Мы молчали всю дорогу за город, где, в огромном деревянном доме в канадском стиле — а дом мне, между прочим, понравился — и проходило запланированное действо.
Ни размеры, ни шикарно одетая публика — похоже, сливки местного общества — меня не пугали. Я столько раз бывала на подобных приемах — и даже, порой, сама их организовывала — что чувствовала себя абсолютно комфортно. Пусть сейчас все было немногопо-другому, и я оказалась в незаслуженном статусе подруги великого-и-неповторимого.
Великий помог мне раздеться, и я чуть смягчилась, заметив, как вспыхнули его глаза, когда он увидел мое платье.
Холл и гостиная — даже зал для приемов, с большими окнами в пол, за которыми виднелся сад, и роялем с музыкантом посередине — были полны народу. Многие на нас косились, но никто не набрасывался, чтобы отгрызть от меня кусочек. Павел не отставал ни на шаг, да и вообще вел себя как идеально-книжный герой — заботливый и внимательный. Чувствуя его горячую руку и слушая, что он мне шепчет на ухо — в противовес тем официальным представлениям, что проговаривал во всеуслышание — я даже пару раз хихикнула и, наконец, расслабилась.
Но, конечно, когда подошло время знакомства с дедом Броневого, его отозвали. Он посмотрел на нас с сомнением, на что получил усмешку старшего по званию:
— Думаешь, я её съем?
— Думаю, она может обжечь, — буркнул нахмурившийся внук, но сжал ободряюще мне пальцы и отошел.
Мы же остались стоять друг напротив друга.
Да уж, дедом этого человека мог бы назвать только слепой.
Вениамин Александрович был таким же высоким, как и Паша, поджарым и крепким, как дуб. На вид ему можно было дать не больше шестидесяти, хоть мы и праздновали его семьдесят семь. У него были совершенно седые волосы и лицо умного, уверенного в себе человека, много повидавшего и умеющего принимать решения.
А еще я поняла, в кого у внука пошел этот неординарный высокомерно — вымораживающий взгляд. Да уж, мать Броневого была, пожалуй, просто стервозной особой, но за дедом чувствовалась порода и берлинская стена.
Боюсь только, за эту берлинскую стену меня впускать не собирались.
И пусть мне не привыкать к подобным взглядом, стало почему-то обидно. Может потому, что я понимала — и разрушить эту стену мне не под силу.
— Поздравляю с днем рождения, — чуть не добавила «желаю счастья в личной жизни», но вовремя прикусила язык. Вениамин Александрович, как рассказывал мне Павел, прожил с его бабушкой больше пятидесяти лет и был однолюбом. Та умерла два года назад, оставив его вдовцом.
— Значит, Ярослава. — пророкотал низкий мужской голос. Я залипала на красивые голоса, и этот был не исключением. Жаль только, что шум гигантского водопада, который в нем слышался, не обещал мне ничего хорошего.
— Да, — я осторожно кивнула. Ну а что еще сказать? — Приятно познакомиться.
— И откуда вы… Ярослава?
Раздражение, и так бурлившее в моей крови, тут же попросилось наружу. А то ему не рассказали, что у меня ни роду, ни племени! Относительно, конечно, но я не собиралась выезжать за счет Зиминых. Я постаралась подавить желание ляпнуть что-нибудь неуместное:
— Из маленького провинциального городка, — задрала голову. Или нос. Пусть знает, что я ничуть не стесняюсь.
— Хм, даже так? — он усмехнулся — И вы, кажется… сотрудница моего внука? — глаза пронзили пулеметной очередью, а голос упал на одну октаву и уже не казался таким привлекательным.
Угу, сотрудница. А еще сплю с ним.
Судя по тому, как мужчина поперхнулся, а его брови взлетели вверх, я это не подумала, а произнесла вслух.
«Фак», как сказал бы Тоха. Я мучительно покраснела и прикусила губу, а дед Броневого прищурился.
— Занятно. В кои то веки Наталья оказалась права, — он хмыкнул, стена стала толще, а я покраснела еще больше. Понятно, в чем там она права.
Дважды «фак».
Но умирать, так с песней.
Я пожала плечами:
— Мне нравится моя работа. Которая… в холдинге. Я ведущая на радио. Порицаю в прямом эфире капиталистические пороки и выступаю на стороне пролетариата, которому и принадлежу.
Кажется, брови поднялись еще выше.
А я даже краснеть перестала — дальше уже некуда. Просьбу Павла я точно ужене выполнила.
Не самый приятный разговор в моей жизни прервала какая-то компания, подошедшая к нам с поздравлениями. Пробормотала что-то извинительное и ретировалась, подцепив попутно еще один бокал шампанского.
Я сделала большой глоток и осторожно огляделась. Оставалось только встретить Наталью Вениаминовну и вечер не прожит зря.
А вот и она сама. Нельзя было о ней думать.
— Ярослава. Как неожиданно…вас здесь увидеть.
Ага, очень неожиданно. Я даже не стала комментировать эту реплику, только улыбнулась и приветственно кивнула.
— Я надеялась, что Павел выберет более подходящую спутницу на этот вечер, — женщина неодобрительно и с ехидцей посмотрела на меня.
Улыбку моментально унесло.
— А пришел со мной. И извиняться за это я не планирую, — ответила я практически грубо.
— Ярослава? — недоуменный голос выросшего рядом с нами Броневого вырвал у меня тяжелый вздох. Конечно, он слышал только последнюю реплику. Наталья Вениаминовна мило прощебетала что-то и отошла.
— Расскажешь?
— Паш, ты мне доверяешь? Веришь, что я не маньяк, не сумасшедшая и не идиотка?
— Ну…да, конечно. Но…
— Значит, рассказывать нечего. Твоя семья терпеть меня не может, но я этому не удивлена.
— Но ты этим расстроена, — Павел вздохнул и отвел меня в сторону. — Послушай, у них у всех достаточно специфические надежды на меня и полное «понимание», как мне жить и что для меня лучше. Но с тех пор, как мне исполнилось двадцать, я сам принимаю решения.
— И до этого все твои решения их устраивали.
Он лишь пожал плечами, а я потерла внезапно озябшие плечи:
— Если мы будем продолжать встречаться, мне придется постоянно терпеть нападки твоих родственников.
— А ты, похоже, не слишком этого хочешь, — голос Павла заставил меня на него посмотреть внимательнее. Сердится? Почему?
— Любому человеку подобное отношение неприятно…
— Но дальше это ведь твой выбор — что делать с этим отношением, — мужчина явно был раздражен, — Думаешь у меня все просто получается? С твоими обожаемыми Зимиными, которые постоянно проверяют меня на вшивость? С твоим довольно… легким взглядом на жизнь, с которым мне, порой, совсем не легко? Ты могла бы попытаться совладать со своим характером, чтобы подстроиться под существующие обстоятельства. Пойти мне навстречу. А тебе плевать на отношение окружающих людей. Но знаешь в чем вранье? Тебе плевать не потому, что тебе на самом деле все равно. А потому, что ты выбрала такой путь — идти по жизни легко, не замечая ни трудностей, ни косых взглядов.
— И что в этом плохого?!
— Может и ничего. Только это мнимая легкость, за которой прячется страх перед реальной жизнью. Ты готова легко отказаться от работы, если она тебя чем-то не устраивает, от людей, если они говорят то, что тебе не нравится, от мужчины, если он, с твоей точки зрения не подходит в чем-то. А ведь там, где двое, неизбежно будет борьба за отношения.
— Ты считаешь, я недостаточно… боролась в жизни? Что я теперь должна полностью поменять свою жизнь в угоду тебе? — меня уже ощутимо потряхивало.
— А ты считаешь что у борьбы есть лимит? — голос Броневого сделался жестким, — Что в твоей жизни не должно ничего меняться с появлением в ней мужчины? Возможно, ты просто не готова к тому, что нас теперь двое.
— А про себя ты не хочешь сказать то же самое? Возможно и ты не готов? — я почувствовала, что мои глаза наполняются слезами.
Губы мужчины скривились, а взгляд сделался совершенно нечитаемым.
— Вполне возможно. — он кивнул и отвернулся. — Пойдем, я отвезу тебя домой.
А я… я безропотно пошла, оделась и села в машину.
Глава 17
Ярослава