Непосредственно перед самой операцией Громов моет руки, обрабатывает ногтевые ложа и околоногтевые области одноразовыми стерильными деревянными палочками, которые смочены антисептиком, его же наносит на области кистей и предплечий втирающими движениями. Дождавшись полного испарения антисептика, надевает стерильные перчатки.
В операционной его уже ждет команда, Лера помогает надеть фартук, рукава. Через несколько минут зажигается операционный светильник с довольно холодным светом. На столе девушка двадцати пяти лет, пострадала в аварии. Повреждения костей носа со смещением костных отломков, нуждается в сентопластике — восстановлении носовой перегородки.
Когда все заканчивается, Громов снимает экипировку, выкидывая все в урну. В получасовой перерыв идет покурить, именно в этот момент на улице начинается дождь. Выбросив окурок, мужчина возвращается, день проходит быстро, на ногах, в уже привычном ему ритме.
Прежде чем поехать домой, Степа проверяет входящие, пара пропущенных, но ни одного от Ульяны, это нервирует. Выбрав ее номер, мужчина нажимает вызов — Улька отвечает почти сразу.
— Ты где? — облокачивается на спинку кресла.
— Я у родителей, вот только припарковалась. Сижу в машине у дома, боюсь туда заходить.
— Мне приехать?
— Нет, точнее… я уже не знаю. Может, правда тебе лучше приехать? — шепчет.
— Я буду минут через сорок- час.
— Ладно. Держи за меня кулачки. Я пошла.
Никольская вылезает из машины и воинственно направляется в сторону родительского дома. Открывает дверь, заглядывая внутрь, первый, кого она видит, папа. Он улыбается дочери и идет навстречу.
— Я по тебе скучал, — целует Ульку в щеку, — совсем нас забыла.
— Не совсем, где мама?
— В гостиной. Максим заглянул, ты прямо как чувствовала, он сегодня вернулся, хотел сделать тебе сюрприз.
— Максим, значит. Ну-ну. Папа, — Никольская сжимает запястье отца, — я не выйду за него замуж. Мы отменяем свадьбу.
Мужчина замирает, после чего медленно кивает, не до конца понимая намерения дочери и что между ними произошло, правда, Ульянка сразу ставит все на свои места.
— Я люблю другого. И ты его знаешь, того, в кого я влюблена.
Артур Павлович поджимает губы, конечно, он догадывается. Еще тогда догадывался, что Улька помешана на Громове, все боялся, что она наделает глупостей, но его уверенность в Степане вселяла надежду. Громов бы никогда не связался с малолеткой, только вот сейчас его дочь уже взрослая. Самостоятельная. Олеся этого не поймет, она не даст им спокойной жизни. Никольский это понимал, понимал и опасался действий и слов жены.
— Я догадывался. Ульяна, не стоит пока говорить маме…
— Но я не выйду за Макса, пап, он тоже не такой святой. Этот брак ему нужен в корыстных целях.
— Каких?
— Я не могу тебе сказать, это слишком для него личное. Но знай, он меня не любит. Все его слова — притворство.
— Ладно, мы что-нибудь придумаем. Правда же?
13(2)
— Да, пап. Почему вы с мамой такие разные? Почему она не может так же, как ты? Почему ей так тяжело понять?
— Мама очень сложный человек, но очень ранимый, хоть этого и не видно. Она хороший человек, родитель и желает вам с Дёмкой только добра.
- Я понимаю.
Ульяна выдыхает и шагает в сторону гостиной, еще на пороге встречаясь с Максом взглядами.
— Ну привет, любимый, — шипит приторно-сладко, — ты уже прилетел, а я тебя совсем не ждала.
Олеся Георгиевна меняется в лице. Ее дочь в очередной раз ведет себя отвратительно и ни капли этого не стесняется.
— Ульяна, — женщина возмущена, даже привстала со стула в своем порыве недовольства.
— Мама, свадьбы не будет, — безапелляционно заявляет дочь.
— Что?
— То. Мы с Максом расстались, всю эту неделю я жила у Громова. Я его люблю, и если уж и выйду замуж, то только за Степу.
Никольская-старшая становится пунцовой, по ее некогда светлой коже ползут багровые пятна.
— Что ты несешь? — шипит на Ульку.
— Правду. Я говорю правду, ту, которую ты, мамочка, так не любишь!
— Ульяна, — отец тяжело вздыхает.
— Подожди, Артур, подожди, видишь, наша неблагодарная дочь хочет высказаться.
— Да, хочу. Всегда хотела. Я устала от этого бреда, ты считаешь правой только себя, а до остальных тебе нет дела. Нет и никогда не было. И вообще, я переезжаю к Степе. Ясно?
Максим наблюдает за разыгравшейся ссорой с понурым лицом, он до последнего надеялся, что Улька струсит, как и всегда, подчинится матери, но, видимо, все действительно изменилось. Молодой человек поднимается со стула и без каких-либо слов направляется к двери.
— Видишь! Видишь, до чего ты довела человека? — кричит мать, указывая на Макса. — Ты просто, просто…
— Что? Какая, мама? Выговорись, пусть тебе станет легче! Я все детство была бездарной, потом бесстыжей, теперь неблагодарной. Я хоть раз была для тебя нормальной? Хоть раз, мама?
Женщина нервно передергивает плечами, задвигает свой стул и без слов поднимается наверх.
Никольский смотрит жене вслед и медленно переводит взгляд к дочери.
— Ульян…
— Извини, пап. Я просто больше не могу молчать. Не могу.
В кармане начинает звенеть мобильный, и Улька вытягивает гаджет. Отвечает Громову, заверяя, что уже выходит.
— Я поеду, ладно? Только кое-какие вещи заберу.
Пока Улька пакует два чемодана, Никольский идет во двор. Направляется в сторону припарковавшейся у обочины машины Степана. Без приглашения садится в салон. Громов курит, и Артур Павлович просит у него сигарету. Поджигает табак, делая затяжку, медленно выдыхая дым.
— Десять лет, как бросил, — смотрит на тлеющий огонек, — у вас все серьезно?
— Серьезно.
— Ты хороший парень, Степан, хороший. Но то, что между вами происходит… Я наслышан о твоих подвигах, надолго ли тебе моя дочь?
Громов барабанит пальцами по рулю, замечая, как из дома выходит Улька и тащит за собой пару чемоданов.
— Я не играю с вашей дочерью, она действительно очень для меня дорога, — кивает в сторону девушки.
Никольский выбрасывает окурок в окно и, переведя глаза на Громова, несколько долгих секунд буравит его взглядом.
— Я очень надеюсь, что моя дочь в тебе не разочаруется.
Это последнее, что говорит Артур Павлович, прежде чем выйти на улицу, и направляется к дочери. Громов делает то же самое.
Ульяна замирает как истукан, не моргая смотрит на отца, нервно теребит запястье пальцами.
— Звони, не пропадай, — отец обнимает дочь и заходит в дом.