Больше всего мне не хватает моих ягод. До слез, до желания по-детски топать ногами от бессилия, когда на часах семь ноль пять, семь десять… пятнадцать… а курьера нет. Умом понимаю, что уже и не будет, но все равно жду.
Оказывается, я успела пристраститься к этой необычной заботе. Завтраки поднимали настроение на целый день! Заряжали энергией. Кто-то беспокоился обо мне, кому-то было не все равно. Кто-то думал обо мне.
Раньше.
Сейчас утром у меня только черный кофе.
Замечаю, что становлюсь замкнутой и хмурой. А еще недавно я удивлялась, почему все вокруг такие нервные, постоянно хотят спать и срываются друг на друге? Наверное, потому, что они работают как проклятые и пытаются как-то выжить сами, без помощи.
Иногда в конце дня, перед тем, как выйти из офиса на улицу, я смотрю в зеркало и вижу покрасневшие, воспаленные от усталости глаза.
Все чаще размышляю о том, не остаться ли после операции папы в столице. Начать жизнь с чистого листа. Все это сложно. Неправильно постоянно бегать туда-сюда и таскать за собой родителей. Иногда я чувствую себя полной неудачницей, вспоминаю слова Леонидаса, что юридическую карьеру мне все равно не построить. А усердно и интенсивно работающая женщина теряет привлекательность, становясь похожей на лошадь. Я поддерживала его. Сейчас мне за многое из того, что я говорила и думала, стыдно.
Добрые люди где-то раздобыли мой паспорт и набрали на мое имя кучу онлайн-кредитов. Из банка сообщили, что я просрочила первые платежи. Доказать, что этот кто-то была не я, — вполне реально. Труднее оказалось очистить свою кредитную историю. Я потратила пять вечеров(!), строча жалобы, споря с менеджерами, доказывая, что я не верблюд. К счастью, я юрист и мне удалось проблему решить. Ценой своего времени и нервов, но по крайней мере я победила. Как же справляются люди без специального образования?
Мое последнее дело на испытательном сроке — то самое, которое невозможное, — полная труба. Я готовилась к нему больше месяца, собирала прецеденты, анализировала. Вероятно, это мое последнее дело, по которому примет решение Богданов, и я выложилась по полной. Понятия не имею, замешан ли Кирилл в бедах моей семьи. Не знаю. Внутри меня пусто. Я просто хочу со всем покончить и жить дальше.
Заседание начинается. Кирилл сидит в своем кресле, сторона ответчика готова к бою. Знаю я этого юриста, наслышана. Насмешливый самоуверенный сноб. Я весь день ничего не ела, да и не хочется. Выпила американо в чертовом «Старбаксе» и сейчас чувствую легкую тошноту. Или это от нервов?
Суть процесса следующая — заказчик считает, что можно отказаться от договора подряда из-за просрочки. Честно выполнивший все работы подрядчик, на стороне которого я выступаю, уверен, что имеет право на оплату своего труда в полном размере.
Просрочка составила почти месяц. Заказчик разорвал договор в одностороннем порядке и даже не потрудился озаботиться приемкой. Я всей душой болею за своего клиента, его пытаются кинуть на большую сумму, но договор составлен таким образом, что защиту построить крайне сложно.
Богданов внимательно выслушивает обе стороны. Почему-то мне кажется, что решение у него есть заранее. Разумеется, он изучил дело, подготовился. Но всегда существует шанс поколебать уверенность судьи.
Пожалуйста, Кирилл! Чтобы зло восторжествовало, хорошим людям нужно всего-навсего сказать, что происходящее — бизнес.
На прениях я ссылаюсь на один яркий прецедент, который не так давно произошел в Санкт-Петербурге.
Вражеский юрист закатывает глаза и начинает меня лечить выжимками из закона. Тыкая носом в разницу между нашими делами. Внутри меня все закипает, я едва держу эмоции под контролем. Он говорит и говорит, сам себе нравится. У меня, конечно, опыт работы небольшой, но такого шоу я ни разу не видела.
— Вы где-то преподаете? — вдруг перебивает сторону ответчика Кирилл.
Мужчина замолкает и смотрит на судью. Я тоже перевожу взгляд на Богданова. В пылу спора я чуть было не забыла, где мы находимся. Мы оба чуть было не забыли.
— Нет, не преподаю, — отвечает юрист, смутившись.
— Мне показалось, что вы представили, будто читаете лекцию своим студентам, — цедит Кирилл не без раздражения.
От его реакции у меня волоски на теле встают дыбом. В зале полная тишина.
— Нет, просто я посчитал…
— Возможно, Ладе Алексеевне стоит показать вам диплом, чтобы вы убедились в ее компетенции? Раз объясняете очевидные вещи.
— Лада Алексеевна пыталась запутать меня. И вас заодно.
— Мне тоже показать вам свой диплом? — раздается в ответ.
Я поджимаю пальцы ног не то от напряжения, не то от восторга.
— Нет, конечно. Видимо, я увлекся, прошу прощения, — отвечает мужчина, поникнув.
Я изо всех сил сдерживаюсь, чтобы не улыбнуться. Чувствую, что Богданов не в духе, и если начну наглеть, то достанется и мне.
— Тогда прошу продолжить по сути вопроса, без отклонений в стороны. Без личных примеров. Без ваших собственных выводов, — обрубает Кирилл.
Через пять минут мы выходим в коридор. Судья совещается сам с собой в течение получаса, а потом приглашает нас вернуться.
— Очевидно, что сторона ответчика уклоняется от своих обязательств, поэтому по ее инициативе договор расторгнуть нельзя. Контрагент выполнил работы в полном объеме, пусть даже не успел уложиться в положенный срок. Совершенно непонятно, почему сторона ответчика отказывается от приемки работ. Иск удовлетворен, договор по-прежнему в силе, ответчик обязан назначить дату приемки в течение ближайшего времени.
Я выиграла.
Выиграла безнадежное, по мнению моего босса, дело! И неважно, последует ли дальше апелляция, сегодня я победила! И это желанная, настоящая победа! В отличие от той липовой, с которой меня поздравлял Леонидас. Я сделала это честно, убедила Богданова встать на сторону моего клиента!
Босс кричит в трубку — он, кажется, по темпераменту холерик, орет по поводу и без — что я молодчина! И что завтра с утра со мной подпишут трудовой договор.
Это признание так сильно вовремя! Но почему-то я совсем не чувствую счастья. Через силу еду к родителям и устраиваю небольшой праздник, потому что нам нужен хотя бы один позитивный момент. Нам нужна вера, что все наладится. Нам необходима эта чертова надежда! Вчетвером с бабушкой выпиваем немного коньяка, разрезаем торт, болтаем, я заверяю, что жизнь налаживается. Я умная, у меня все получится!
Бабушка говорит, что очень гордится мной.
Перед сном я распускаю тугие косички я рыдаю в подушку от нервного истощения и адской усталости. От страха, что может случиться что-то еще.
А на следующий день опасения подтверждаются, я впервые в жизни попадаю в аварию.
Глава 19
Лада
— Я сейчас за рулем, перезвоню вам через десять минут, — говорю клиенту, перестраивая машину в правый ряд и готовясь к повороту.
— Лада Алексеевна, это буквально на две минуты, — спорит тот.
— Хорошо, только быстро…
Впереди едущая машина внезапно жмет по тормозам и резко останавливается. Мой «Солярис» влетает в задний бампер на скорости шестьдесят километров в час. Меня бросает вперед, следом откидывает назад и прижимает к спинке сиденья подушкой безопасности.
Первое, о чем я думаю, выбравшись из машины, — это не собственное здоровье.
Новенький черный «Порш».
Мне капец.
Из спортивной машины, в бампер которой я влетела, выходит двухметровый мужчина, и, едва я открываю рот, чтобы указать на явную подставу, он сообщает:
— Ну все, попала сука. Два ляма! Бери где хочешь. Тебе есть кому позвонить, красавица?
— В суде разберутся, кто виноват в ДТП.
— Деньги, блть, сказал, ищи! — рявкает он и идет прямо на меня.
Я юркаю в свою машину, закрываюсь на замки и звоню в ГИБДД. Боже мой, боже мой. На глаза снова и снова наворачиваются слезы. Хреновый из меня юрист, в суматохе последних дней я не вписала себя в страховку отцовской машины. Вот вообще было не до этого! Нужно судиться и доказывать подставу. Регистратора у меня нет, может, кто-то из проезжающих мимо записал столкновение? Надо искать свидетелей.
Пульс учащается так, что начинают стучать зубы. Разъяренный амбал ходит вокруг моего «Соляриса», пинает колеса со всей дури, аж машина покачивается. Я каждый раз зажмуриваюсь, словно он в состоянии перевернуть автомобиль. С кем-то треплется по телефону. Смеется.
Когда я выхожу из ГИБДД, уже начинает темнеть. Довольно долго жду такси, переминаясь с ноги на ногу. Потом еду в бар неподалеку от моего дома, беру себе бокал красного сухого вина и некоторое время сижу одна за барной стойкой. Домой идти не хочется, я снова начну реветь. Как сказать родителям — понятия не имею. Они не верят, что нас осознанно травят. Дескать, у всех бывают неприятности. Нельзя срываться с места при первых трудностях. Мне придется уговорить их уехать из этого города как можно скорее. Скинуть цену на дом и бежать.
— Лада, привет, — на стул рядом опускается тяжелая фигура.
Я напрягаюсь всем телом, когда понимаю, кто это. Сжимаю бокал так, что еще чуть-чуть, и, клянусь, стекло треснет в моей руке. Но посуду портить нельзя, потому что урон придется возмещать. А мне еще «Кайен» ремонтировать.
— Константин Андреасович? Вот так встреча, — говорю пустым голосом. — Зашли спросить, как у меня дела? Хреновенько. Денег больше не хотите предложить за переезд отсюда?
— На помолвке вы блистали. А сейчас что-то не очень, — его голос звучит по-отечески заботливо.
Точно так же он разговаривал со мной раньше, до романа с Леонидасом. Когда я была просто подругой Елены. Юной, амбициозной девочкой, никому не перешедшей дорогу.