Я прикрываю глаза рукой и смотрю на его жесткий профиль.
— Но ты же ушел из мафии?
Он поворачивает голову, смотрит на меня.
— Да.
— Почему? — С любопытством спрашиваю я.
— Я снова захотел глазури, — говорит он, когда мы подходим к концу дома и заворачиваем за угол. Длинная дорожка приводит нас в большой двор, с трех сторон окруженный конюшнями.
— Ух ты, — говорю я. — Здесь, наверное, пятьдесят лошадей.
— Пятьдесят семь, если точно, ты почти догадалась, — тихо говорит Алекс. — Моя тетя, когда была намного моложе, часто покупала лошадей. Было так много красивых лошадей со всего мира. Теперь у нее здесь всего несколько. Там Никита, на которой ты поедешь, Милан, на котором поеду я, и еще есть пара. Думаю, здесь всего шесть, если только она не купила новых после моего последнего визита.
Из одной конюшни появляется светловолосый парень с щеткой в руке. Он машет Алексу и что-то кричит, видно здоровается. Алекс отвечает ему по-русски, потом поворачивается ко мне.
— Мне нужно с ним быстро поговорить, он не говорит по-английски, так что, пожалуйста, потерпи.
— Конечно, хорошо, — говорю я, имея в виду именно то, что он сказал. Алекс ведет со мной не как Петра и Анастасия, которые начинают говорить на другом языке, высказывая колкости в мой адрес. Алекс быстро разговаривает с конюхом, потом тот кивает и исчезает в одном из зданий.
— Борис знает этих лошадей лучше всех, кроме, может, бабушки, и он согласен, что Никита тебе подойдет идеально. Она нежная и спокойная.
Я киваю. Теперь, когда я нахожусь рядом с лошадьми, чувствую, что моя нервозность сменяется чистым возбуждением. Действительно, не могу дождаться, когда снова сяду в седло. Хочется вспомнить, каково это — быть так высоко. Мне хочется того, чего у меня никогда не было в детстве. Ехать верхом и чувствовать ветер в волосах, пока я лечу по земле.
Пока мы ждем Бориса, который готовит для нас лошадей, Алекс заводит меня в одну из конюшен.
— Пойдем, познакомишься с Полночью, — говорит он.
Внутри стоит полуночно-черная лошадь, которая по меньшей мере вдвое выше меня. Конь такой величественный, такой невероятно гладкий и красивый, что я ахаю, когда вижу его.
— Это призовой жеребец моей тети.
— Я понимаю даже почему, — говорю я.
Я делаю шаг вперед, и он идет мне навстречу. Протягиваю руку и глажу его по шее, а он с легким фырканьем утыкается носом мне в плечо. Я смеюсь от восторга.
— Ты очень красивый мальчик, — говорю я ему.
Алекс немного отстраняется, наблюдая, как я продолжаю гладить Полночь.
— Видишь. Ты — прирожденная наездница, — говорит он. — Полночь не легко принимает прикосновения неизвестных ему людей, не говоря уже о том, чтобы обнюхивать их. Ты ему нравишься.
— Это чувство взаимно. Он абсолютно великолепен.
Борис входит в конюшню и что-то говорит Алексу, Алекс сообщает, что наши лошади готовы. Я в последний раз поглаживаю шею Полночи и шепчу ему на прощание, прежде чем последовать за Алексом и Борисом обратно на солнце.
Большой гнедой жеребец стоит рядом с маленькой серой кобылой. Алекс берет меня за руку, и я чувствую, как по телу пробегает дрожь, пока мы идем к лошадям.
— Это Никита, — говорит он.
Я протягиваю руку, чтобы погладить Никиту, она спокойно принимает мое прикосновение. Алекс дает мне немного времени, чтобы мы познакомились с ней, а потом кивает на стремена. С трудом сглатываю. Я так давно не ездила верхом, что боюсь выставить себя полной дурой. Но стараюсь не показывать своего страха, когда подхожу сбоку к Никите. Я вставляю одну ногу в стремя и, прежде чем успеваю оттолкнуться, отрываюсь от земли, подтянувшись, оказываюсь на спине Никиты. Я даже не ожидала, что моя первая попытка увенчается успехом, поэтому радостно смеюсь. Уверена, это был не самый приятный момент в моей жизни, но мне все равно. Я же на лошади. Поудобнее усаживаюсь в седле и смотрю сверху на Алекса.
— Очень хорошо, — одобрительно говорит он.
Я чувствую, что краснею от его комплимента, поэтому быстро наклоняю голову и глажу Никиту по гриве, чтобы скрыть свое смущение.
— Слегка стукни ее пятками, и она начнет двигаться, когда ты будешь готова, — говорит Алекс. — Используй поводья, чтобы направлять ее. А когда захочешь остановиться, просто натяни поводья.
Я утвердительно киваю. Теперь, когда я уже в седле, то чувствую себя более уверенно. Алекс был прав. Никогда не забудешь, как это делается. Я жду, когда он взберется на Милан; его конь гораздо изящнее и совершеннее моего. Потом он обменивается парой фраз с Борисом, поворачивается ко мне, интересуясь, готова ли я. Как только я киваю, он мягко касается ногами боков Милана. Я делаю то же самое, и Никита начинает идти. Я слегка покачиваюсь в седле, но вскоре привыкаю к ее ритму, двигаясь вместе с ней. Начинаю расслабляться, наслаждаясь свободой, которую ощущаю, сидя верхом на Никите. Алекс был прав насчет Никиты. Она очень спокойная и нежная. Как будто она чувствует, что я нервничала из-за поездки, она двигается медленно и устойчиво. Я похлопываю ее по шее, чтобы она знала, как я это ценю.
— Ты хорошо справляешься, — бросает Алекс через плечо.
Я радостно улыбаюсь ему.
Мы выходим из дворика с конюшнями, и как только оказываемся в открытом поле, Алекс немного замедляет шаг Милана, наши лошади идут рядом. Я подставляю лицо солнцу, которое согревает кожу. Это самое лучшее чувство в мире. «Макао» как в другой жизни.
Мы едем уже около получаса, когда Алекс указывает налево.
— Озеро находится в той стороне.
Я киваю и натягиваю поводья налево. Она тут же поворачивает, и я снова похлопываю ее по шеи. Теперь я чувствую себя более уверенной, поэтому снова пришпориваю ее ногами, переводя в медленный галоп, не отставая от Алекса.
Вскоре я замечаю, что прямо перед нами открывается озеро. Солнце сияет на его поверхности, делая его похожим на море сверкающих сапфиров. Здесь так тихо и спокойно. Мы подъезжаем к краю озера, и я останавливаю Никиту. Слезаем, Алекс берет у меня поводья. Он ведет лошадей к озеру и дает им напиться. Когда они заканчивают пить, он отводит их в тень и привязывает к дереву. Возвращается ко мне, я сижу на траве и смотрю на поверхность озера, наблюдая, как одинокий лебедь вытаскивает водоросли. На солнце лебедь настолько светится изяществом и безупречной красотой. Алекс опускается рядом со мной и ложится на траву.
— Здесь так спокойно, — говорю я приглушенным голосом.
— Ммм. Это прекрасное место для размышлений, — отвечает он.
Я смотрю на него сверху вниз. Его глаза закрыты. Желание протянуть руку и дотронуться до его лица настолько сильное, что мне приходится себя останавливать.
— Расслабься, — бормочет он.
Я ложусь рядом с ним и смотрю на небо. На чистое небо, только видно одно пушистое, перистое белое облако, которое лениво стоит над нашими головами. Я чувствую себя немного по-другому. Более цельной. Больше похожей на себя саму. Будто сейчас это и есть я настоящая. Не могу сказать точно, то ли сельская местность заставляет меня так чувствовать, или Алекс, но что бы это ни было, мне нравится.
— Никогда не думала, что мне будет так комфортно здесь, — говорю я через несколько минут. — Я всегда считала себя городской девушкой до мозга костей. Но есть что-то чертовски хорошее, наблюдать за проплывающим мимо облаком, который не связан со смогом. И отсутствием грязи. Потрясающе.
— Город имеет определенную привлекательность, но в нем слишком много людей.
— Ты ведь не очень-то любишь людей, правда?
— Не совсем.
Я поворачиваю голову и смотрю на него.
— Почему же? Это из-за того, когда ты был в братве?
Его губы кривятся, он поворачивается ко мне. Настоящее потрясение — смотреть ему в глаза так близко, когда между нами только травинки.
— Что ты хочешь знать, Синди? — Его голос тихий, притягательный. Я не могу отвести от него глаз.
— Ты когда-нибудь кого-нибудь убивал? — Шепотом спрашиваю я.
— Мертвецы иногда появляются в моих кошмарах, — тихо признается он.
Чувствую, как у меня от его ответа сводит живот. Я так мало знаю о нем. Как мог человек, живший в таком раю, отказаться от всего этого, решив стать криминалом?
— А оно того стоило, Алекс? Твой азарт?
Он отворачивается от меня и смотрит на голубое небо так долго, что мне кажется, что он не ответит. Наконец, он снова поворачивает ко мне голову и пристально смотрит мне в глаза.
— Нет. Оно того не стоило. Если бы мне пришлось сделать все снова, я бы сделал все совершенно по-другому. Меня соблазняла идея власти и насилия, потому что я был в ярости на весь мир, что он забрал у меня родителей. Это была ужасная ошибка, но прошлое нельзя изменить и сожаления бесполезны.
Мы пристально смотрим друг другу в глаза. Воздух меняется между нами, становится более вязким. Я чувствую запах травы, но я также чувствую запах его одеколона. У меня от этого голова идет кругом. Весь остальной мир куда-то исчезает. Озеро, одинокий лебедь, голубое небо над головой, упругая трава внизу… только я и Алекс. Моя рука поднимается сама по себе и нежно касается его щеки. Его кожа на ощупь похожа на чистый шелк. Я вижу, как он с трудом сглатывает.
— Что ты делаешь, Синди? — хрипло спрашивает он.