Я киваю самой себе.
— Я уеду из города. Через две недели повезу отца на операцию и не вернусь. Вы их не трогайте больше. Они-то ни при чем. Они не виноваты, что я имела неосторожность полюбить вашего сына. Им здесь нравится.
— Я никого не трогаю, — перебивает он меня сухо. — Просто одиноким строптивым девушкам живется несладко. Ты молода и неопытна, пока не разобралась, насколько жизнь бывает скверной. Посмотри только — твои волосы больше не блестят, глаза потухли. Еще немного, и обозначатся носогубные складки. Вот, я уже вижу тревожную морщинку между бровей. Разве оно все того стоило?
— Я уеду, сказала же. С Леонидасом мы расстались за месяц до обручения. Между нами давным-давно ничего нет, он женился на другой.
— Леонидас намерен разводиться. И развенчиваться.
— Я к этому не имею отношения.
— Это все хорошо, конечно. Но есть одна проблема. Если ты уедешь, что-то мне подсказывает, мой дурной сын сорвется за тобой, Лада.
Так вот какую цель преследует Спанидис. Он не пытается меня выжить. Напротив.
— И что же мне делать? Я не могу заставить его полюбить жену.
— Ты же умная хитрая девочка, Лада. Убеди моего сына, что ему нужно воссоединиться с Олимпией ради вашего с ним будущего. Прости его, обласкай. Помиритесь.
— Вы с ума сошли, — брезгливо морщусь.
— Свою первую брачную ночь он провел с тобой. Ты считаешь, что после этого сможешь спокойно радоваться жизни, пока две приличные семьи отмываются от позора?
Я вскидываю на него глаза. В голове проносится: «Дверь и окна не открывай, на балкон не выходи». Он предупреждал, догадывался, что так будет. А я не послушала.
— Леонидас пьяный приехал ко мне ночью! Вел себя отвратительно. Я его пустила, чтобы прекратить этот позор! Кто-то мог заснять его на телефон и выложить в сеть. Я хотела как лучше, — тороплюсь оправдаться.
— Я пришлю тебе адрес, где прячется мой сын. Прямо сейчас иди домой, собирайся и следуй по нему. Скажи Леонидасу, что без него жить не можешь. Ты ведь любишь его. Я даю вам свое разрешение — дружите, встречайтесь. Никто тебе слова не скажет, никто больше не обидит.
Я отрицательно качаю головой.
— Мне так тебя жаль, девочка. Просто очень сильно жаль. Потому что происходящее сейчас — это херня в сравнении с тем, что тебя ждет. Москва тебя не спасет. Если твоя красота так манит моего сына, что случится, если ты ее вдруг растеряешь?
Я поднимаюсь с места и иду к выходу.
— Завтра утром я жду новостей от Леонидаса!
Мои губы припухли от того, как безжалостно я их кусаю. Бар находится в ста метрах от дома, где я снимаю квартиру, и я преодолеваю это расстояние практически бегом.
Тщательно моюсь в душе, привожу тело в идеальный порядок. Придирчиво рассматриваю педикюр. Сушу волосы феном. Рисую стрелки на веках, которые от дрожи рук выходят косыми и скорее уменьшают мои глаза, чем увеличивают. В итоге умываюсь и ограничиваюсь блеском для губ.
Снова вызываю такси. Сколько же я сегодня просадила на поездки? Называю адрес. Я знаю, где живет Евгений. А еще я знаю, что он правда хороший человек. И ни за что не станет сплетничать. Наверное, он один из лучших людей, с которыми я знакома.
Дом Евгения расположен в элитном частном секторе. Въезд на улицу загораживает шлагбаум, поэтому до ворот я иду пешком.
Звоню в его домофон около полуночи. Долго звоню. Наконец, фонарь на крыльце вспыхивает, хлопает входная дверь. Шаги. Ворота открываются, заспанный грек щурится, глядя на меня.
— Лада? Что случилось? Где Елена?! — пугается он.
Глава 20
— Все в порядке. С Еленой так точно, с ее родителями не пропадешь! Евгений, прости, пожалуйста, что так поздно, но у меня нет твоего номера. А попросить его я не могла по понятным причинам. Покажи дом, в котором живет Богданов Кирилл.
Евгений моргает.
— А тебе зачем?
— Он мне нужен по важному вопросу.
Евгений отрицательно качает головой.
— Не нравится мне твоя идея, Лада.
— Просто. Покажи мне. Дом. Или мне будить твоих соседей? Будить до тех пор, пока не найду Кирилла? — срываюсь, но быстро беру себя в руки.
Он вздыхает, показывает на строение слева.
— Спасибо. Спокойной ночи. И никому не говори, что я приходила. Умоляю.
— Я никому не скажу. Эх, Ладка-Ладка, ехала бы ты лучше домой.
— Это бесценный совет. Жаль, я не могу им воспользоваться.
Евгений закрывает ворота, гасит свет. Я бы на его месте осталась на крыльце и проследила из любопытства, но он вполне мог отправиться спать.
Я же тем временем подхожу к зданию слева. Высокий забор из евроштакетника. Кирпичные столбы. По периметру аккуратно подстриженные туи.
Двухэтажный дом с балконом, квадратов сто пятьдесят — двести на вид. Дорогая облицовка. Внушительное строение.
В окнах темно, машина припаркована во дворе. Кирилл спит или где-то веселится поздним пятничным вечером?
Звоню в домофон. Довольно долго звоню.
— Кто там? — голос ото сна звучит слегка хрипло, но все равно узнаваем.
— Лада, — представляюсь.
В ответ тишина. Я злюсь так, что хочу топать ногами. Но в итоге сцепляю зубы и произношу:
— Я по личному вопросу.
— Сейчас выйду.
Ожидание длится меньше минуты, но по ощущениям — целую вечность. Целая вечность на то, чтобы передумать продавать себя этому мужчине. Ее мне не хватает, я продолжаю стоять как вкопанная. Только сердце колотится. Я хочу, чтобы этот длинный бесконечный день, наконец, закончился. Хоть как-нибудь.
Район скудно освещен. Фонари в этом жилом комплексе реагируют на движение, и получается так, что улица застелена чернотой и лишь одна я стою в круге света. Будто на сцене под софитами.
Вот как, оказывается, выглядит падение.
Наконец, загораются фонари на участке Богданова. Калитка открывается сразу широко, на пороге Кирилл. Он щурится, волосы слегка взъерошены, вчерашняя щетина делает его лицо мрачнее, чем есть на самом деле. Он хмурится.
От напряжения я чувствую гул в ушах, мы словно в вертолете, который быстро взлетает. Земля под моими ногами покачивается, я понятия не имею, куда мы летим. Не упасть бы только и не разбиться.
Кирилл одет в черную футболку и спортивные штаны, шлепки на босу ногу. Непривычно видеть его без галстука.
Он смотрит на меня.
— До утра бы не подождало? — спрашивает.
— Ты сказал, что я могу прийти к тебе за помощью. Я пришла.
Его взгляд становится острее.
— Кирилл, скажи, — мой голос срывается, я делаю глубокий вдох-выдох. — Скажи, пожалуйста, ты боишься Спанидисов? Их возможностей, связей.
Он не улыбается. Я опасалась, что начнет высмеивать, ругать, стыдить. Но нет. Молча отрицательно качает головой.