— Дедуль, а почему ты никогда не рассказываешь о Голубке своим приятелям?
Он улыбнулся.
— Мне не хотелось бы сыпать им соль на рану. Ведь не каждому дано то, что есть у нас с Голубкой.
Спустя несколько дней я рассматривала фотоальбомы в гостиной у Мейбл.
— Я была не самым красивым младенцем, — сказала она.
— Как ты можешь так говорить? Ты была безупречна! Безупречный маленький кузнечик. Может, это? — Ана указала на снимок, где Мейбл зевала, завернутая в белую пеленку.
— Мне нужно что-нибудь более… сознательное.
Всем выпускникам сказали принести детские фото для школьного альбома. Времени на это оставалось всего ничего. Элеанор, редактор альбома, была на грани нервного срыва. Во время дневных объявлений по школьному радио она чуть ли не визжала. «Пожалуйста, — говорила она. — Пожалуйста, поскорее пришлите мне хоть что-нибудь».
— А ты уже выбрала снимки? — спросила меня Ана, вернувшись на диван к своему незаконченному рисунку.
— У нас их нет.
Она открыла новую страницу в альбоме.
— Ни одного?
— Насколько мне известно — нет. Он мне никогда ничего не показывал.
— Можно тебя нарисовать?
— Вы серьезно?
— Просто небольшой эскиз, минут на десять.
Она похлопала по диванной подушке, и я пересела к ней. Ана долго разглядывала мое лицо, прежде чем коснуться бумаги угольным карандашом. Смотрела на глаза, уши, линию носа, скулы, шею и даже бледные веснушки, которые никто не замечал. Затем она потянулась ко мне и выпустила волосы из-за уха, так что они упали на лицо.
После Ана приступила к рисунку, а я смотрела на нее так, словно тоже ее рисовала. Изучала уши, линию носа, румянец на щеках и морщинки в уголках глаз. Светлые крапинки в темно-карих радужках. Ана то поднимала голову, то снова возвращалась к рисунку. Каждый раз, когда ее взгляд скользил вниз, я ждала, что она опять посмотрит мне в глаза.
— Ладно, я нашла две фотографии, — сказала Мейбл. — На этой мне десять месяцев, и я наконец смахиваю на человека. А здесь я уже не младенец, а просто, извините за скромность, ангелочек.
Она помахала снимками.
— Не могу выбрать, — сказала Ана и расплылась в улыбке, глядя на фото.
— Голосую за младенца, — сказала я. — Эти пухленькие ножки!
Очаровательно.
Мейбл пошла сканировать и отправлять фото, а мы с Аной остались в гостиной одни.
— Еще несколько минут, — сказала она.
— Хорошо.
— Хочешь посмотреть? — наконец закончив, поинтересовалась она.
Я кивнула, и она положила альбом мне на колени. Девочка на рисунке была мной и не мной одновременно. Я никогда прежде не видела себя на портрете.
— Ты только посмотри. — Ана показала свои руки, измазанные углем. — Пойду вымою. А ты — давай со мной, мне пришла в голову одна мысль.
Я пошла за ней на кухню, где она запястьем открыла кран и подставила ладони под струю воды.
— Думаю, у дедушки точно найдутся твои фотографии. Пускай немного, но уж пара ранних снимков быть должна.
— А если у него не осталось маминых вещей?
— Ты его внучка. Тебе ведь было почти три года, когда она умерла, верно? Значит, к тому времени у него наверняка уже были собственные фотографии. — Ана вытерла руки ярко-зеленым полотенцем для посуды. — Просто спроси у него.
Думаю, если ты попросишь, он что-нибудь да найдет.
Когда я вернулась домой, Дедуля пил чай на кухне. Я понимала: сейчас или никогда. Я растеряю всю решимость, если буду ждать до завтрашнего утра.
— Нам для школьного альбома нужны детские фотки. Для страниц выпускников. Как думаешь, у нас есть где-нибудь хоть один мой снимок? — Я переминалась с ноги на ногу. Голос слегка дрожал. — Ну или не совсем детские. Можно где мне два-три года. Конечно, вряд ли они у нас есть, но я решила спросить на всякий случай.
Дедуля долго глядел в кружку.
— Я поищу у себя в вещах. Посмотрим, удастся ли что-нибудь отыскать.
— Было бы здорово.
Он открыл рот, собираясь что-то добавить, но потом, видимо, передумал.
На следующий день, когда я вернулась из школы, Дедуля ждал меня в гостиной. Он не смотрел в мою сторону.
— Моряк, — сказал он. — Я старался, но…
— Все в порядке, — перебила его я.
— Столько всего утеряно.
— Я знаю.
Мне было стыдно за то, что я вынудила его произнести эти слова, за то, что пробудила воспоминания об утрате. В памяти всплыло, как он разозлился на мою воспитательницу. «Вы напоминаете мне о том, что нужно их помнить?»
— Правда, Дедуль. — Он все еще не смотрел на меня. — Правда. Все хорошо.
Я ведь знала, что так и будет, — но все равно спросила. Мне было дурно от того, что я его расстроила, а еще от того, что я на что-то надеялась.
В тот день я долго бродила вдоль пляжа, пока не дошла до ресторана «Дом на утесе», и только затем повернула обратно. Но я еще не готова была вернуться домой, поэтому уселась на дюне и стала смотреть на волны под полуденным солнцем. Рядом сидела женщина с длинными темными волосами и в мокром гидрокостюме. Спустя какое-то время она пересела ближе ко мне.
— Привет, — сказала она. — Меня зовут Эмили. Мы с Клэр дружили.
— Да, я вас помню.
— Он стал приходить сюда чаще, да? — Она указала на кромку воды, вдоль которой одиноко брел Дедуля. — Было время, когда я его вообще не видела, а теперь встречаю почти каждую неделю.
Я ничего не могла ей ответить. Для меня оставались загадкой все перемещения Дедули, за исключением его поездок за продуктами и на покер. Мы несколько раз сталкивались на пляже, но обычно я бывала тут в другое время.
— Он был отличным серфером, — сказала Эмили. — Лучше многих из нас, несмотря на возраст.
Дедуля никогда не рассказывал мне о серфинге, но порой говорил про волны что-нибудь такое, отчего становилось ясно: он знает о воде очень много. Я подозревала, что когда-то он был серфером, но никогда его об этом не спрашивала.
— Помнится, — сказала Эмили, — через пару месяцев после гибели Клэр… Ты знаешь эту историю?
— Какую? — спросила я, хотя не знала вовсе никаких историй. — Расскажите.
— Мы не видели его с тех самых пор, как потеряли Клэр. Была суббота, и многие из нас были на пляже. Он пришел со своей доской. Кто-то его заметил, и мы поняли: надо что-то сделать. Выразить ему свои соболезнования, показать, что мы тоже горюем. Мы вышли из воды и позвали остальных. Спустя какое-то время в воде остался лишь он один, а мы все выстроились на песке и просто на него смотрели. Мы долго так стояли. Не помню, сколько он плавал, но мы дождались, пока он закончит. Он подгреб к берегу, взял доску и прошел мимо нас так, словно мы были невидимками. Не знаю, заметил ли он нас вообще.
Дедуля уже приближался к нам, но я знала, что он не станет смотреть по сторонам и не увидит меня, поэтому решила его не окликать. На берег обрушилась волна, окатила его, а он даже не попытался увернуться. Она намочила его брюки до колен, но он продолжал идти как ни в чем не бывало.
Эмили нахмурилась.