Броневой почувствовал, что глаза застилает кровавая пелена, а руки непроизвольно сжимаются в кулаки. Потому что за одним из столиков сидела Ярослава и любезничала с тем самым шатеном, который, как уже уверил себя Павел, не имел к ней никакого отношения.
Мужчина замер на месте и даже на мгновение растерялся, не понимая, что предпринять.
Она ведет какую то игру? Или это очередной «братик» наподобие Зиминых, о которых он и так собирался серьезно поговорить? Потому что подобные отношения его не устраивали. И если она хочет быть его девушкой…
Парень вдруг наклонился к Ярославе, а та расхохоталась. Дальше Броневой уже не думал. Быстрым шагом он подошел к их столу и с грохотом отодвинул свободный стул, испытывая при этом ощущения дежавю.
Ярослава подпрыгнула от такого эффектного появление, а её визави посмотрел с веселым изумлением. А дальше сделал нечто вообще странное — выразительно посмотрел на нахалку натужно расширенными глазами, дождался слабого кивка, усмехнулся и встал со словами, обращенными в сторону Броневого:
— Ну что ж, поздравляю.
И просто ушел.
Что за хрень?! Павел ненавидел чувствовать себя идиотом. До этого у него и не получалось — только в последнее время что-то пошло не так. Он наклонился и грозно уставился на Ярославу, которая, закусив губу, смотрела на него со странным выражением:
— Чтобы никогда… Больше. Запомни, если ты со мной — только со мной, — зашипел он — Да я на хрен закрою этот ресторан, если ты будешь… Вот так…Я вообще не понял, что здесь произошло?! Почему ты с кем — то встречаешься? У тебя что, все друзья мужского пола? Или этот самоубийца — бывший? Или он долбанный претендент? Тогда ты обязана сообщить ему что…
— Я и сообщала как раз, — маленькая ручка накрыла его кулак, инстинктивно сжавший скатерть. В глазах наглой провокаторши заплясали чертенята. Да она сама была как маленький чертенок! — Но ты нам помешал. Так что придется встретиться с ним еще раз, чтобы объяснить всё снова, по-нормальному, — вздохнула она с притворным сожалением.
— Нет! — чуть не проорал Броневой.
— Ну нет так нет, — печально произнесла рыжая и вдруг рассмеялась. А Павел почувствовал, как уходит напряжение и выпрямился, вздыхая. Какая же она наглая, все-таки!
— Не смешно, — буркнул он и забарабанил пальцами по столу. А потом внимательно посмотрел на девушку, — Что, и правда объясняла?
— Ну да, — кивнула, — А как по-другому? Или я похожа на…хм, ту, которая будет крутить с несколькими одновременно?
— Ты вообще ни на кого не похожа, — недовольно поджал губы Броневой, — И поэтому с тобой тяжело, — пожаловался он.
— Паш, — она смотрела уже серьезно, — У меня могут быть недостатки, но… Я не вру.
Он через силу кивнул и показал на кофе:
— Ты обедала?
— Нет. Подумала, что это будет слишком… для объяснения.
— Значит, пообедаешь со мной. Я, собственно, тебя для этого и искал.
— Чтобы поесть? — посмотрела она с лукавым выражением.
— Чтобы поесть вместе, — выделил он последнее слово.
— То есть, у нас свидание? — рыжая расплылась в довольной улыбке.
Броневой лишь хмуро посмотрел на неё и раскрыл меню.
Ведь это действительно было свиданием. Которого у него не было черти сколько. Чтобы не просто поесть. Чтобы разговаривать о чем-то, или молчать — тоже о чем-то. Хотя молчать получалось редко — Ярослава постоянно болтала, но это не раздражало его. Ему не хотелось утыкаться ни в биржевые сводки, ни в свежую прессу, хотелось лишь слушать её и смотреть на неё — как двигается её хрупки пальчики, отрывающие булку; как она улыбается, заправляет за уши непокорные пряди. Краснеет иногда, чуть смущенная его вниманием. Как смеется — всей собой. Она даже его умудрилась разговорить и вытащить несколько историй из жизни, чему сильно удивилась.
А уж как удивился Броневой.
— Как думаешь, меня ждет выговор? — хихикнула девушка, когда они заходили в лифт после обеда.
— От кого? — Павел нахмурился.
— От начальника. Я опоздала больше чем на час со своим возвращением. — голос её сделался откровенно провокационным. — Впрочем, я просто скажу, что ты вызвал меня в кабинет и…
Павел молча нажал на кнопку «стоп», развернул маленькую ехидну, прижал её к стенке лифта и впился в рот долгим, чувственным поцелуем, прошедшимся дрожью по всему её телу. А потом снова привел кабину в движение.
— Можешь даже сказать, что я тебя мучал.
Двери открылись на семнадцатом этаже, и он подтолкнул в спину ошеломленную молчаливую девушку. Кажется, он понял теперь, как бороться с её дерзостью.
Посмеиваясь, и стараясь не думать о том, какое представление они показали перед камерами — пусть только попробует кто из охраны рассказать об этом — он доехал до своего этажа.
И только подходя к приемной вспомнил об одной важной вещи и глухо выматерился:
— Виктор, — обреченно произнес он — Запиши мне номер сотового Ярославы.
Ярослава
— Отвратительная персона, — услышала я чуть визгливый голос, когда уже собиралась выходить из кабинки, — Что он в ней нашел?
Я так и замерла, а потом усмехнулась. Ну прям по всем законам жанра. Именно такие вещи и должны происходить в туалетах ресторанов.
У кого-то хорошая память на лица, у меня — на голоса. И этот я узнала. Дамочка, уже в возрасте, подходила к нашему столику и была представлена, как давняя подруга родителей.
— Ты права, — согласилась с ней невидимая собеседница — Прийти с таким солидным мужчиной в драных тряпках и кедах, да еще и с подобным ужасом на голове…
Странно, когда я смотрела последний раз в зеркало, ужаса там не было.
— А манеры? Хохочет на весь зал, таскает у него еду с тарелки…
Угу, какой кошмар.
Мне надоело отсиживаться и я выскочила с громким криком «Бу!».
Две сплетницы взвизгнули, отпрыгнули и посмотрели на меня, как на сумасшедшую.
— Не понравилась еда? — любезно поинтересовалась, усиленно делая вид, что предыдущая сцена им померещилась, и включила воду.
— К-какая еда?
— Вот и я думаю — какая? Может подскажете, чтобы я не заказывала? Поскольку, раз вы занимались исключительно тем, что смотрели на наш столик, еда должна была быть отвратительной, — я вытерла руки салфеткой и наигранно задумалась, — Ну, или манеры.
Оставив их переваривать полученную ценную информацию, я в предвкушении вернулась к Броневому. Ядовитость окружающих не была мне интересна. Гораздо интереснее было наблюдать за тем, как меня соблазняли. Медленно, неумолимо, сладко.
Я даже не сразу поняла это — не была настолько опытна, чтобы раскусить Павла. Но спустя два дня и три встречи — каждый раз в разных ресторанах, где мне, ко всему прочему, еще и цветы вручали — я осознала, что это похоже на игру «Соврати девушку за десять свиданий». То, что девушка согласна была совратиться еще на первом, значения не имело.
В этом было что-то космическое.
В том, как он сдерживался, чтобы не дотронуться лишний раз. Как смотрел на меня, думая, что я не вижу. Как зависал иногда, глядя на мои губы или…на еще что-нибудь. В том, что он давал нам время лучше узнать друг друга. Будто собирал пазлы: начал с рамки и теперь, кусочек за кусочком подбирался к середине. И это говорила о намерениях и серьезности Броневого больше, чем любые слова. Которые он совершенно не любил произносить.
Мне это нравилось. И сам Павел нравился. Так нравился, что, порой, становилось страшно. За себя. Нравилась его немногословность, жесткость, уверенность в своей правоте. Нравилось, что я единственная могу эту жесткость и уверенность сбросить с постамента. Нравилось как он двигается — стремительно, мощно. Как он думает — тоже стремительно, масштабно. Нравился его рост, огромные плечи, чуть свернутый набок нос — подрался в юности, но не стал восстанавливать. Нравились его манеры, поцелуи, то, как он, забываясь, возмущенно рычал «Ррыжая!», когда я вела себя особенно несносно. Даже его вечные костюмы нравились, а ведь я раньше не переваривала мужчин, у которых в гардеробе обретаются люди в черном.
Хотя" нравилось" — немного не то слово.
Я бредила им. Запала. Втрескалась по уши. Прилипла так, что и не отдерешь.
Мне хотелось завалить Броневого на пол и попрыгать на нем с криком «Это все мое!». Оказаться на необитаемом острове и прикрыться им от солнца. Заполучить целиком и полностью.
Хотелось заснуть с ним вместе и проснуться. Прожить жизнь и вечность в придачу. Я кайфовала каждую минуту, что мы проводили вместе. Даже когда просто ехали рядом в машине и молчали. Когда он меня затаскивал в максимально пафосное место, где у официантов были настолько натужно любезные лица, что мне приходилось преувеличенно громко интересоваться у Павла, уверен ли он, что нам не стоит вернуться в любимый Макдональдс. Когда он открывал передо мной дверь машины — всегда сам, не перепоручая это водителю. Провожал до дома. Чуть злясь, признавался — под дулом пистолета — что слушал мой эфир. Помогал мне надевать пальто, умышленно задерживаясь на тех частях тела, которые это пальто прикрывало, отчего нас обоих ощутимо дергало. Внимательно слушал меня, пусть я, порой, несла чушь, а потом, неожиданно, выдавал какую-нибудь историю, которая удивительным образом ему шла.
Происходящее напоминало мне поток, несущий нас с огромной скоростью. Но вот куда, я пока не загадывала.
«На выставке Ван Гога
Я главный экспонат»