— Что?.. Я не понимаю.
— И что — стоять замерзать теперь? Смотри, там снег уже пошел.
Опускает глаза.
— За что он с тобой так?
— Заслуживала. Как это… язык… Дерзкий?
— За что? Черт…
Прикасаюсь к ее ожерелью пальцами. Оно широким плетенным ошейником охватывает ее шею и спускается на грудь в декольте. Ледяное!
Испуганно дергается от меня.
— Снимай немедленно! Отморозишь себе все. Заболеешь! И уши тоже. Серьги.
— Нельзя… — возмущенно смотрит, закрывая ладонью.
— Почему?
— Это… как это… — хмурится. — Защита отца!
Всматриваюсь в ее глаза, отрицательно качаю головой. Не понимаю.
— Оно ледяное. Шея, уши. Отморозишь!
— Нет. Нельзя.
— Да, почему?!
— Отец любит дочь — дарит. Дорого. Муж может выгнать. И все. С голоду умереть тогда. А это защита. Надо всегда чтобы на тебе. Домой не зайдешь, не заберешь! Только то, что на тебе — твое. Все, что в доме — мужа. Кто любит — дарит защиту.
Показывает по очереди колечки на пальцах.
— Брат Амир. Амла Саид. Брат Хазир. Тетя Амина… Баба… А это…
Показывает на колечко — тоненький ободок, выбивающийся по стилю из других. На ободе цветочек. Пять круглых лепестков, один отломан. Похоже на цветок жасмина. Мне нравится чай с жасмином и наблюдать, как эти цветы раскрываются в кипятке.
— …От мамы родной передали.
— И что — никогда не снимаете эту тяжесть??
— Если муж не любит. Или… как это… бах!! — всплескивает руками. — Взрывается!! Гнев!
— Вспыльчивый?
— Да! Нельзя снимать… — отрицательно качает головой. — В любой момент на улице! Беременная можно снять. Не может прогнать. Родила — может.
— А отец? К отцу вернуться?
— Как ему забрать?… Нельзя. Выкуп уплачен! А выгнали — плохая жена! Позор. Возьмет домой — сестры брать не будут в жены. Люди скажут — такие же!
— Мракобесие какое-то!
— Что?… — внимательно смотрит.
— Откуда ты? Кто по национальности?
— Аталар — арабы, Иран. Баба — турок. Мама — русская. Я… — пожимает плечами. — Я в Кайсери… живу… жила?
— В прошлом веке? — вздыхаю я. — В Турции давно уже все по-другому. Девушки в миниюбках и…
— Что? Не понимаю.
— Почему нравы такие суровые? Законы давно сменились.
— Севджили семьи по-старому живут. Традиции. Низкие семьи, как на западе живут. Честь забыли.
От того, как двигаются ее губы моя голова кружится, и я каждый раз ловлю свой порыв сократить между нами расстояние и попробовать их на вкус. Теряю смысл того, что она говорит, пытаясь унять дрожь, охватывающую меня от ее голоса. Он — низкий, ласковый, проникновенный и хрипловатый, когда она говорит спокойно, а когда очень волнуется — звенит, как серебряный колокольчик.
Захлопываю глаза, чтобы не испугать ее своими откровенными взглядами.
Что я хотел сделать? О чем мы вообще?
— Так! — протягиваю ей сумку. — Все можешь снимать. Положи себе в сумку. Я тебя никогда и никуда не прогоню. И ни к чему не притронусь. У нас в России ЭТО честь — не обидеть гостью. Согреется металл, захочешь…
— Нет! Нельзя.
Прикрывает ладонью.
Ладно…
Полыхающий огонь уже жжет мне спину и я отодвигаюсь, чтобы жар шел на нее.
— Я тебе сейчас чай сделаю. С жасмином любишь?
— А? — удивленно распахивает заплаканные глаза.
— С жасмином…
— Жасмин.
— Жасмин… — киваю.
— Откуда знаешь?.. — прищуривается опасливо.
— Чего знаю?
— Имя.
— Ты — Жасмин?! — доходит до меня и губы против воли растягиваются в улыбке.
Кивает.
Точно принцесса!
— А я Леха.
— Ле-ха? — неуверенно хмурит брови.
— Алексей. Леша. Леха.
— Короткое?
— Да.
— Мое — Яся, — на секунду улыбка озаряет ее грустное испуганное лицо.