— Давай-давай.
Глава 12(1)
Ульяна проснулась до того, как хлопнула дверь. Открыла глаза, пытаясь свыкнуться с темнотой ночи, подтянулась на локти и зажгла свет над кроватью. Громов, который снимал футболку, на мгновение замер, когда в комнате стало светлее.
— Я тебя разбудил? — расстегнул джинсы и кинул их на кресло в противоположном углу.
— И да и нет. Мне не так уж и хорошо без тебя спалось, — Ульяна потянулась и лениво зевнула.
Степа залез под одеяло, притянув девушку к себе. Выключил свет, касаясь губами оголенного плеча. Улька мгновенно развернулась к нему лицом, обхватила шею ладошками, отыскав в полумраке мужские губы. Она хотела его поцеловать, но Степа опередил, ворвался в ее красивый рот языком, вынуждая подчиниться его напору.
Они целовались целую вечность, он гладил ее волосы, плечи, упругую грудь, играл с сосками, иногда вскользь касаясь ее вымокших трусиков.
Улька прижималась к нему теснее, тонула в объятиях, млела от умелых прикосновений, медленно теряя рассудок. В момент, когда она оказалась под крепким мужским телом, ее разум отключился, она уже ничего не соображала, была просто не в силах связать хоть какие-то мысли. Она растворилась в моменте, как морская пена.
Степа развел ее бедра коленом, поглаживая живот, ведя ниже, снимая с нее тонкий полупрозрачный материал, погружаясь пальцами в ее влажность. Ему отчего-то так хотелось, чтобы все было правильно, хотелось доставить ей максимум удовольствия и минимум боли. Он помешался на ней, слишком давно помешался.
Она была безумно красивой, податливой, у него скулы сводило от этих «нельзя» и «нужно подождать», эти мысли прожгли в нем дыру, спалили до пепла. Это было нереальное чувство — знать, что она только твоя. Трогать матовую кожу, целовать розовые губы испытывая отдачу. Видеть в ней себя, знать, что все это для нее тоже дорого.
Ульяна нервно провела ладошками по мужским плечам, немного подалась вперед, но он вновь плотно прижал ее к матрацу. Его пальцы творили с ней что-то невероятное, голова шла кругом от ощущений и испытываемых эмоций, она чувствовала, как тугой узел внизу живота ослабевает, и она возносится на пьедестал удовольствия.
Степа коснулся ее лица, поцеловал. Влажная головка на пару миллиметров вошла в ее лоно, заставляя напрячься.
— Я готова, — прошептала ему в губы, ощущая его улыбку.
Громов аккуратно продвинулся дальше, подложив свою ладонь под Ульянину талию, даже чуть ниже. Девушка прикрыла глаза, напрялась, вскрикнув от переполняющих ее ощущений. Ей не было приятно, да и легко тоже не было, скорее странно, не больно, как пару дней назад, но все же еще слишком дискомфортно.
Она считала про себя растягивающие, поступательные движения и думала о том, насколько она ущербна. Ей хотелось свести его с ума, а на деле она лежит тут, как самое настоящее бревно. Раздражение на саму себя нарастало с каждой прожитой секундой, но вместе с тем в своих мыслях она забыла о боли, осознав это, потянулась к Степе с поцелуем и шире развела ноги, в какой-то момент растянув их в поперечный шпагат.
Степа провел рукой чуть в сторону, доводя свои пальцы до ее колена, улыбнулся в пухлые девичьи губы, чувствуя подступающую разрядку. Сегодня ему не нужно было много, ведь она была настолько узкой, с каждой новой фрикцией его разрывало на куски от наслаждения и близящегося удовольствия.
Никольская закусила губу, впиваясь ноготками в спину, и замерла вместе со Степой, слушая его глубокие вдохи, после которых он аккуратно отстранился.
— Как ты? — проводит пальцем по ее щеке.
— Хорошо, — она тянется к нему, целует шершавую щеку.
— Я сейчас.
Ульяна приподнимается на локти, наблюдая под ярким светом полной луны, как он уходит в душ, буквально на пару секунд.
По возвращении Степочка ложится на спину, утягивая Ульку за собой, накинув на нее одеяло и крепко стискивая в стальных объятиях. Она льнет к нему, сворачивается в клубочек, довольно вздыхает, чувствуя его тепло и все еще быстро бьющееся сердце.
— Ты знаешь, я до сих пор не верю в то, что происходит. Мне кажется, это какой-то сон. Я так хотела быть с тобой, а теперь не могу поверить, что ты рядом, здесь, со мной.
— Уже хочешь от меня избавиться? — сжимает ее грудь.
— Не дождешься, я здесь поселилась основательно, здесь, — обводит взглядом комнату, — и здесь, — касается ладонью его сердца, а он кладет свою руку поверх ее пальцев.
***
Утром Громов провожает Токмана, он уезжает раньше всех, ссылаясь на работу. Чета Азариных выползает в гостиную лишь к обеду, Улька же все это время с энтузиазмом что-то кашеварит. Степа наблюдает за ней со стороны, периодически слушая ее «только ничего не трогай, не лезь, я сама».
— Что это будет? — складывает руки на груди, опершись на столешницу.
— Пирожок.
— Пока непохоже.
— Это пока, — Улька прищуривается, осматривая Степу с холодком, — ты сомневаешься в моих кулинарных способностях?
— Что ты, — с усмешкой, — готовь-готовь.
— Но ты знаешь, на всякий случай закажи доставку, — Никольская морщит нос и выливает тесто в противень, — суши там, пиццу…
— Ну я понял.
— О, Наташка, — смотрит на сонную Свободу, которая рухнула на диван, прижимая ко лбу бутылку минералки.
— Не кричите, я сейчас взорвусь, — шепчет Азарина, прикрывая глаза.
— Плохо ей.
— Еще бы, столько пить. Натах, может, тебе таблеточку? — Громов выдвигает ящик, где лежит аптечка.
— Обойдусь. Лучше шампанского налей. Ой, что-то мне очень плохо, — Татка быстренько шагает в сторону ванной, а Громов оборачивается к Ульяне.
— Вот что бывает, когда не слушаешься взрослых и много пьешь.
— Ой, я вообще не пью. Как тут у тебя включается? — раздраженно смотрит на духовку.
Степа выставляет температуру, забирая из Улькиных рук вафельное полотенце. Приподымает ее над полом, срывая с губ поцелуй и сажает на столешницу.
— Все хорошо? — ощупывает ее тело, останавливая пальцы на внутренней стороне бедра.
— Прекрасно, все было прекрасно, — шепчет ему на ушко. — Давай сегодня сходим на залив?
— Давай, проводим только…
— Вы тут не одни, — Сергей сбегает по лестнице, ехидно улыбается и садится на барный стул. — Слушай, Гром, хороший дом. Как наша система работает?
— Без перебоев.
— Какая система? — вмешивается Ульяна, соскальзывая на пол.
— Умный дом, — Азарин отвечает, смотря на экран своего мобильного, — Тина.
12(2)
Никольская с интересом рассматривает Громовского друга, она еще вчера отметила, что он немного отличается от всех присутствующих здесь. Он выглядит как с обложки журнала, говорит так, словно прямо сейчас может поучаствовать в президентских дебатах. Азарин приехал сюда в сопровождении двух машин охраны, которые остались за территорией, а на мужском запястье часы за несколько сотен тысяч долларов. Он, как никто, сохраняет вокруг себя пространство, словно отгораживается, не любит близости людей, да и, кажется, людей не очень любит. Но, несмотря на все это, здесь, сейчас, вчера он вел и ведет себя как свой, видимо, их с Громовым действительно связывает многолетняя дружба. Настоящая дружба. Потому что, глядя на этих людей по отдельности, довольно нереально представить, что у них вообще может быть что-то общее.
— Значит, ты разработчик?
— Моя компания.
— Прикольно. Почему Тина?
— Вообще, проект задумывался как Тата, но Наташка была против. Но владелец может изменить настройки под себя и дать программе любое имя.
— Именно поэтому у него в доме ее зовут Натаха, — Свобода, появившаяся за спиной брата, громко цокает языком, — Натаха, свари кофе, открой дверь… Он вечно надо мной издевается.
— У нас с братом все как-то по-другому, — Улька пожимает плечами, чувствуя на своей талии Степины руки, улыбается.
— Потому что твой брат — адекватный человек, а не помешанный на компьютерах и алгоритмах гений.
— Ты слышал, Гром? Она вслух назвала меня гением.
— А еще сноб и циник, который считает, что все бабы — дуры.