Пьерджорджио настоял, чтобы все заказали боллито — большое блюдо с кусками отварного мяса. Мясо берут из разных частей говяжьей туши, добавляют язык, колбаски из чистого фарша, немного свинины и долго варят всё это на медленном огне. Мясо разваривается настолько, что просто тает во рту. Очень вкусно, но для меня много и Пьерджорджио забрал то, что я не в силах была съесть:
— Синьор Аурелли, могу я вам предложить половину своего боллито? Мне одной с ним ни за что не справиться.
Он сложил пальцы в щепотку и потряс ей перед своим носом:
– Во-первых, просто Пьерджорджио, а во-вторых — да. Я все ждал, когда ты догадаешься, давай.
Василий рассказал, что был сомелье в Москве, как я поняла весьма известным, потом решил заняться виноделием, нашёл инвестора, купил виноградники в Крыму и начал создавать вино. Амбиции у него были серьёзными, он хотел сделать вино очень высокого качества, поэтому они с партнером решили пригласить классного итальянского энолога. В России сейчас так поступают довольно часто, да и не только в России.
— В общем так, Лиза, переводи, а то мы весь день говорим по-английски, а я хочу, чтобы всё было понято абсолютно точно. Прежде, чем дать окончательный ответ мне нужно посетить его хозяйство. Да, мне интересно поработать на его предприятии, но постоянно находится там я не смогу, да это и не нужно. А вот что нужно, так это квалифицированный и ответственный помощник с хорошим образованием. Он будет работать на месте и следить, чтобы все мои распоряжения неукоснительно соблюдались. Вот ты, Лиза, и станешь этим помощником.
Я не поверила своим ушам.
— Да-да. Что ты смотришь? У тебя резюме с собой? Давай мне. Посмотри, это отличное предложение. Начиная карьеру здесь в Италии, ты бы была на побегушках, одна из тысячи молодых энологов, занималась бы неизвестно чем, а там будешь работать практически самостоятельно, но под моим руководством. Все будут знать, что ты вместе со мной создала новое вино, это тебе огромное преимущество даст, ты же понимаешь. Получишь хороший опыт. Отличный старт. Согласна?
Конечно, я была согласна, как можно было бы отказаться от такой возможности.
— Вот и молодец. Правда, ты мне подходишь. И отец твой будет рад, я же обещал подыскать для тебя что-нибудь интересное. Но смотри, не говори ему, что ты в курсе — он не хотел, чтобы ты знала о его просьбе, потому что ценит, что ты хочешь добиться успеха самостоятельно. Я тоже ценю, но тебе придется доказать, что я не ошибаюсь.
Папа!
***
Я уехала в Крым. Когда-то в детстве мама возила меня в Феодосию. Мы жили на турбазе в фанерном домике прямо на берегу моря. Было здорово. Помню музей Айвазовского, чаек за кормой теплохода, поездку в Судак. Сейчас здесь многое изменилось…
Я погрузилась в работу, невероятно интересную и увлекательную — незнакомые сорта винограда, другой климат, другие требования рынка, предпочтения покупателей. Пьерджорджио сказал, что потенциал очень хороший, но надо было поменять кое-что в технологии, поэкспериментировать с бочками, с урожайностью. Он приезжал не очень часто, а нам с Василием приходилось работать от зари до зари. Его партнера и инвестора я никогда не видела, при мне он ни разу не появлялся, но звонил довольно часто. Вася всё сразу бросал, любое даже самое важное дело:
— Тихо все, это Сухих! Да, Эдуард Германович, конечно, могу.
В целом Вася оказался неплохим парнем, он не боялся работы, гордился своими достижениями, дегустаторскими способностями, и в этом плане он был очень хорош, его обоняние было великолепным. Мы с ним подружились, он казался мне симпатичным, может быть глаза посажены чуть-чуть близко, а так герой хоть куда. Немножко перебарщивал с самолюбованием, но может быть я просто придираюсь. И вот еще… то, как он вился вокруг папы, когда тот приехал посмотреть, как я устроилась, было неприятно. Как уж скользкий — так уж хотел понравиться, так хотел попасть на полки папиных магазинов.
— Да попадешь, попадешь, не бойся, я же не зря тут над твоим вином работаю.
Ну это так, мелочи, отдельные моментики. В целом, с Васей отношения были хорошими, но никак не романтическими. Он время от времени намекал, что не против более близких контактов, но я не воспринимала это всерьез, потому что на влюблённого Ромео он точно не походил. Иногда мы ходили с ним в кино, в ресторан, но нечасто и я полагала, что мы просто друзья-приятели, поэтому была очень удивлена, когда он меня поцеловал.
Он подвез меня домой с виноградника — предприятие сняло для меня небольшую квартиру. Я вышла из машины и засмотрелась на небо. Было темно, звёздно, тепло. Ветерок чуть-чуть развевал мои волосы, лёгкое платье в крупный горох. На сердце было радостно, свободно. Контракт мой подходил к концу. Пьерджорджио должен был приезжать и контролировать работы еще около года, а я уже была не нужна и хотела двигаться дальше.
Я тогда сказала:
— Вася, посмотри какая красота! Млечный путь! Видишь? Давай договоримся с тобой каждый год в этот самый день в девять вечера по Москве смотреть на небо. Будем вспоминать, как мы тут лучшее в мире вино делали. Я буду смотреть на звёзды и думать, ну как там Вася…
Он подошёл, встал напротив, и уставился на меня, а не на звёзды.
— Что?
Он резко привлёк меня к себе и поцеловал. Поцелуй получился мокрым и неприятным. Я его оттолкнула.
— Вася, ты чего? Что на тебя нашло?
Он отвернулся, отошёл, помолчал…
— Ты знаешь… ты такая… Я тебе совсем не нравлюсь, да? Нет, не отвечай, пожалуйста, я сейчас говорю какие-то глупости…
Он сказал, что жалеет, что я скоро уеду, сказал, что привязался ко мне и что-то ещё в этом духе. Сказал, что будет скучать.
— Васенька, ну ты что… Ты очень хороший. Я тоже к тебе привязалась, но как к другу.
Наши отношения мне были дороги, но они могли быть исключительно дружескими. Я попросила его не разрушать всё то доброе, что у нас было и могло бы остаться на всю жизнь. Ведь мы бы наверняка встречались на разных мероприятиях, выставках, форумах. Мы могли бы ездить друг к другу в гости, быть на связи, оставаться друзьями. Он смотрел на меня как побитый пёс, но не возражал, даже согласился, попросил прощения. Всё это выглядело как-то нелепо, глупо. Мы договорились не вспоминать это маленькое происшествие, но не вспоминать не получалось и я чувствовала, что между нами возникло напряжение. Небольшое, несущественное, но ощутимое.
Мне оставалось работать около недели, но я решила, что будет лучше если я уеду прямо сейчас. Не стоило углублять отчуждение. Потом всё забудется, сотрётся, изгладится. Я сказала Васе, что мне неожиданно перенесли дату медицинского обследования, которого я ждала очень долго и буду очень признательна если он отпустит меня в Москву немного раньше. Никакого обследования, разумеется, не было и я просто соврала. Наверное, он это понял, но возражать не стал, держался свободно, дружески. Когда он вез меня в Симферополь, весело говорил, сколько мы вместе сделали, сколько ещё всего предстоит, сердечно благодарил, был настроен очень оптимистично, и я успокоилась.
— Ну что, Вася, как же мне жаль с тобой расставаться! Ведь здесь я прошла боевое крещение. Ты мой брат по оружию, друг и соратник. Прости меня за мои выкрутасы, за то, что все время гнула свою линию и была жестока к твоему винограду. А что делать? Виноград должен страдать, без этого нет хорошего вина.
Мы пили кофе в аэропорту и весело болтали. Хорошо, что всё хорошо кончается. Кажется, все черные кошки, которые бегали между нами, окончательно исчезли.
— Не сердись если что не так. Будем на связи, встретимся в Москве или Италии, а может снова в Крыму.
— В Москве, — ответил он, — и уже скоро. Думаю, что поеду на фестиваль, который организовывает твой отец. Так что, да, наверно, скоро увидимся.
Я чмокнула его в щеку и пошла на посадку. Сделав несколько шагов, остановилась, чтобы помахать рукой, но он меня уже не видел — он медленно и понуро брёл к выходу.
9
Я прилетела в Москву на несколько дней раньше запланированного, никого не предупредила, так что дома меня не ждали. Ехала на такси по пробкам, по необычной для начала июня жаре, с испорченным кондиционером, с открытыми окнами, с запахами бензина, пылью. Ехала долго и не очень комфортно. Когда добралась до дома была чуть живая. Никого не было — отец на работе, Инга как всегда неизвестно где, а Тамара уже давно здесь не жила.
Почти через год после начала моей учёбы в Италии, Тамара уехала в Рим и обосновалась в роскошной квартире, которую когда-то купил отец. Там было всё обустроено, консьерж, гараж, буржуазный район. Жизнь — сказка. Всё время, что я прожила в Москве до своего отъезда Тамара всегда говорила примерно одно и то же:
— Да, мой дорогой, ты совершенно прав, от меня одни расходы и неприятности, но я же женщина, царица, богиня. Меня нужно боготворить. Я даже и вникать не хочу во все эти платёжки, чеки и прочую чепуху. Я твоя жена и должна чувствовать себя любимой, единственной, желанной. Ты что хочешь, чтобы я водопроводчика вызывала или за свет платила? Ты мужчина, кормилец, голова. Вот и решай проблемы. Не надо их на меня перекладывать. Моё дело — любовь, а все остальное на тебе.
Будь я на месте папы, давно бы её выпнула, но он почему-то терпел и позволял ей делать всё что вздумается, хотя любви, на мой взгляд, там и в помине не было. Вернее, любовь была, большая любовь к себе самой. Это было. А ещё было безделье и неуёмное потребление. Но он молчал, качал головой и не мог ничего поделать. В конце концов она его, похоже, достала, сказала, что мрачная, душная Москва не для неё, и отец должен купить ей дом в Лондоне, где она теперь планировала жить. Она сообщила это позвонив из Рима. Папа попросил, чтобы она не возвращалась и поступала бы впредь по собственному разумению — могла бы остаться в Риме или переехать в Лондон или Париж, да вообще куда угодно. Римская квартира перешла ей и ещё куча денег из «совместно нажитого» состояния. Они развелись и больше Тамара не появлялась.
А Инга оставалась с отцом, хотя у неё была собственная квартира где-то на Маяковке. Она получила диплом, но нигде не работала, полностью копируя свою мать. После развода финансовые возможности отца значительно сократились, но Инга постоянно тянула деньги, развлекалась, жила по нескольку месяцев в Риме, искала состоятельного жениха, любила путешествовать на яхтах и пить дорогие вина.
В общем, сейчас никого не было дома. Я бросила рюкзак в прихожей и вышла во внутренний дворик к бассейну. Долгая дорога, духота, жуткое такси, усталость и манящая бирюза воды. Я стянула пропотевшую футболку, жаркие джинсы, все что на мне было и прыгнула в воду. Блаженство. Проплыла от стенки до стенки. Нет. Лениво. Легла на спину, раскинула руки и ноги, зажмурилась. День перевалил далеко за половину, но солнце ещё вовсю припекало. Я подставила ему своё лицо и покачивалась на воде, расслабленно и бесконтрольно дрейфовала и слушала загадочные вздыхающие звуки воды, бьющейся в бетонных узах бассейна. В этих звуках мне слышались шаманские хрипы и стоны, и космическая музыка, я чувствовала вселенскую отстранённость и покой. Глаза зажмурены. Стоило их открыть, как в ту же секунду я была бы ослеплена солнечными лучами.
Через несколько минут солнце спряталось, я почувствовала это через закрытые веки. Неужели дождь будет? Вряд ли — небо было абсолютно чистым. Наверное, солнце скрылось за крышу. Ещё какое-то время я беззаботно левитировала. Потом мне почудился странный звук, будто во сне, словно из глубин вселенной кто-то пытался прокричать моё имя: «Ли-и-и-и-и-з-а-а-а-а-а!».
Я приподняла голову и отчётливо услышала голос Инги:
— Лиза, блять! Ты что, вообще охерела?
Как вспугнутый сомнамбула, я заболтала руками, ногами, коснулась пальцами ног дна бассейна, встала, стёрла брызги с лица и открыла глаза. Я поняла, что солнце не спряталось за крышу дома, его заслонил силуэт человека и это была не Инга. Инга стояла рядом, размахивала руками и орала. Человек, который затмил солнце был высоким и стройным мужчиной. Он бесстыдно, в упор смотрел на меня. Из-за яркого света я не смогла рассмотреть его как следует, зато он, судя по тому, сколько я находилась в его тени, рассмотрел меня очень хорошо, во всех подробностях. Кровь ударила в голову, сердце застучало. Вот дура, мало того, что выставилась напоказ, так ещё и покраснела как девчонка.
— Ты специально этот перфоманс устроила, да? Что ж ты за человек такой? Обязательно всё надо испортить! Я знаю, это из зависти. Думаешь, он на тебя клюнет?
И уже по-английски:
— Пойдём, Марко, она просто сумасшедшая, не обращай внимания. — Она взяла его за руку и потянула в дом. Он нехотя, оторвался от зрелища и пошёл за ней. По пути он дважды оглянулся, а я стояла, прижав руки к груди по шею в воде и молча провожала их взглядом.
Стыдоба. Вот же угораздило. Позорище. Украдкой, озираясь, как комический оперный персонаж, выбралась из бассейна, взяла из стопки полотенце, завернулась, подхватила свои пожитки и хотела незаметно проскользнуть в комнату. Конечно же, в коридоре снова натолкнулась на Марко. Он кивнул, криво ухмыльнулся и сказал на ломаном русском:
— Очиен красива!
— Лиза! Ты дома! Вот это сюрприз! — папа вышел из гостиной и разулыбался, видя меня. — Знакомься, это Марко Леоне!
— Я сейчас, буду через минутку, только оденусь.
— Да-да, конечно, давай, присоединяйся к нам, мы приехали ненадолго — хотел показать Марко свою коллекцию шампанского. Сейчас выпьем и поедем ужинать.
10
Ужинали в «Пушкине» — мире воспалённых фантазий декоратора, отравленного мультипликацией, пристрастием к излишествам и поклонением бутафории. Интерьер этого ресторана всегда меня раздражал, но, когда об этом сказал Марко, меня взяла злость:
— Вообще-то полагаю, что основной идеей было вернуть утерянный мир грёз, романтическую мечту о начале девятнадцатого века. Все эти книжные шкафы служат не для воссоздания реальной атмосферы эпохи, но для литературных аллюзий, это как вход в пушкинскую вселенную, как волшебный шкаф для попадания в Нарнию.
— Для попадания куда?
— В сказку.