Снизу раздается едва различимый вздох, и, боже мой, он сжимает их!
— Эти чулки, Тэйлор, — шепчет Нейт, обжигая рваным дыханием мое бедро. — Твой футболист разрешает носить их тебе на работу?
Я хочу возразить ему, что мне не требуется разрешение Томаса, но эти слова растворяются в стоне, потому что в этот момент он прижимается губами к тонкому нейлону моих чулок.
Господи, это самая возбуждающая вещь, которую со мной когда-либо делали. Моя нога мгновенно покрывается мурашками, и я, с силой вдавив пальцы в коробку, спускаюсь на ступеньку ниже. Я знаю, что крошечная юбка задралась, и моя голая задница сейчас у Нейта на виду, но мне плевать. Меня тянет к нему как магнитом. Я хочу ощутить его рот на своей коже. Хочу ощутить его рот везде.
— Что ты делаешь со мной, Тэйлор, — хрипит Нейт где-то внизу. Его ладони скользят под мою юбку и начинают поглаживать мой едва прикрытый трусиками-танга зад. Боже, храни Викторию Сикрет.
Я забываю про ноющую боль в руках от тяжести коробки, забываю, что в этой комнатушке практически нет кислорода, забываю про Дарена, который может сюда войти. Делаю последний шаг вниз и замираю.
— Брось чертову коробку, — тихо приказывает Нейт. Я не решаюсь ее бросить и аккуратно ставлю на стремянку.
— Повернись.
Я поворачиваюсь.
В его глазах полыхает животный голод, когда он жадно скользит взглядом по моим красным губам, груди, облаченную в полупрозрачную рубашку, к обтянутыми чулками ногам.
— Какого черта ты приходишь ко мне на работу в таком виде? — шепчет он, возвращая ладони на мои оголенные бедра. Впивается пальцами в ягодицы и подталкивает меня к себе. Я ударяюсь в него грудью и быстро втягиваю носом его запах. Парфюм, сигареты и секс.
Нейт опускает лицо в мои волосы, продолжая жадно мять мой зад.
— Соблазняешь ревнивого босса? — рычит он.
Встав на цыпочки, дерзко шепчу ему в ухо:
— Я соблазняю тебя.
Проталкиваю руку между нами и прижимаюсь ладонью к ширинке его брюк. Нейт шумно выдыхает мне в шею, когда я начинаю ласкать его через брюки. Он очень напряженный и такой горячий, что я чувствую это даже через плотную ткань. Его возбуждение заводит меня даже больше, чем мое собственное.
— Твой парень…, -стонет он, перед тем, как впиться ртом в мои губы. Я жадно целую его в ответ, и на секунду отстранившись, уточняю:
— Он не мой парень.
— Но он сказал… — хрипит Нейт, запуская руку мне в трусики.
— Он идиот, Нейт, — перебиваю я его, задирая юбку до талии. — Я хочу тебя… Сейчас.
Нейт тяжело дышит, матерясь себе под нос, и начинает торопливо расстегивать ширинку.
Разворачиваюсь к нему спиной и упираясь локтями в стремянку, призывно выгибаю спину.
Сзади слышится измученное «Чееерт», и нетерпеливые пальцы дергают трусики вниз.
Пожалуйста, пожалуйста..
— Тэйлор, ты здесь? — разносится по кабинету знакомый суровый голос.
Чееееерт. Капитан Америка потерял своего Баки Барнса и вышел на его поиски.
Я резко одергиваю юбку и, как ошпаренная, отлетаю за соседний стеллаж.
— Вот ты где, — улыбается шеф.
— Я не могла найти документы по cделке Scentic Pharmaceuticals и попросила Нейта… то есть мистера Лотнера помочь, — браво вру я, пытаясь восстановить дыхание.
Глаза Дарена грозно сверкают, но когда появляется Нейт с найденной коробкой в руках, он немного расслабляется.
— Вижу, вы их уже нашли, — сухо замечает он, — Тогда ты можешь возвращаться в кабинет, правда?
Кивнув, я выдергиваю коробку из рук тяжело дышащего Нейта и несусь вслед за своим боссом, который, кажется, задался целью испортить все самые волнительные мгновения моей жизни.
12
Как дела на работе, hija? — спрашивает папа, через весь стол устремляя на меня взгляд своих темных глаз из-под густых бровей.
В его вопросе, на первый взгляд, нет ничего особенного, но я знаю, что за ним скрывается большее, чем простой отцовский интерес.
Взгляд и интонация Энрике Челси говорят, что он удивлен, что я получила эту должность, не верит, что я смогу продержаться на ней долго, и сделает все, чтобы взять ситуацию под свой контроль.
— Отлично, пап, — как можно вдумчивее произношу я, чтобы у него не возникло мысли о том, что я просто хочу отвязаться. — Шеф, кажется, хорошо расположен ко мне и даже заикнулся, что рассмотрит меня на должность младшего помощника.
Это правда. В пятницу я задержалась на работе до девяти, потому что ужасно не хотела возвращаться в свою одинокую квартиру. Фелисити на выходные уехала к родителям в Сакраменто, а других друзей, с кем бы я могла провести пятничный вечер, у меня не было. Дарен одобрительно взглянул на меня и заявил, что толерантное отношение к сверхурочной работе является достойным аргументом в пользу моего дальнейшего найма к ним в фирму. Да, именно так он и сказал. Слово в слово.
Отец откладывает вилку в сторону и испытующе смотрит на меня.
— Я приятно удивлен, что ты получила эту должность. Признаться, когда ты порвала с Томасом, я был очень зол.
Я делаю глоток воды, мысленно собираясь отстаивать свое решение, но он спокойно продолжает.
— Давай взглянем правде в глаза, querida. Ты не семи пядей во лбу, и самое лучшее, что я, как отец, могу для тебя сделать, это удачно выдать замуж.
Он произносит эти хлесткие слова как непреложную истину, и я не нахожусь, что ему ответить. Я беспомощно озираюсь по сторонам, ища поддержки у мамы или брата, или даже у его беременной наседки-жены, но они, как ни в чем не бывало, продолжают ковыряться в своих тарелках, словно только что на их глазах меня не обозвали нетрудоспособной тупицей.
Рико, наконец, отрывает взгляд от куска курицы и обыденным тоном произносит:
— У нее еще есть время до окончания университета, пап. Главное, не позволяй ей снова работать официанткой. В той дыре, где я видел ее в последний раз, нет ни одного приличного парня.
Я стискиваю в руке вилку и едва не рычу от обиды и злости. Я ощущаю себя уродливым деревцем, судьбу которого решают два бравых дровосека с остро заточенными топорами. Я есть Грут.
Не решаясь дать отпор отцу, я поворачиваюсь к брату и бросаю ему одну из самых незначительных своих претензий:
— Не говори обо мне в третьем лице, когда я сижу рядом, Рико.
Он невозмутимо хмыкает и тянется за добавкой. Его жена София кидает на меня возмущенный взгляд — как я посмела сделать замечание ее мужу?
Мне плевать на то, что она там себе думает. Брат старше меня всего три года, и я до сих пор помню, как он отнимал у меня карманные деньги, чтобы тайком от родителей купить дешевой текилы и распивать ее на заднем дворе вместе со своими гогочущими дружками.
Рико был отчаянным бабником и плохишом, пока, учась на третьем курсе, не стал работать в фирме отца. После этого он резко изменился: стал носить рубашки и галстуки, бросил курить, а по окончанию университета женился на пустоголовой Софии, которая быстро забеременела, что, кажется, окончательно убедило его в том, что он добился в жизни всего, о чем другие могут только мечтать. Теперь он упивался собственной значимостью, подкармливая ее размышлениями о судьбах таких несостоявшихся ничтожеств, как я.
— И у меня нет цели выйти замуж сразу после окончания университета, — заявляю я, с вызовом глядя на брата.
Подернутые прогестероном глаза Софии расширяются, и на ее лице проскальзывает оскорбленное выражение.
— Я читала, что рожать лучше до двадцати пяти, — заносчиво информирует она. — Так дети рождаются здоровее. Тебе сейчас сколько? Двадцать один? Значит у тебя всего четыре года, чтобы найти мужа и забеременеть.
Говоря это, она с сомнением поглядывает на меня, словно не веря, что за такой короткий срок возможно найти подобного идиота.
— Три года, — поправляю я, накалывая оливку на вилку, — еще девять месяцев, чтобы выносить, если хочу успеть до двадцати пяти.
София поджимает губы и сочувственно качает головой. Она уже представляет меня с дымящимся вибратором и тридцатью кошками.
— Женщине нужен мужчина, милая, — впервые за время ужина подает голос мама. — Чтобы защищать и направлять.
Хочу сказать ей, что для этих целей у меня есть газовый баллончик и GPS-навигатор, но в последний момент сдерживаюсь, потому что не хочу провоцировать ее пространные рассуждения о гендерном предназначении.
Как мне поверить в себя, если самые близкие мне люди считают, что пределом моих возможностей является удачное замужество? Фелисити часто говорит, что я должна уметь за себя постоять, но ведь не она прожила двадцать лет в семье Челси, мужской половине которой нет равных во втаптывании хрупкой женской самооценки в грязь.