Пропела, рассматривая себя в зеркало.
Облегающие кожаные брюки, каблуки и объемный свитер, который так и вопил о том, что в игру в соблазнение могут играть двое.
Телефон тренькнул. Я мельком посмотрела на экран, накинула пальто и быстро вышла из дома. Меня чуть стиснули, как всегда недовольно осмотрели весьма ухоженный двор и пустили в теплое нутро черного монстра.
Не то чтобы Павлу не нравился район или дом, в котором я живу. Он с первого взгляда оценил шлагбаум, ухоженные газоны и дорогую отделку здания.
— Своя или снимаешь?
— Своя, — я тогда спокойно посмотрела на него. Броневой не стал расспрашивать дальше, но я поняла, что мысленно поставил, похоже, еще одну галочку в какой-то ему одному известной графе.
На самом деле, мне было не сложно рассказать ему все подробности — точнее, говорить об этом было сложно, но исключительно из-за неприятных воспоминаний, а не потому, что я делала из этого огромную тайну. Но ни с того, ни с сего вываливать всю историю не собиралась, а напрямую Павел и не спрашивал. К теме Зиминых, которая ему претила, он подбирался с разных сторон, как сапер, прокладывающий дорогу по минному полю для отряда захватчиков. И я оценила то, что он делал это сам, а не дал очередное задание своей службе безопасности.
Выставка — точнее, эдакое закрытое открытие для платежеспособной элиты — проходила в одной из известных частных галерей. Я скинула пальто и услышала, как Павел сзади выматерился. Вырез на вязаном свитере полностью открывал лопатки, обнажал спину почти до талии и был украшен длинной тонкой ниткой жемчуга, спускавшейся вдоль позвоночника.
— Издеваешься? — хрипло прошептали мне на ухо, отчего по обнаженной коже пробежали мурашки удовольствия. Или это от прохлады? — Где твой вечные футболки и джинсы?
— Кто ж виноват, что ты впервые привел меня в приличное место, — я округлила глаза, пряча улыбку.
Мы прошли в зал. Работы меня заинтересовали, я медленно рассматривала одну за одной. Но, судя по тому, что к нам — точнее к Павлу — постоянно подходили то мужчины, то женщины, чтобы поговорить, эта выставка была менее всего предназначена для оценки картин. А по тому, с каким недоумением на меня смотрели мужчины и как старательно игнорировали женщины, я с их точки зрения менее всего подходила ему в спутницы. Более того, на пару моих фраз его партнеры среагировали так, будто заговорила одноиз висящих полотен. Я лишь пожала плечами и даже подумала уйти приобщаться у прекрасному самостоятельно, как меня взяли за руку и отвели в сторону, мрачно посмотрев на удивленных собеседников.
— Паша?
— Бесит.
— Забей, это нисколько меня не оскорбляет — я на такую ерунду не обращаю внимания.
— Это. Оскорбляет. Меня.
Я внимательно посмотрела на него. Действительно, злится. И кажется поименно запомнил тех, кто повел себя не должным образом. Спору нет, это было приятно. С таким зверским выражением лица меня защищали только Зимины. Павел привыкнет еще, что мне и вправду плевать. А еще привыкнет его окружение — потому что я была намерена задержаться возле этого человека. И надолго.
— Мужчины знают, что рядом с тобой всегда были ничего не значащие для тебя спутницы. Они не могут поменять отношения к твоим… девушкам в одночасье.
— То есть ты теперь должна расплачиваться за то, что я был мудаком?
Я прыснула.
— Угу. А еще за то, что твоя харизма, внешность и положение — желанная цель для большинства женщин.
— А для тебя? — Павел был, как всегда, серьезен.
— А я уже в эту цель попала. В самую серединку, — сказала и толкнула его за колонну, возле которой мы стояли, так, что практически приперла к стене. Я приблизилась к нему, переплетя наши пальцы и задрала голову вверх. — Они остались в прошлом. А я здесь.
— И тебя не беспокоит мое… прошлое?
— Чуть-чуть. Иногда я бешусь, когда думаю, что рядом с тобой на кровати в твоей квартире пыхтели снулые рыбины, — проговорила я тихо, не отрывая от него взгляда. — Поэтому кровать тебе придется сжечь.
Глаза Павла чуть расширились:
— Пыхтели?!
— Угу, — подмигнула.
— Сжечь?!
— Ага.
— Женщины в моей постели не…пыхтят, — сердито буркнул мужчина.
— Значит, с кроватью ты согласен?
— Твою ж мать… — Броневой закатил глаза и возмутился, — Почему мы вообще заговорили об этом?!
— Может потому… — я еще понизила голос и прижалась к нему, царапнув ладонь, — Что я хочу выяснить, насколько ты хорош? Вдруг мне тоже придется…пыхтеть.
— Ррыжая!
— А я, между прочим, хочу стонать под тобой…
Броневой сглотнул, а в его глазах полыхнуло так, что меня обожгло от макушки до пяток. Он высвободил свои руки, но лишь для того, чтобы положить ладони на спину и вздрогнул, как только они коснулись обнаженной кожи.
— Теперь тебе так и придется стоять, — хрипло прошептал мужчина, наклонившись к моему лицу, — Иначе меня выведут за оскорбление чувств нравствующих.
— Если я буду так стоять, — прошептала не менее хрипло, — у тебя вообще никогда не получится выйти.
Он хмыкнул и чуть прикрыл глаза. Мы так погрузились в собственные ощущения, что вздрогнули, когда рядом раздалось ехидное:
— Странно, а мне казалось, что на вечеринке тебя купил мужчина.
Я обернулась и улыбнулась. Станислав и Станислава.
— Говорят, рожающим женщинам вредно язвить, — буркнул Павел, но тоже улыбнулся
— Мне еще две недели можно, — махнула рукой брюнетка, — Вас уже обсуждают.
— Обсуждают или осуждают?
— Ну ты же знаешь, на последнее мне плевать, поэтому даже если мне в лицо скажут какую-нибудь гадость, я просто это не замечу.
— У моей жены удивительно избирательный слух, да дорогая? — почти пропел Стас и приобнял её за плечи.
— Тут кто-то что-то сказал? Вы ничего не слышали? — подняла брови Стася.
Я прыснула. Эта парочка мне нравилась. Мне все друзья Броневого нравились, пусть, некоторым образом, и заочно. А на остальных, действительно, плевать.
Мы провели на выставке еще немного времени — Павел даже решил кое-что приобрести для офиса — и поужинали вчетвером в милом аутентичном итальянском ресторанчике, где продолжили подкалывать друг друга. Точнее мы трое подкалывали Павла, а тот весьма мило на нас за это ругался. И дулся, как хомяк на крупу. А еще много улыбался, что для него была большая редкость. И скармливал мне лучшие кусочки со своей тарелки — ну что я могла поделать, если его блюда всегда выглядели вкуснее. И постоянно то брал меня за руку, перебирая каждый пальчик, то, будто невзначай, задевал за нитку жемчуга на спине, отчего я млела. И целовал в машине по дороге к дому — долго, обстоятельно, важно, пока я не начала задыхаться.
Даже дверь за ним закрылась с какой-то особенной нежностью, и я еще долго стояла, прислонившись к ней спиной, и улыбалась.
А потом пошла, переоделась в свою любимую пижаму с заячьими ушами — уши там были на капюшоне, хвостик на попе и весьма симпатичная рожица на груди — и налила себе огромную чашку чая.
Звонок в дверь застал меня врасплох. У меня, вообще-то, был домофон и консьерж. Но…Судя по всему, кое — то может прорваться через какие угодно преграды.
Подлетела к двери и, широко улыбаясь, распахнула её, даже не посмотрев в глазок.
Хм, кажется, улыбка была преждевременной.
Ярослава
— Я понял, что не готов сдаться так просто! — Степан ворвался в мою квартиру, как ураган, принеся с собой вопли и грязные следы. Он радостно облапал меня взглядом, стащил ботинкии бодренько прошел на кухню с пакетом.
— Ик, — ответила я, застыв, как вкопанная, посреди холла, глядя на нежданного и неожиданного гостя. Благо, от входной двери просматривалось все основное жилое объединенное пространство квартиры — зал, кухня, небольшой уголок для чтения.
— Ты, конечно, всё мне объяснила, но разве можно принять решение, даже не попытавшись?! Ведь ты, не зная что теряешь, не можешь утверждать, что у нас ничего не получится, — из пакета была извлечена бутылка крепкого алкоголя. Угу, лучшие друзья девушек — это коньяк.
— Мм-м, — промычала я, все еще не решаясь сдвинуться с места, но входную дверь закрыла.
— Поэтому я буду бороться! И собираюсь победить. У тебя бокалы есть? А, вот же они, — мужчина будто не замечал моего замешательства и деловито расположился за стойкой.