлюхой. А сейчас… обвинят в срыве свадьбы. А Олимпия хоть и не самая умная и хитрая девушка на свете, отец у нее фигура значительная.
Жду еще некоторое время сам не знаю чего. Мне хочется, чтобы она его выставила вон. Моментами я до сих пор бываю наивен.
Неужели они там мирятся и сексом занимаются? Надеюсь, оно того будет стоить.
Нажимаю на кнопку «Двигатель старт» и выруливаю с парковки. Ровер остается ждать, он никуда не денется. Спанидису-старшему доложат, во сколько сын вышел из квартиры любовницы в первую брачную ночь. Пока Олимпия рыдает в одиночестве, полагаю, на телефоне с матерью.
Приеду домой, напьюсь. Грустно мне от всей этой ситуации. Почему-то так сильно, будто она именно меня касается. Планы меняются. Насколько кардинально — пока сам не понял. Она в моей постели по итогу все равно окажется, но вот вопрос — чего мне это будет стоить?
Я хочу ее в свою кровать живой. Пусть она в нее ляжет не добровольно, но по крайней мере физически здоровенькой. Я отдаю себе отчет, что по собственной воле она меня не выберет. Я для нее навсегда тупой страшный гоблин, и оспаривать что-либо — смешить мою обожаемую богиню. Но любви мне от Лады и не нужно.
Всего-навсего — покорности.
Глава 16
Лада
Из просторной квартиры, которую мы снимали с Леонидасом, я забрала минимум вещей. Практически всю мебель купил он, мой доход, особенно после увольнения из фирмы Осадчего, оставлял желать лучшего. Время от времени я писала курсовые и дипломы на заказ. Эссе и сочинения. Редактировала статьи коллег. Ничего особенного, лишь бы чем-то заняться, понапрягать мозг и получить копейки на личные нужды.
Искать нормальную работу планировала, но все время что-то мешало. Поначалу нужно было освоиться в новом городе, затем — помочь обустроиться родителям. У отца начались проблемы со зрением, и основные заботы легли на меня. Пока Леонидас пропадал в своей строительной фирме, я объездила все частные сектора в радиусе пятидесяти километров от города в поисках подходящего дома. Затем мы долго ждали сделку, делали ремонт. Опять же поездки на побережье и в горы… Сам Леонидас предпочитал, чтобы я могла в любой момент сорваться с ним в командировку. Каждую свободную минуту мы старались проводить вместе, и я решила повременить с трудоустройством. Два года на юге пролетели незаметно!
И вот, наконец, мой трехмесячный испытательный срок подходит к завершению. Только сейчас я начинаю по-настоящему врубаться в то, что делаю. Вижу, какие ошибки допускала вначале, стыжусь их. Навык возвращается.
Не так давно я осознала, что самое страшное — это потерять независимость, и сейчас делаю все необходимое, чтобы встать на ноги.
Из нашей с Леонидасом квартиры я уходила налегке, но свое потрясающее удобное желтое кресло все же прихватила. В стандартной однушке с ремонтом от застройщика оно смотрится как чужеродное яркое пятно. Случайный мазок кисти задумавшегося художника. Однако его не хочется затереть или убрать, напротив, при взгляде на это кресло хочется подтянуть окружающую обстановку до его уровня.
Чем я и займусь в ближайшие годы.
Сегодняшнюю ночь я провела в этом самом желтом кресле, свернувшись калачиком. Леонидас развалился на кровати звездой и храпел так, что хотелось придушить его подушкой.