— Убегаешь? — спросила Ирина, с понимающей улыбкой наблюдая, как вскочила Лори — практически так же, как она накануне после сообщения Тимофея.
— Да. У меня куча дел… черт.
— Что такое?
Мне надо заехать домой. А оттуда на работу, и потом в клуб. Но я не успею.
Ирина снова улыбнулась: за пару секунд разговора со своим домом Лори полностью вошла в роль. В ее глазах была настоящая паника сабы, которая боится разочаровать своего верха.
— Спокойно. Я дам тебе свое клубное платье. Иди в душ и помой голову, — посоветовала Ирина.
— Ты солнышко, — выпалила Лори, порывисто обнимая ее, через минуту уже была в душе, а через минуту зашумела вода, сквозь шум которой оттуда донеслось: Можно взять одноразовую бритву?
— Все, что найдешь — твое, дорогая, — с улыбкой прокричала Ира в ответ, расслабленно откидываясь в любимом плетеном кресле. Подумав, она долила в свою чашку еще кофе и взяла с тарелки последний оладушек.
…
Только вечером в машине Лори получила возможность немного подумать. До этого она лишь лихорадочно разбрасывала все дела, чтобы освободить время. И готовилась к свиданию со скоростью электровеника, отвечала на звонки, носилась по встречам… только вечером, по дороге в клуб, мысли и страхи накрыли ее оглушающей волной.
Лори была опытным водителем — ее руки и ноги работали сами по себе, а все остальное существо оказалось поглощено мучительной неуверенностью — прежде всего, в себе. А потом — и в правильности своего выбора. Что, если ей нужен не этот мужчина? Что, если мужчины вообще не для нее?
Когда-то, давным-давно, в ее жизни уже был идеальный партнер. Идеальные — самые опасные. Когда не видишь недостатков, это ведь не значит, что их нет. Это значит, что ты слепа, как похотливая кротиха. Это значит, что ты глупа. Это значит, что ты в большой опасности.
С идеальным мужчиной ты просто не замечаешь, как переходишь с романтики на жесткие игры. А потом меняешь флоггер на ремень, ремень — на плеть. А плеть режет кожу не хуже ножа. Но еще сильнее режет то чувство — что ты сама, сама этого хотела. Хотя ты не хотела. Ты хотела совсем другого — ты хотела небольшой замок, карету, лошадку и принца.
Но настоящее море боли еще не здесь, это всего лишь прелюдия. Море боли было позже, в кабинете Макса, ее замечательного психотерапевта, который три года пытал ее как заправский палач всякого рода детскими и взрослыми кошмарами. Несбыточными мечтами. И этого она сама хотела тоже — на этот раз по-настоящему хотела: чтобы хоть немного поставить мозги на место.
Выздоровела ли она до конца? Считалось, что так, ведь теперь Лори знала: те отношения были ужасными, неправильными. Тот мужчина был совершенно больным и не заслуживал ни грамма тех чувств, которые она испытывала. Она все это знала, но какой был от этого прок, когда она осталась совсем одна? В полном вакууме, где не было отношений ее мечты и никакой возможности начать их снова?
Тот период был самым ужасным. Тогда она много думала о том, почему многие женщины-мазохистки предпочитают рисковать жизнью, почему они с большим удовольствием играют с проколами, порезами, огнем, чем идут к психотерапевту. Все, чтобы не оставаться в этом вакууме. Все ради глупых детских грез.
А самая глупая детская греза — вовсе не про принца на белом коне. Самая глупая и опасная детская греза — про то, что ты вырастешь, и больше никогда не останешься в одиночестве. Если бы Лори снимала социальную рекламу, она бы сделала такой ролик: "Дорогие родители, никогда не рассказывайте детям сказки про "жили долго и счастливо", потому что от этого ваши дети могут стать мазохистами".
Ощутив влагу на глазах, Лори рывком вернула себя в реальность. Нельзя. Нельзя плакать до встречи с домом. Если она явится заплаканная, Дима подумает, что она чокнулась. Или снова станет идеальным и начнет успокаивать. Нет, она не хочет больше идеальных мужчин. Она хочет увидеть его настоящего. Сегодня она вызовет к жизни его темную сторону во чтобы то ни стало и решит, сможет ли поладить с ней. Это надо сделать прямо сейчас, пока не стало слишком поздно.
ГЛАВА 10. Я все время боюсь
Ирина.
Эта новость попалась ей сразу после ухода Лори — как только она открыла поисковик. Неудивительно — ведь она просмотрела столько новостей про Тимофея за неделю. Боги контекста решили, что ей важно и срочно это знать. И ей действительно это было и важно, и срочно…
"Покончил с собой". Заголовок заставил ее внутренности сжаться до боли. Лишь пару секунд шока спустя она поняла, что это не Тимофей. Тимофей жив и здоров, но мертв какой-то его клиент. Вчитавшись в статью, Ирина поняла, что и самоубийство тоже под вопросом.
Но по тексту все выглядело так, как будто не так уж важно, что именно случилось с тем человеком — в любом случае виноват знаменитый психотерапевт.
Резко вскочив, Ирина заходила взад-вперед по кухне. Написать ему или позвонить? Или ему вообще не нужны ее звонки и письма прямо сейчас?
Снова рухнув в кресло, она принялась перечитывать все, что было опубликовано в сети. Руки вспотели, сердце заколотилось. Звонить или не звонить? Перед глазами плясали цифры из заметок. Время смерти того человека — предположительно вчерашний вечер, а известно стало в девять утра. Взглянув на часы, Ирина убедилась, что с этого времени прошло уже пять часов. Значит, Тимофей давно знает.
Возможно, его даже разбудил звонок от журналиста. "Отказался от комментариев", — что стояло за этими словами, оставалось только гадать. Ничего не понял спросонья и бросил трубку? Знал еще с ночи и переживает уже много часов подряд? Или сидит в полиции и дает показания?
Слегка подрагивающими от волнения руками, Ирина нажала на кнопку и, встряхнув головой, поднесла трубку к уху. Она очень боялась, что он разозлится и пошлет. Но почему-то это казалось лучшей перспективой, чем заставить Тимофея думать, что ей нет до него дела, или, еще хуже — что на ее мнение о нем повлияли новости.
— Да? — ответил Тимофей так спокойно, что если бы она не знала — вообще ничего бы не заметила.
— Ты как? — негромко спросила она, стараясь не допускать сочувственных интонаций. Последнее, что нужно альфа-самцу — это ее жалость.
— В порядке, — сухо ответил он, но затем, через паузу, добавил, — много всего. Спасибо, что позвонила.
— Я… приеду, если хочешь. Если тебе надо…
Новая пауза заставила ее замереть и даже задержать дыхание. Черт, что такое она только что проблеяла? Не ровен час еще решит, что навязывается после вчерашнего. Да еще использует такой повод…
Но голос Тимофея в ответ прозвучал неожиданно нежно:
— Приезжай. Только вечером. И… не считай себя обязанной.
— Ты вообще о чем? — оторопело пробормотала Ирина. — Говори, во сколько. И куда.
— В девять. Я пришлю машину.
— Даже не думай. Судя по тому, что творится в интернете, у твоего дома могут быть журналисты.
— Ты пересмотрела американских фильмов, малыш, — хмыкнул Тимофей снисходительно, — в наших краях папарацци не охотятся. Уж точно не по мою душу.
— Я приеду. Сама, — твердо повторила Ирина.
— Я пришлю адрес, — согласился он, и она даже увидела, как он кивает: резко и в то же время немного покровительственно, словно дает разрешение… как всегда.
Весь день она нервничала, работала и краем глаза смотрела новости в интернете — но принципиально нового не сообщали. Тимофей по-прежнему ничего не комментировал, следствие по-прежнему работало, родственники погибшего все так же молчали. Стало известно, что у покойного был ребенок, и его забрала мать. Когда Ирина прочитала это, ей стало немного не по себе.
Она вдруг поняла, что это скорее всего тот самый человек, на которого Тимофей кричал по телефону. Тот, кто хотел запретить своему ребенку общаться с бывшей, а потом внезапно психанул и закончил вот так. Мог ли Тимофей знать, что к этому идет?
Так или иначе, ему сегодня пригодится немного поддержки и тепла, размышляла она. И вдруг поняла, что ничего не знает о нем. Была ли у него поддерживающая семья — родители, друзья? Приехал ли сегодня к нему кто-то? Сколько знакомых позвонили? Опрашивала ли его полиция? К вечеру ее напряжение достигло пика. Она приехала домой раньше, чем рассчитывала, и оттого, что было слишком много времени, никак не могла решить, что надеть.
Примеряя серьги к платью, Ирина в последний момент сняла их и, разозлившись на себя, переоделась в третий раз… ей хотелось выбрать что-нибудь проще. Узкие джинсы и слиперы, топ на бретельках и распущенные волосы — так она кажется моложе и теплее. А Тимофей, как она поняла, не очень ценил специальную одежду. Судя по всему, он ценил только послушание.
Такси приехало мгновенно, стоило лишь вызвать, и к его дому она прибыла чуть раньше, чем договаривались. Нервно оглянувшись по сторонам, Ирина убедилась, что никого, похожего на папарацци, здесь нет: возможно, Тимофей прав. Это только в американских фильмах желтая пресса всегда толпой караулит у входа звезд, попавших в топовые заголовки.
— Ты был прав, там никого, — сказала она, как только он открыл дверь. Ирина перенервничала, и так боялась сказать не то, что выпалила это — ни к селу, ни к городу.
Тимофей выглядел намного хуже, чем накануне — заметно выделялись круги под глазами, и снисходительная улыбка получилась вялой:
— Как я и сказал, у подъездов сидят только американские журналисты, и в основном в кино. Наши просто обрывают телефон.
Он стоял перед ней в знакомых шелковых брюках и свободной чистой рубашке, но во всем его облике странным образом читалась растерянность — возможно, из-за легкой небритости и явных следов тревоги на лице. Или он как-то по-особенному смотрел на то, как она снимает пальто?
— Так отечественные журналисты — получается, милахи? — с натянутой улыбкой попыталась пошутить она. Тимофей поднял бровь и улыбнулся еще снисходительнее:
— Не нервничай. Иди сюда, — мягко позвал он и крепко сжал ее в объятиях — так, словно это она нуждалась в утешении.
Ира уткнулась носом в его футболку и глубоко вдохнула, ощущая неуловимое изменение запаха — видимо, потому, что он тоже нервничал.
— Спасибо, что приехала, — негромко пробормотал Тимофей, уткнувшись носом в ее волосы.
— Ты один? — спросила она, когда он выпустил ее из рук. И невольно оглянулась в сторону кухни.
— Да. Я целый день был один, — внезапно признался он.
— А друзья? — спросила она прежде, чем догадалась прикусить язык. Но Тимофей отреагировал невозмутимо:
— Пара человек звонили. Я сказал, чтоб не ехали — было полно разговоров с полицией и еще работа, знакомые звонили, журналисты, а потом…
— Что?
— А потом я ждал тебя, — медленно сказал он, проводя взглядом снизу вверх так, что ее соски мгновенно затвердели под топом.
Ирина открыла рот и медленно закрыла под его обжигающим взглядом. Тимофей медленно протянул руку, спустил бретельку с ее плеча, шагнул ближе и дернул топ слегка вниз, обнажая одну грудь. Не отпуская ее взгляда своим, он сжал ей сосок до боли, дождался, пока она охнула, опустила ресницы, и тогда убрал пальцы. Аккуратно поправив на ней одежду, он развернулся и пошел в кухню. Ира постояла секунду, переводя дыхание, и пошла за ним.