— Раньше Оливер было редким именем, сейчас же люди часто называют своих детей именно так. Но тогда, это было совсем не круто быть худым, вонючим мальчишкой, который жил в старом деревянном трейлерном парке. Ты даже представить себе не можешь, как меня дразнили другие дети в школе.
— Дети иногда могут быть жестокими.
— Подростки тоже.
Я часто просил своих одноклассников не выбрасывать еду, которую они не доедали за ланчем, чтобы я мог забрать ее домой. Пока миссис Паттерсом не положила этому конец. Она заявила, что я издевался над другими детьми, заставляя их отдавать мне еду. Она сказала, что если это продолжится, я буду наказан. Я никогда не понимал, зачем она это делает. Она знала, из какой я семьи, и что с едой у нас катастрофические проблемы.
— Ты знаешь, почему они тебя так назвали?
Я не рассказывал эту историю.
— Пьяный дядя Кристи предложил ей сто баксов, если она назовет своего ребенка в его честь.
Аделин выглядит так, будто готова рассмеяться.
— Нееет.
— Я не шучу. Его звали Лоуренс Оливер Джексон. Его назвали в честь Лоуренса Оливье, но его мать была тупицей и записала неправильно.
Не самая классная группа людей. И я генетически связан с ними. Черт.
Я твердо верю, что воспитание пересилило природу. В противном случае нас с Лоури ждала жизнь, похожая на жизнь Макколумов.
— Лоуренс повезло. За это имя он заплатил сто баксов, но на мне Кристи заработала жалкие пятьдесят.
Пятьдесят чертовых баксов за прелесть носить имя этого человека. Невероятные придурки.
— Хоть мне и нравятся оба имени, это невероятно грустно.
— Я должен смеяться над этим, потому что это невероятно глупо. Альтернатива смеху еще хуже.
Но я не позволю этой ерунде сделать меня несчастным на всю жизнь.
— Удивительно, что у ваших родителей были только ты и сестра, обычно у таких людей много детей.
— Правда. Я тоже думал об этом. Ей было пятнадцать, когда родилась Лоури, девятнадцать, когда родился я, рановато для подростков.
— О, Боже. Их самих ещё нужно было воспитывать, что говорить о детях.
Насколько я помню, наши бабушка и дедушка не сильно отличались от Джимми и Кристи.
— Я не знаю, почему они не наплодили целый трейлер детей. Думаю, стоит поблагодарить за это природу.
— Иногда она творит чудеса.
Это заявление мне не кажется случайным. И выражение ее лица это подтверждает.
— Ты знаешь это по своему опыту?
— Я была беременна, когда ушла от Мартина. Но после его нападения…
— Черт подери, Аделин.
— Я не знала, что беременна, пока не проснулась в больнице, где врачи сказали мне, что я потеряла ребенка. В то время, выкидыш был не более, чем медицинский диагноз. Знаю, это звучит ужасно, и не так должна говорить новоиспеченная мать, но я никогда не испытывала чувств, когда узнаешь радостную новость о беременности. Он уже был мертв, когда я узнала об этом. Для меня этого как будто и не было.
— Убийца. Может быть не в традиционном смысле, но результат один и тот же — смерть.
Годовщина ее почти смерти — это также и напоминание о ребенке, которого она потеряла. Независимо от обстоятельств.
— Ты когда-нибудь посещала психотерапевта?
— Да. Похоже мне понадобилось гораздо больше времени на лечение, чем любому другому человеку.
Она была близка к смерти. Смерть брата. Потеря ребенка. Слишком много для одного человека. Как она смогла выкарабкаться? Остаться такой живой? Такой…невероятной?
— Вот как в моей жизни появилась кулинария. Мой врач посоветовал мне попробовать что-то конструктивное. Порой я думаю, что это единственная причина, почему я не сошла с ума, — Аделин делает глубокий вдох и медленно выдыхает. — Знаешь что? Это не для первого свидания.
Я улыбаюсь. Она права, я не хочу, чтобы она грустила сегодня.
— Как думаешь, тесто готово?
— Надеюсь, потому что я голодна, — она встает и тянется к моей руке. — Давай пиццерианин, сделаем пиццу.
***
Твою мать.
Я в баре для трансвеститов. Мне не избежать подколов, если Тэп и Портер узнают об этом.
Высокая, фигуристая блондинка по имени Пусси Галор рассказывает о себе, как о хозяине…хозяйке вечера. На ней платье, полностью усыпанное блестками, парик, косметика. И огромные сиськи.
— Что с грудью?
Аделин наклоняет голову и поднимает брови.
— Кто-то заинтересовался?
— Нет, простое любопытство.
— Во-первых, она искусственная, ее передают от одного к другому. Некоторые принимают женские гормоны. Некоторые прошли через смену пола и сделали силиконовую грудь. Ну а есть просто люди, которые ничего не делают, кроме блеска и блесток.
— Те, что без «сисек», набивают лифчик поролоном?
— Ну, да, но не как девушки в пубертатный период. Без носков и ткани. Большинству приходится покупать тоже самое, что и женщинам с мастэктомией.
Я этого не понимаю. Мысль о том, что мужчины одеваются, как женщины, слишком дикая для моего ума. Не хочу быть таким или выглядеть как они. Мне и так комфортно.
Но думаю, можно сказать то же самое и о тех людях. Возможно у большинства из них нет желания ездить на мотоцикле или колотить грушу кулаками. Или вколачивать свои члены в тугую, влажную киску.
А может, они и так все это делают. Я не знаю. Меня это не волнует. Я здесь только потому, что Аделин попросила меня.
Пусси Галор объявляет группу из пяти человек.
— Черт. Они так быстро двигаются на этих трахни-меня шпильках.
— Я ношу каблуки с пятнадцати лет, но нет никаких вариантов, что я смогу повторить это не вывихнув лодыжки.
Группа танцует под песню “It’s Raining Men”.
— Первый номер всегда групповой, — на сцене выступает и афроамериканец.
— Это Морисон?
— Нет. Он наверняка в раздевалке наносит последние штрихи в своем макияже.
— Что он ответил, когда ты сказала ему, что приведешь меня?
— Я не сказала ему. Я хотела, чтобы это был сюрприз.