— Ты, что ли студент-психолог Пётр? — обратилась она ко мне после обязательных «здравствуйте».
— Да, Вера, а вы…
— Я МГПУ окончила в этом году, иняз. Здесь, в вашей провинции проездом. А ты? — говорила через губу, нехотя, будто жевала.
— Я… МГУ, на каникулах… скоро ехать надо. — Я сглотнул, привирая.
— Отлично! Не тушуйся давай, начинай. Мне тут с тобой время терять некогда. — И было в ней столько высокомерия, что я сжал зубы.
— Пройдёмте тогда в зал, и садитесь на диван, Вера. Сумочку сюда вот, на стол. — Уверенность от злости переполнила меня, как дрожжевое тесто кастрюлю.
Катришку я бы выгнал напрочь, но накануне пообещал устроить сеанс при ней. Прозвище девушка — автобус говорило о многом; прямо скажу — на расставание с девственностью не тянуло, лишь поэтому поддался. Сейчас, однако, снова попытался успокоить совесть:
— Ты бы оставила нас на часок… — и получил решительный отказ в виде испепеляющего взгляда. — Ладно, как договорились, только из-за дверей не маячь. — Прошептал я.
— Что я только, Пётр, не делала, — снисходительно объясняла мне, усаживающая на диван девица. — И гипноз посещала, и сеансы отрицания, и ночные бдения с внушением…
— Вы прекрасны, Вера, садитесь удобнее, — прервал я её словоизлияние, сам усаживаясь, без помощи костыля, кстати, в привычное компьютерное кресло.
— Да брось ты, прекрасна! Жирная корова, — сказала таким тоном, что согласись я с её утверждением и всё, враг номер один обеспечен. Тем временем диван Вера примяла, устраиваясь поудобней. — А сестра твоя не помешает? — спросила, кивая в сторону моей комнаты, куда скрылась Катришка. — Малолетки назойливые.
Вера не верила, простите за тавтологию, в меня ни на грош. Пришла так, на всякий случай. Чем чёрт не шутит, как говорится. Похоже, Катришка проявила чудеса красноречия. А ведь ещё и от Надьки, подруги, беседы с Верой скрыла. Молодец она у меня.
— Нет, Вера, Катя послушная девочка.
— Ну-ну… — усмехнулась она.
— Вера, — произнёс я протяжно. — Успокойтесь, расслабьтесь…
Девушка хмыкнула, видимо, собираясь что-то уточнить, но передумала. Шумно вздохнула и выдохнула, всем своим видом буквально излучая скепсис. Я спокойно вытащил из нагрудного кармана сорочки лёгкую цепочку с блестящей ёлочной игрушкой — шариком, найденной накануне, и стал качать перед лицом Веры маятник.
— Следите за шариком и не отвлекайтесь, пожалуйста…
— Это что, игрушка? Такого у меня ещё не было. — И съязвила, — в Новый год играем? Я негипнабельна, предупреждаю заранее. Говорю, чтобы самооценку твою не принизить, студент, — как бы посочувствовала, совершенно не искренне.
— Следите одними глазами, — я был само спокойствие и уверенность, говорил ровно и медленно. — Негипнабельных людей не бывает, бывают легко и трудно поддающиеся гипнозу. Ещё раз повторяю, Вера, не отвлекайтесь, пожалуйста. Мы же хотим результата, правда?
— Хотим, — со вздохом согласилась девушка — автобус, волей-неволей двигая глазами вслед за шариком.
— Вы спокойны… расслаблены… посторонние мысли уходят… вы слышите только мой голос…
Буквально через считанные минуты лицо её разгладилось, растеряв надменность и скепсис, и оттого обрело правильные, довольно симпатичные чёрточки. Глаза стали двигаться за игрушкой плавно, без подёргиваний. Я своим шестым чувством, котёнком, проснувшимся и приятно урчащем, вдруг чётко осознал, ощутил, ощупал, увидел — точнее описать не могу, что весь мир для неё постепенно сосредотачивался в ней, в яркой ёлочной безделушке.
— Один. Приятное тепло разливается по руками, ногам, по животу и груди… два. Приятная тяжесть распространяется от шеи и вниз… постепенно охватывает всё тело… вы расслабляетесь всё сильнее и сильнее…
Когда я сказал: «Десять. Вы погрузились в глубокий гипнотический сон», — веки девушки, из-за необходимости следить за маятником бывшие приоткрытыми, сомкнулись полностью. Голова упала на левое плечо, и вслед за ней, влекомое непомерной тяжестью, на диван завалилось всё тело, боком. Руки и ноги повисли верёвками — хоть узлы накручивай.
Я поднялся, положил игрушку на стол и глянул на часы — пять минут прошло всего лишь. Прогресс. И котёнок радовал: разлился по телу, приятно грея, а не буяня, как в прошлый раз. Урчал себе тихо, не напрягая. Я был на удивление спокоен. Снова вернулся в своё любимое кресло. Прокашлялся.
— Мой голос определяет для вас всё. Всё, что я скажу будет являться для вас истиной в последней инстанции. При слове «спать» или по щелчку пальцев вы погрузитесь в глубокий гипнотический сон. А сейчас я досчитаю до трёх и на счёт «три» вы проснётесь в прекрасном настроении. О том, что вы уснули, помнить не будете, — я решил развлечься, как будто слова о прекрасном настроении относились ко мне тоже.
Вера резко села, тряхнула головой, приводя мысли в порядок, потянулась, зевая, и заявила, весело подмигивая.
— Я же говорила, что негипнабельна. Но ты не расстраивайся, мальчик Петя, первый курс, поди, только закончил? Всё впереди у тебя… а что с ногой-то? — поинтересовалась, наконец-то вспомнив о моей хромоте и обратив внимание на костыль, стоящий рядом со стулом.
— Да ерунда, Вера. Давай на «ты»? — в ответ она снисходительно кивнула, соглашаясь. — Так, травма, заживает.
— Погоди, погоди… мать о каком-то школьнике рассказывала, который…
— Это не обо мне, — перебил я с нажимом.
— Точно! Это в Москве кто-то что-то болтал… а ты когда, кстати, в Первопрестольную? Может, вместе? Ты симпатичный…
— Ох, Вер, я бы с радостью, да только как ты поедешь, если только ты встанешь, у тебя ноги в пляс пойдут, не останавливаясь!
— А ты шутник, мальчик…
— А ты встань.
Вера приплясывала на месте, медленно поворачиваясь туда — сюда, и руками пыталась остановить непослушные ноги. На её лице пробегала гамма эмоций: удивление, беспокойство, отчаяние и весёлая обречённость — хорошее настроение не отпускало.
— Это как же так, Петя! — вдруг возмутилась она. — Прекрати немедленно, это же ты как-то делаешь!
— Нет, Верочка, это ты сама и тебе нравится. Всё тело уже танцует, обрати внимание, — и Вера вся отдалась танцу.
Пластику, несмотря на отвратительные внешние данные, она имела хорошую. Танцевала очень даже неплохо, даже без музыки. Наверное, внутренне слышала что-то своё.
Я хотел было позвать Катришку и попросить включить что-нибудь весёлое — танец толстой Веры меня забавлял, я даже по коленям прихлопывал, — но повернувшись в сторону дверей, увидел, как сестра, открыв рот от удивления, снимает действо на свой смарт. Не стал её отвлекать. Поднялся, взял свой телефон и включил первый попавшийся трек — Почему так больно, рэпчик.
Вера сразу задвигалась в такт и начала припевать. Одними губами, тихо, душевно повторяя слова, которые явно слышала впервые.
— Ты танцуешь стриптиз, — указал я и покосился на сестру. Не рановато ли ей?
— Не, Петь, всё нормально, я не маленькая, — прошептала Катришка, не отрываясь от экрана смартфона. Причём, при слове «стриптиз» пальцы сдавили аппарат так сильно, что костяшки побелели.
Стиль танца сменился. Первым делом Вера запустила руки в волосы, и плавно двигая бёдрами, стала гладить себе лицо, шею, плечи, постепенно опускаясь вниз. Медленно расстегнулась верхняя пуговица, после сексуального поглаживания тела, следующая… автоматически сменился трек и стриптиз чуть ускорился.
Мы с Катришкой следили за действом заворожённо. Вера танцевала действительно красиво и сексуально. У меня поднялось то, что и должно у мужиков подниматься. Дыхание участилось.
Блузка белым лебедем порхнула на диван. Руки потянулись к кнопке на брюках, но я, увидев голый живот, свисающий складкой — фартуком, остановил танцовщицу:
— Сначала верх.
Вера красиво, медленно-медленно расстегнула лифчик и так же, под музыку, спустила лямки с плеч. Белый кружевной бюстгальтер последовал за блузой. Большие мясистые груди с огромными светлыми ареолами вокруг сравнительно коротких толстых сосков заколыхались в такт музыке.
«Хватит», — подумал я, бросив взгляд на закусившую губу сестру, и щёлкнул пальцами. Вера рухнула на ковёр поломанной куклой.
— Ты чего это губу кусаешь? — обратился я к сестре.
— Ой, да подумаешь! — ответила она, перестав снимать. — Я просто не ожидала, что толстозадая так хорошо танцует, по ней же не скажешь.
— Хм, вынужден с тобой согласиться. А чего ты желаешь дальше? Что бы на моём месте заставила её сделать?
— Я?! — удивилась сестрёнка. — Ну, уж не фотосессию точно!
— М-да, на модель она не тянет, в отличие от тебя… — я ещё немного поколебался и решил плюнуть. Девице через полгода шестнадцать стукнет, а у меня всё колом стоит, так что можно не стесняться. Тем более инцестом я заниматься не собираюсь, а сексуальное просвещение требуется… нам обоим требуется.
Следующие пять минут Вера сидела на диване и ласкала себе груди так, как она привыкла, как делает это обычно — согласно заданию. При этом рассказывала нам забавную по её мнению историю из своей жизни в общаге. Ладони нежно мяли груди, ногти скороговоркой пробегали по соскам. Пальцы останавливались, крутили и давили их, зажимая между большим и указательным, поглаживали. Иногда Вера подтягивала грудь ко рту — размера хватало — и лизала по очереди левую, правую и наоборот. Дыхание её участилось, стало прерывистым.
— Замри! — приказал я, и девушка застыла с левым соском во рту.
— Петь, — вдруг прошептала Катришка, — у меня мобильник ругается, говорит, памяти не хватает.
— А вот не надо было твоё видео с фотками себе скидывать, — подколол я её, радуясь, что сестра отвлекла меня от бешено-сексуальных помыслов.
— Ой, да ладно тебе!
— Ладно, когда складно, а у тебя проблемка… — Катришка шутливо толкнула меня локтем в бок, а я шутливо ойкнул. — Возьми мой. У меня память практически пустая — ты же свою красоту у меня удалила. — Она снова стукнула меня под рёбра и метнулась за телефоном. Модели у нас были одинаковые, дешёвые Хай Скрины. Только у меня просто чёрный, а у сестры в розовом чехле с мягкой фенечкой на короткой цепочке. Снимали наши гаджеты неплохо.