— Нельзя, — говорю с сожалением и отвожу взгляд, снова укладывая руки на руль.
— Почему это?
— У тебя в следующий понедельник важная сделка. А у меня… — а у меня неподписанное заявление на увольнение. — А у меня неважно. Так, — машу головой, отбрасывая все посторонние мысли. — Пора ехать…
И еще раз, по новой. Ногу на педаль, руки на руль, глаза на дорогу. Илья уже не так весел, как до этого, но двигается чуть ближе и контролирует каждое мое движение. Да даже, кажется, каждый мой вздох. И все бы ничего, но его касания рук, что происходят словно специально: то ноги, то руки, то шею — все это будоражит. Отвлекает, и в итоге, когда я наконец-то трогаюсь и выезжаю на дорогу, ползя по здешним меркам, как черепаха, прошу его держать руки при себе. Он смеется, но послушно отодвигается.
Метр. Сотня метров. Километр. И я уже начинаю входить во вкус. Перестаю мысленно отсчитывать секунды до столкновения с бордюрами и столбами, понимая, что все не так плохо, как я думала! Эта девочка — просто монстр! И монстр послушный, если обращаться с ней ласково. Нога все уверенней давит на педаль газа, а руки перестают дрожать. Стрелка спидометра ползет все выше, а вместе с ней и уголки моих губ.
Теперь я понимаю, почему местные так восхищаются такими тачками и молиться готовы на свои дороги. Сокольский был чертовски прав! По такому идеальному асфальту, который вьется впереди, словно шелковая лента, без единого бугорка или ямки, ехать сотню — издевательство! И совсем скоро скорость меня захватывает. Полностью. Накрывает с головой адреналин. Кровь бурлит в венах, а тело действует все уверенней. Ощущение того, что ты сама управляешь этой махиной, которая рычит и с космической плавностью входит в каждый поворот, окрыляет.
— Это просто космос! — выдыхаю завороженно и бросаю взгляда на Илью. Быстрый. Мимолетный.
Он смотрит на меня. Смотрит и улыбается. Так гордо, так ярко и заразительно. Наблюдает за мной, не отрываясь и не моргая. Как и обещал, не трогая и вообще ведя себя, словно невинный ангел, сложив руки на коленях.
И я понимаю, что у меня снова в голове пропали тормоза. Стоит только подумать о вчерашнем, глядя на “пассажира”, что сидит рядом, как желание снова воспламеняется, подобно спичке.
Один “чирк”, и внутри все горит.
Прежде чем успеваю себя остановить, резко виляя рулем, сворачиваю на обочину, на узкую полоску вдоль отвесной скалы, и притормаживаю, включая “аварийку”.
— Ты чего? — удивленно смотрит на меня Сокольский, но я не хочу говорить, чего я. Просто с глупой улыбкой на губах отстегиваю ремень безопасности и, скидывая с ног туфли, в пару мгновений перескакиваю с водительского места на пассажирское. К нему.
— Воу, — смеется мужчина низким рокочущим смехом и смотрит растерянно и так… восхищенно. — Настя, ты точно хочешь, чтобы я взорвался, да?
Притягивает меня к себе за талию, прижимаясь ближе. Усаживает к себе на колени и уже забирается ладонями под платье, задирая. Не медля ни секунды. А я чувствую. Отчетливо чувствую, что и ему многого не надо, чтобы завестись.
— Это все ты виноват, — смеюсь, сжимая пальцами за плечи. — Ты и эта машина… грех в ней просто… ездить.
— М-м-м, — выдают мне в губы дикий стон. — Уже только ради этого стоило тебя усадить за руль, Загорская.
— Я так и знала, что это был твой коварный план!
— Невероятная, — шепчет Илья, целуя в шею и игнорируя мой возмущенный выпад. — Горячая, — прикусывая подбородок. — Похоже, я схожу с ума от тебя, Загор-р-рская.
А руки уже странствуют по телу. Поглаживая, пощипывая, исследуя.
— Аналогично, — шепчу, прикусывая губу и улыбаясь.
— Ты тоже сходишь от себя с ума? — всего на секунду отстраняется Илья, путаясь ладонью в моих волосах.
— От тебя. Сокольский, — вздыхаю, не зная, как ему объяснить словами то, что происходит внутри. Ту бурю и ураган, что моими зарождающимся чувствами к нему сметают все остальные. Поэтому просто целую. Жадно и напористо, так, как до недавнего времени даже подумать было стыдно. Протискивая ладошку между нашими телами, тянусь к ширинке его брюк, прямо намекая на то, чего хочу. И кажется, “здесь и сейчас” скоро станет девизом этого уикенда…
Благодаря “остановке” на трассе на добрый час, после которой меня за руль точно садить было нельзя, бразды правления авто перенимает Илья. А в дом его родителей мы приезжаем растрепанные, помятые, с идиотскими улыбками на припухших губах, а я, вдобавок ко всему, с гнездом на голове и размазанной помадой.
— Сты-ы-ыдно, — цепляюсь за руку Ильи, пряча взгляд у него на плече. — Я не могу появиться перед всеми в таком виде! — шепчу, а мужчина смеется. Вот кого-кого, а его точно не заботит то, что по нам и невооруженным взглядом видно, чем мы не так давно занимались.
— Настя, мы жених с невестой. Вполне логично, что мы… провели ночь, не в шахматы играя.
— Ночь! А сейчас белый день! — тяну его за руку, останавливая уже на крыльце.
— И день тоже, — обнимает за плечи Илья. — Мало ли, — беззаботно кивает в сторону машины. — То, чем мы занимаемся наедине, только наше с тобой дело.
— Но…
— И там все взрослые люди, которые тоже когда-то делали так.
Нет, он точно издевается! Смотрит своими черными глазами, в которых живописными картинками стоят наши интимные безумства, и улыбается. Смотрит и улыбается, улыбается и смотрит, тогда как я сгораю от смущения и… и нового витка желания. Что вообще происходит со мной и с моим телом? Почему я никак не могу унять это ноющее чувство, требующее снова…?
— И все-таки, — делаю последнюю попытку уломать. — Можно, я сначала зайду в уборную? А лучше в нашу комнату и…
— Нет, — перебивает меня Илья, целуя в кончик носа.
— Ну, почему?!
— Потому что мне нравится смотреть на тебя такую, Загорская.
— Какую такую?
— Не обращай внимания, просто собственнический инстинкт взыграл, — ухмыляется Илья.
— Погоди… — удивленно выдыхаю, округляя глаза, — так это ты для Кости с Анжелой стараешься, что ли? Хочешь, чтобы эта стервочка тебя приревновала? Или… сам ревнуешь? — чувствую, как начинаю сиять бесстыжей улыбкой во все свои тридцать два. — Ты меня ревнуешь, да? А вот таким моим состоянием решил… “пометить территорию”?!
— Фу, Загорская, — морщится мужчина. — Ужасно звучит. Но да! — припечатывает уверенно Сокольский, потянув меня за собой. — Ты моя, и этим гостям не следует это забывать!
Ты моя.
Моя Настя.
Моя девочка.
Боже, почему это простое и емкое словечко “моя” так цепляет за душу. Так колет теплом, как иголочкой. Приятно. Слышать от него такое и видеть, каким становится собственником по отношению ко мне. И нет, наивных иллюзий не питаю, понимая, что скорей всего это — ты моя — глупости, только так, для красивого словца. Но от этого не менее приятно!
— Повтори еще раз, — прошу уже у самых дверей в столовую. — Мне нужен финальный допинг.
— Что? Про то, что им не следует… — ухмыляется Илья, а по взгляду вижу, что и так прекрасно понял, о чем я.
— Не-е-ет, — обхватываю колючие щеки, покрытые двухдневной темной щетиной, ладошками и целую уголок его упрямых нежных губ. — Совсем не это…
— Тогда, может… — перехватывает игру Илья. — Может, повторить, что ты моя?
— Угу. И еще разочек… — смеюсь.
— Ты… — задерживаю дыхание, впитывая каждую произнесенную букву, каждый его вздох. — Моя. Загорская. И на сегодня, и на эту неделю, и на всю-ю-ю нашу… — и казалось, вот-вот у него вылетит такое опрометчивое “жизнь”, но договорить ему не дают.
Перебивают.
В наше уединение врывается приятный, но незнакомый мне женский голосок с легкой смешинкой:
— Кхм-кхм… тут, кажется, показывают что-то из разряда восемнадцать плюс?
Я поднимаю взгляд и просто не могу сдержать смущенной, но искренней улыбки, попадая в плен внимательных черных глаз незнакомки. А верней, почему же незнакомки? Думаю, не надо быть ясновидицей, чтобы не увидеть очевидного сходства между стоящей напротив девушкой и мужчиной, который все еще держит меня в кольце рук и дерзко ухмыляется.
— Сестренка? — рокочет у меня над ухом Сокольский, посмеиваясь. — Ты как всегда не вовремя, знаешь?
— Знаю, братишка, — в тон ему с соблазнительной улыбкой тянет Инна. — Знаю.
И больше не говоря ни слова, идет к нам с явным намерением обнять. Я сначала отступаю, думая, что все эта безграничная любовь достанется ее брату, но Инна меня удивляет. Ловит и крепко-крепко, чего не ожидаешь, глядя на ее хрупкую фигурку, обнимает. Так, словно мы уже тысячу лет знакомы и не меньше дружим.
А когда слышу ее тихий смех и заговорщицкий шепот на ухо:
— Ну, наконец-то в этой семье появилась адекватная женщина! — уже и сама не могу сдержать смеха. Искреннего и настоящего. Понимая, что уже ради знакомства с Инной Сергеевной Сокольской стоило пережить эту долгую почти неделю.
Глава 37. Илья
Настя. В голове Настя. Рядом Настя, и везде только Настя.
Я, кажется, совсем двинулся, но даже дышать не могу, когда она уходит. Хочется ходить по пятам, как тень, и быть рядом каждую секунду. Я чувствую себя больным на голову, повернутым на одной навязчивой идее маньяком. Такое ощущение, что тщательно подавляемые мной чувства и желания, что копились все два года, в эти выходные напрочь снесли плотину внутри. И сшибающим с ног потоком понеслись наружу.