— Нет, не всё равно, — меланхолично ответил ворон. — Твоё согласие мне ничего не даёт. А в случае, если ты даёшь слово, будешь за него потом отвечать, если ослушаешься.
— Это как?
— Просто. Слово, данное человеком, который часть этого мира, — он обвёл рукой чёрные деревья сквера, высившиеся справа тёмной горой, — это настоящее слово, которое удержит тебя от… — он снова затруднился с объяснением.
— От непослушания? — подсказала девушка, ехидно улыбаясь.
— Хотя бы так.
— Ну, хорошо, хорошо! Вот тебе моё слово: я даю тебе слово во всём тебя слушаться и подчиняться тебе сегодняшней ночью!
И подпрыгнула на месте, а потом резко рванула к Данияру обнять его, когда в сквере, среди чёрных деревьев, совсем неподалёку, кто-то гаденько захихикал в шелестящей до сих пор тишине, а потом заохал, словно получил пинка.
— Принято, — сказал недрогнувший Данияр.
Что — принято, Руся не стала переспрашивать. Вся бравада, вся эйфория, что она такой важный человек в открывшемся ей мире, мгновенно слетели. И она почувствовала себя маленькой девочкой в громадном мире, полном жутких тайн.
— Кто это? — пролепетала она, вскидывая голову на вершины деревьев и страшась разлепить пальцы на спине ворона.
— Не бойся, это аука, — пренебрежительно ответил Данияр. — Он любит всех передразнивать — особенно вечерами и ночью.
Разлепленные, но всё ещё напряжённые пальцы были мокрыми от пота. Руся пару секунд сомневалась, стыдно ли ей так вцепляться со страху в ворона, или нет, а потом снова просунула ладошку на сгиб его локтя. Пока сам не скажет, ни за что она не будет от него отцепляться! Себе дороже… Открыла рот спросить — и закрыла. Ауку ей сегодня не увидеть. И без вопроса понятно. И что-то… и не хотелось даже.
Он сказал — в ночь. Шагая рядом с Данияром, Руся уже обеспокоенно прислушивалась к этой странной ночи. И пришла к выводу, что, если не болтать, то можно услышать кое-что, что ранее не воспринималось как нечто разумное. Хоть последнее и звучит глупо. Если нечисть разумна, конечно. Или ей что-то чудилось, что не относится к жизни этой ночи? Но что она точно постоянно слышала, так это равномерный шелест, который сопровождал их во время “прогулки” по этой дорожке. Шелест и шуршание, как будто кто-то махонький перебегал от куста к кусту, стараясь для своего бега уловить то время, когда два путника либо говорили слишком громко, либо слишком громко шагали… А ещё она вслушивалась в редкий вскрик птиц, спрятанных в ветвях деревьев, и вздыхала о соловьях, которые давно уже отпели, отгоняя от себя странные мысли о том, что эти ночные птичьи вскрики могут быть подсказкой: птицы не просто просыпаются среди ночи, а… их кто-то тревожит, как минимум. И, когда раздавался слишком горестный, по её мнению, вскрик, Руся безотчётно прижималась к Данияру, а тот успокоительно похлопывал её по руке. И девушка признавалась себе: она не воспринимает этот жест как нечто снисходительное. Ворон успокаивает её — не более.
Благополучно дошли до следующей остановки и прошли бы её дальше — на транспортном табло мигало только “время” и никаких тебе “транспортных средств”, но Данияр внезапно остановился на месте, мягко прижав рукой её ладонь к себе.
— Что? — спросила она и машинально оглянулась: может, запоздалая, не учтённая табло маршрутка подъезжает?
Но по дороге шныряли только легковые машины, и лишь раз медленно и торжественно прошла громадная машина-поливалка, из-за которой в воздухе запахло влажностью и свежестью скошенных газонов. Мимо прошли две пары, вполголоса беседующие между собой.
— Поздороваться не хочешь? — негромко спросил Данияр и кивнул на навес остановки, который они только что прошли.
Руся ощутила, как её щёки начинают гореть то ли от страха, то ли от волнения: неужели ворон приметил кого-то из… паранормального народа?
— Только с тобой, — боязливо прошептала она, чувствуя, как начинает дрожать: а вдруг там чудище жуткое-прежуткое? Типа Зеркальника? И вдруг рассердилась и буркнула, удерживая двинувшегося к навесу ворона: — А нам знакомство это сейчас нужно? У нас так много времени?
— Ты права, — кивнул Данияр и, как ни в чём не бывало, повёл её дальше.
— Данияр, а я всех этих… существ увижу сама? Или только после того как… поговорю с ними?
— После.
Она выдохнула: значит, можно было посмотреть. Любопытно, почему Данияр предложил ей это… знакомство? Напугать хотел, чтобы слушалась? Но ведь она и так… Или он хотел помочь ей увидеть двенадцать существ?..
Больше они не разговаривали, шли себе спокойно, время от времени встречая запоздалых прохожих, а то и гуляющие парочки. Один раз девушку сильно напугал человек, почти бесшумно пролетевший мимо них на какой-то одноколёсной штуковине. Руся заметила, что даже Данияр вздрогнул и, кажется, чуть не выругался. Во всяком случае, она расслышала что-то вроде “чёрта”.
Через две остановки она снова не выдержала:
— Я всё вспоминаю все места по нашей дороге и не могу вспомнить ни одного кладбища. Ты уверен, что мы идём туда, куда надо?
— То кладбище давно под землёй, — сказал Данияр. — Мы ходим по нему, как по обычной поверхности. Ещё две остановки — и будет сквер, очень большой. Знаешь о таком?
— Да, там часто всякие мероприятия бывают, потому что там военный мемориал. — И дрогнувшим голосом спросила: — Хочешь сказать — этот сквер и есть?..
— Есть, — подтвердил он.
— Но ведь кладбище, если оно там и было, уже глубоко под землёй! — заволновалась Руся. — Как же там упыри-то могут прятаться? — А сама вспоминала, сколько там зелени — плотной зелени кустов и деревьев, и холодела от неприятных предчувствий.
— Кладбище это древнее, а значит, силы, дремлющие под землёй, всё ещё могут привлечь к себе нежить и дать ей возможность пересидеть голодное время.
— Голодное — это когда никого не поймал? — уже с ужасом спросила Руся. А потом ужас начал накрывать такой ледяной волной, что она почувствовала тошноту: — Я… как-то забыла, что упыри… Они людей едят по-настоящему?
— Да.
— А… много? Много людей погибло?
— Достаточно, — уже суховато ответил Данияр, и девушка замолчала, время от времени лишь содрогаясь, когда страх судорогой изгибал её спину.
С каждым шагом она всё отчётливей понимала, что её телячий восторг перед открытием нового для себя мира — жуткая глупость. Хуже того… Данияр-то был прав, потребовав от неё слова подчиняться ему сегодня… Нетушки!.. Теперь она примерно представляет, с чем может столкнуться, и не собирается глупить! Безопасно по ночам только рядом с вороном — это она теперь знает теоретически. А судя по всему, вскоре узнает о том и практически.
И вообще… Пора взрослеть. Вон как себя ведёт ворон — спокойно и уверенно. Не болтает, не хвастается. А она-то, Руся… Фу, как стыдно… Что бы сказала бабушка!.. И девушка вспыхнула: бабуля-то сколько лет молчала про себя! А она, Руся, сразу нос задрала! Единственная и неповторимая — у-у, бессовестная… Ворон от неё в таком страшном деле помощи ждёт, а она ведёт себя, как… как фиг знает кто…
— Пришли, — негромко сказал Данияр, остановившись перед стеной кустарника.
И Руся вновь прижалась к нему: за этим тёмным кустом прятался кто-то кровожадный!.. И уже дрожащим голосом спросила:
— А с чего начнём?
— Место старое. Надо лесовика позвать.
— Здесь раньше лес был?
Ворон поднял голову взглянуть на тёмно-синее небо над вершинами чёрных деревьев. И не сразу, но ответил:
— Да здесь и посейчас лес растёт. Остатки, правда, но старых деревьев много.
Руся замолчала и только с нарастающим недоумением подумала: “И бабуля меня так спокойно отпустила в ночь? Даже зная, что меня будут беречь как… зеницу ока?”
И невольно улыбнулась. Данияр, кажется, намерен именно это делать — беречь её. Потому как сейчас он не локтем прижимал её ладошку к своему тёплому телу, а сграбастал её всей жёсткой ладонью.
Тем временем Данияр, потянув её за собой, шагнул на территорию сквера и здесь присел перед первым же кустом на корточки, продолжая держать руку девушки. И Руся поневоле, но полная любопытства (“лесовик” звучало не так страшно, как “упырь”), тоже присела рядом. Что сделает Данияр, чтобы вызвать лесовика? А ворон потянулся к ближайшей шиповниковой ветке и потряс её. Раз потряс — тишина. Прислушался. Ещё тряхнул — снова пауза.
А потом Руся чуть с корточек не упала: кто-то мелкий торопился посреди кустарникового ряда, точно приближаясь к ним! Вчера Руся будто во сне видела кикиморок и лешего, но сегодня она увидит лесовика воочию!
— Я привёл посредницу, — тихонько сказал Данияр и оглянулся на неё, словно вопрошая, будет ли она помогать ему. — Поговорим?
Она вцепилась в его руку так, словно до сих пор и не держалась. Другую, как во вчерашнем сне, протянула к кустам, лихорадочно размышляя, стоит ли закрывать глаза на первое время. Или смотреть сразу?
Будто кошачья лапа легла на её запястье.
Свет фонаря за спинами, но Руся разглядела эту маленькую лапку, а потом глаза словно поехали по этой лапке, которая будто нарисовалась в низенького сутулого старичишку, с лицом, заросшим даже не бородой и усами, а шерстью, с круглыми глазами, блестевшими на неё громадным любопытством. Одет он был во что-то вроде… Непонятно, во что — Руся так и не сумела сообразить, что это.
— Толмачиха, что ли, будешь — ворону-то? — тоненько спросил-пропел лесовик, хлопая на неё глазищами. — Ну, спрошай давай, что хошь-то!
— Здрасьте, — от неожиданности пробормотала Руся, с трудом не отдёргивая собственную ладонь.
— Ну, здрасьте, — согласился лесовик и стукнул по её ладони своей лапкой.
— Спроси у него, не появлялся ли здесь упырь, — чуть недовольно сказал Данияр.
И опять неожиданность: разве он не слышал, что сказал лесовик? Почему не поздоровался в ответ? Невежливо же!.. И лишь спустя секунды девушка вспомнила, зачем ворон её сюда привёл: она переводчица! А ещё она перепугалась: как же она скажет лесовику, как ему переведёт вопрос Данияра, если она…
— Просто повтори мой вопрос, глядя на него, — терпеливо объяснил ворон, когда она обернулась к нему в отчаянии.
Руся набрала воздуха — и… что-то прочирикала. А закончив, открыла рот. Ой… Это и есть перевод?! Ничего себе…
— Третью ночь сюда возвертается, ирод, — проворчал лесовик, ёжась и оглядываясь по сторонам. — Кажный вечер уходит, а потом — шасть в кусты, туда, где могилки кучней. И весь белый день там хоронится. Кусты там знатные, в них просто так не заберёшься.