— Я знаю, о чем ты хотела спросить. Но Джарет не скажет тебе правду.
— Неужели? — Алисса невольно отступила. — И какова же правда?
— Последний миг, растянутый на вечность, всё верно. Она в Лабиринте.
— И ты это одобряешь?!
Богиня дернула уголком губ.
— Нет, но я не могу вернуть её к жизни, как Мордреда. Настоящая жизнь Хельги закончилась уже давно. Если снять заклятие, мы получим даже не труп, а прах. Ты уверена, что так будет лучше?
— На знаю, — честно ответила Алисса. — Но я бы не хотела себе такой… не-смерти.
— Тогда не покидай Дом-на-Перекрестке, когда придет твой срок.
Алисса вздрогнула. Она чувствовала себя очень неуютно рядом с богиней.
— Извини, я все время забываю, как ты чувствительна. — Эвина холодно улыбнулась. — Пойду, прослежу, чтобы яблоньку посадили в подходящем месте.
С её уходом Алисса задышала свободнее. И тут как раз вернулся Джарет.
— Хорошо, что ты меня дождалась. Моргана только что сообщила неприятную новость. Брайан объявил охоту на Ганконера. Возможно Музыкант попросит у тебя политического убежища.
— А почему не у тебя? — удивилась Алисса. В тронном зале стульев не было, так что они вместе сели на подоконник.
— Побоится, — коротко ответил король гоблинов. — Но если он явится на Перекресток, сообщи мне, хорошо? И требования Брайана я тоже хочу знать, если он предъявит их тебе.
— Никак не могу разобраться в ваших отношениях, — вздохнула Алисса. — Из-за чего король Благого двора вдруг возжелал голову Ганконера? И почему ты не можешь помочь своему кузену открыто?
Джарет хищно ухмыльнулся.
— Брайан уже давно мечтал избавиться от Музыканта, и недавно у него почти получилось. А что касается помощи, то пока Ганконер сам не попросит у меня защиты, я вмешиваться не стану. Останешься на обед?
Алисса покачала головой.
— Благодарю, но мне уже пора.
Провожать её Джарет не пошел. Хранительница уже добралась до выхода Лабиринта, когда её окликнули. На стене у ворот, скрестив босые ноги, сидела Эвина. Сейчас она походила на уличную девчонку из городских кварталов, где прошло детство Алиссы.
— Забыла отдать подарок для твоей малышки. — богиня кинула ей хрустальный шар. — Джарет мне рассказал.
— Что это?
— Бери, не бойся. Это сказка. Её можно изменять, как захочется. Детям такое нравится.
Неожиданно для себя Алисса спросила:
— А кто у вас будет?
— Девочка. — Эвина мечтательно улыбнулась. — Кстати, давно хотела уточнить: почему хранительницам запрещено выходить замуж?
Алисса смутилась.
— Не запрещено, просто это не принято. У нас слишком много дел, и вообще…
Эвина задумчиво кивнула.
— Ясно… Ну ладно, удачи тебе! — Она развернулась и спрыгнула на другую сторону стены.
Алисса печально вздохнула. Она пришла к горестному выводу, что не предназначена для материнства. Малышка Элис оказалась очаровательной девочкой, и все воспитательницы в Доме-на-Перекрёстке были от неё в восторге. А когда Алисса приносила приёмной дочери подарки, та едва слышно благодарила и тут же убегала.
Хранительница продолжала горестно размышлять о своей несложившейся личной жизни даже когда вернулась в Дом. Дел в этот день было немного и никто не мешал ей страдать.
— Госпожа Хранительница, — в дверь просунулась мордашка молоденькой дежурной, — к вам эльф!
— Не эльф, а сид, — машинально поправила Алисса. — Сколько раз объяснять, что они не любят это слово. Он назвался?
— Нет, но он сказал, что вы его знаете.
— Хорошо, приведи.
Через минуту в кабинет вошел Ганконер — заметно осунувшийся и побледневший, но с неизменной обаятельной улыбкой.
— Здравствуй, госпожа Хранительница! — Он перегнулся через стол и поцеловал Алиссу в щеку. — Не выгонишь?
— В какую беду ты угодил? — Она нахмурилась. — Присаживайся и рассказывай.
Ганконер с облегчением откинулся на спинку стула. Алисса ни разу не видела его таким усталым.
— Король Благого двора внезапно решил предъявить мне все старые счета разом и скомандовал «фас» своим прихвостням. Моего дома уже нет. Я прошу твоей помощи и убежища.
— Вообще-то, Перекресток не вмешивается во внутренние дела дворов. — Алисса искренне сочувствовала Музыканту, но сомневалась, что сможет как-то повлиять на ситуацию. — Тебе лучше к Эвине обратиться. Вы же с ней друзья?
Ганконер слабо улыбнулся.
— Эвина неотделима от Джарета. А просить его о помощи я не хочу. У нас с ним слишком сложные отношения.
— Кстати, давно хотела спросить, кто из вас старше — он?
— Нет, я — на сто двадцать лет. Но Джарет не любит, когда ему об этом напоминают.
Алисса удивилась. Джарету на вид можно было дать лет тридцать по человеческим меркам. Ганконеру — не больше двадцати. В очередной раз она убедилась, как обманчива внешность сидов.
— Неужели у тебя больше нет друзей? А как же Нимуэ? Вы ведь с ней, говорят, близки? А Брайан ни в чем не отказывает любимой племяннице.
— Она ему не племянница, а фаворитка, — поморщился Музыкант. — И это как раз один из пунктов в списке его претензий ко мне.
Алисса вздохнула.
— Что конкретно ты от меня хочешь?
— Убежище, хотя бы на неделю. И посредничество. У меня еще сохраняется надежда, что Брайан опомнится.
— Хорошо. Можешь оставаться здесь, пока король Благого двора не предъявит претензии. У нас есть гостевые комнаты. Но фэйри в Доме обычно предпочитают не задерживаться — ваша магия здесь не работает.
— Переживу как-нибудь. — Ганконер просиял. — Я твой должник!
Проводив его в гостевую часть Дома, Алисса отправила весть королю гоблинов. Джарет ответил, что будет ждать дальнейших новостей.
Вечером Хранительница посидела у кроватки Элис. Девочка спала, сжимая под подушкой кристалл со своей сказкой. Алисса осторожно погладила непослушные вихры, поправила одеяло и ушла. Оставаться одной не хотелось, и она постучалась в комнату Ганконера. Он тут же открыл. В одной руке Музыкант держал открытую книгу, в другой — надкушенное яблоко.
— Тебе показали, где у нас столовая? — спохватилась Алисса.
— О да, — он пропустил ее в комнату и босой ногой прикрыл дверь, — твои ученицы были очень любезны.
— Вот только чтобы я тебя возле них не видела! — Хранительница только сейчас сообразила, чем чревато пребывание в Доме, полном молодых девушек, золотоволосого сида. — Обещай мне, что не попытаешься соблазнить ни одну из них!
— Обещаю. — Ганконер сел на кровать и с хрустом откусил кусок от яблока. — Мне сейчас не до любви, можешь не беспокоиться.