Я повернулась и порылась среди сумок на третьем ряде сидений, пока не нашла мини — холодильник, где я хранила важные «Джунио Минтс»***, «Рэд Вайнз»****, содовую и… А, вот и оно. Я вытащила упаковку со льдом и приложила к шее Гарри сзади.
Гарри укачивало еще с того момента, как мы забрали его из роддома, там он срыгнул на свою новую одежду. Я не знала, почему, казалось, лишь я замечала, что каждый раз, когда он находился в машине дольше часа, его желудок взрывался, оставалось загадкой. Я перестала задавать вопросы, когда поняла, что ответов не последует. По крайней мере, хороших.
Минутой позже я вынула из холодильника Спрайт. Я открыла банку, и крошечные пузырьки долетели до моего лица.
— Выпей это. Укачивание не устоит перед ледяным Спрайтом.
Дыхание Гарри стало спокойнее, когда взял из моих рук банку с газировкой.
Я сжала пакет со льдом в руках и сильнее надавила ему на шею.
— Лучше?
Он сделал глоток, а затем еще один и облегченно вздохнул. Потом Гарри открыл глаза. Он улыбнулся мне, а я, проигнорировав свою стратегию, улыбнулась в ответ.
— Спасибо, Финикс. Спасибо, что всегда поддерживаешь меня.
Я улыбнулась еще шире. Гарри в свои десять лет пытался казаться мужчиной, потому запоминал слова и фразы, что он слышал от моих друзей.
Класс и поддерживать были лишь ничтожной частью этого.
Были и те, что я заставляла его забыть.
— И тебе.
Он подставил мне кулак. Я стукнула по нему своим и подмигнула ему. Плюсом этой семьи был только Гарри. Как этот маленький комок позитива и верности мог получиться у моих родителей, было просто восьмым чудом света.
Если и была хоть одна причина не думать, как сбежать из адского лагеря, так это был братишка, которого я не бросила бы людьми, намеренными пустить свои жизни под откос.
Я снова посмотрела на Гарри. Его кожа стала нормальной, он ровно дышал. Кризис миновал.
— Передай от меня привет Эмерсон, — он взглянул на экран моего телефона и допил Спрайт, смачно рыгнув.
— Гаррисон… — мама пригрозила ему тем тоном. Тем, которым она давала понять, что ни она, ни ее дети не рыгают, не испускают газы, не ходят в туалет и не ковыряются в носу.
— Прости, мам, — сказал он и посмотрел на меня так, будто избежал наказания за кражу грузовика с мороженым и играми «Майнкрафт».
Я повернула телефон так, чтобы Гарри увидел имя Эмерсон сверху. Гарри она нравилась. Он даже хотел на ней жениться. У него был хороший вкус, надо отдать ему должное. А она была достаточно сумасбродной, что могла всерьез задуматься над этим.
— Вот мы и приехали, — объявил отец и наконец снизил скорость, пока мы проезжали под деревянным знаком, подвешенным между двумя — неожиданно — деревьями. Лишь двумя. Спасибо, Господи. Это было странно.
«ЛАГЕРЬ КИСМЕТ» было вырезано по дереву большими буквами, что выглядело так, будто это сделал ребенок, умело обращавшийся с ложкой — нуазеткой. Название почти подтвердило мои ожидания от лагеря.
Гарри высунулся из окна, озираясь вокруг. Он указывал на столько вещей, что у него расплывались очертания руки. Отец опустил окно и выставил локоть. Даже мама открыла глаза и перестала тереть виски, чтобы осмотреть лагерь.
А я? Даже не собиралась. Сжавшись на своем месте, я надела солнцезащитные очки и поставила песни, что мы слушали на соревнованиях, на повтор. Увеличила громкость и отправила Эмерсон смс.
«Ненавижу свою жизнь».
Конечно, я написала это когда связь совсем исчезла, и я так и не дождалась ее ответа.
— Это будет самое крутое лето! — закричал Гарри, когда впереди появились бревенчатые домики. Великолепно. Я проведу все летние каникулы, изучая, как люди выживали в таких условиях.
Скрестив руки, я как можно глубже вжалась в свое сидение. Я не затаила дыхание в ожидании лучшего лета, а лишь скрестила пальцы, чтобы оно не было худшим
Ледерхозе* — кожаные штаны, национальная одежда баварцев и тирольцев.
Йодль** — особая манера пения без слов с характерным быстрым переключением голосовых регистров, то есть с чередованием грудных и фальцетных звуков.
Джунио Минтс*** — марка ментоловых драже в шоколаде.
Рэд Вайнз**** — жевательные конфеты в кислом сахаре.
ДВА
В коттедже был водопровод. И электричество. И стены, что разделяли помещение на комнаты, а также двери, которые их закрывали. Так что я была в лучших условиях, чем колонисты четыреста лет назад.
С того момента, как мы поселились в коттедже номер 13 — да, именно так — я старалась сосредоточиться на позитивных вещах, а не на негативных, которых была огромная куча. Мои родители снова начали свои типичные споры обо всем. Я наткнулась на паутину, пока шла к входной двери. Здесь было всего две спальни, что означало, что я буду делить небольшое пространство с десятилетним мальчиком. Так что соотношение минусов к плюсам было десять к одному.
Когда я вошла внутрь крошечной ванной, меня встретил запах прогнившей рыбы, и я поняла, что поторопилась с выводами.
Я вытащила третью кучу своих вещей из машины, пока мой отец открывал свой ноутбук на кухонном столе. Мама пропала в пахнущей форелью ванной. В крохотной спальне Гарри смотрел на двухэтажную кровать. Гарри с пяти лет просил такую. Но родители выступали против его просьб, объясняя это тем, что он точно упадет с верхней кровати и сломает себе шею. Для мальчика, который в следующем году перейдет в пятый класс, двухъярусная кровать была пределом мечтаний. А для семнадцатилетней девушки, которая нуждалась в свободе, это был словно ночной кошмар.
Но это лето было не для меня. Это было лето для Гарри.
— Думаешь, я выберу верхнюю кровать, да? — сказала я, опустив свой чемодан и чемодан Гарри на старые доски пола.
— А разве нет? — ответил он, все ещё не отрывая взгляда от кровати.
— Неа. Таким девочкам, как я, больше нравятся нижние полки, — я прокатила свой фиолетовый чемодан до кровати и подняла его на матрац.
— Правда? Нижние? — Гарри шагнул в сторону лестницы.
— Конечно. Так, если я встану посреди ночи, не придется переживать, что я рухну с лестницы.
Гарри кивнул и схватился ладошками за перила.
— Ты слегка неуклюжая. Нам обоим будет безопаснее, если я буду наверху.
— Я бы предпочла словосочетание «лишённая изящества». Спасибо за одолжение, — я взъерошила ему волосы, пока он лез наверх. — Мой потенциально разбитый череп и побитые бедра у тебя в долгу.
Добравшись до верха, он сразу улёгся на матрац.
— Уху — у–у! — завопил он, а пыль с внутренней стороны матраца обрушилась хлопьями на то, что было моей кроватью. Так что спать здесь я не буду, пока ее не очистят от пыли и не продезинфицируют. Дважды.
— Ага, веди себя тише, если не хочешь привлечь внимание надзирателя.
Почти сразу же он перестал смеяться и вопить, понимая, что мама положит конец его мечтам о двухъярусной кровати, если захочет узнать по какому поводу шум. Пока мы не будем шуметь и не попадем в поле зрения стандартного родительского радара, я лично знала, что никто из них не перешагнет порог комнаты этим летом.
Губы Гарри были сомкнуты, но он продолжал скакать. Ещё больше пыли сыпалось на мой матрац и чемодан.
— Эй, Финикс? — он перестал прыгать. Его голова появилась над кроватью, большие глаза моргали.
— Эй, Гарри? — ответила я.
— Все будет в порядке?
Мои пальцы застыли, пока я расстёгивала чемодан.
— Что ты имеешь в виду? — сказала я ровным тоном, стараясь не меняться в лице.
— Может мне и 10, но я знаю, что что — то случилось.
— Ничего не случилось. И тебе лучше перестать так свешиваться с кровати.
— Брось. Я знаю, ты в курсе, что происходит, — выдохнул он и плюхнулся на постель.
— Может, да. А может, нет, — я пожала плечами.