— А сколько они стоят?
— Пакет — миллион.
— Нет, не буду. У меня нет миллиона.
— Скоро он у тебя будет. Смотри: можно договориться, чтобы оплата происходила в несколько этапов. Например, сейчас ты вносишь первый платёж в размере ста тысяч. Через три месяца, после окончания съёмок фильма, — платишь ещё триста. Тогда эти деньги у тебя будут. Итого, ты выплатила четыреста тысяч. Эти акции твои. Ты берёшь их, относишь в банк, где тебе, под них, дают ссуду на десять лет на триста тысяч кредитов под десять процентов годовых. Эти деньги ты тоже отдаёшь за акции. Заметь, ты выплатила семьсот тысяч и у тебя есть свободные акции на триста тысяч. Ты опять несёшь их в банк и опять на тех же условиях получаешь кредит, но уже на двести тысяч. Повторив эту операцию ещё два раза, ты за неделю выплатишь недостающие тебе шестьсот тысяч кредитов. Итого, у тебя миллион!
— И долг на шестьсот тысяч плюс проценты.
— Ерунда. Ссуды ты взяла под десять процентов. Дивиденды по акциям с миллиона — пятнадцать процентов. Чистая прибыль — пять процентов в год или пятьдесят тысяч. Их ты пустишь на оплату долга…
— Нет, что-то тут не так. Если я взяла в долг шестьсот тысяч на десять лет, то ежегодно я должна буду выплачивать шестьдесят тысяч за долг и шестьдесят тысяч — проценты по нему. Это — сто двадцать тысяч. Дивиденды же, по твоим словам, составляют сто пятьдесят тысяч?
— Да! У тебя ещё остаётся ежегодно тридцать тысяч!
— Это так, но есть ещё налоги. И, даже если они не превышают тридцати тысяч на миллион, мне надо будет на что-то жить эти десять лет?
— Будешь жить на свой заработок. Тебе неплохо платят!
— А если я не буду работать? Контракт заключён на строго определённый срок.
— Это твоя вина. Тебе предлагали долговременный контракт. Почему ты отказалась? Впрочем, ещё можно всё исправить. Ты не спеши с ответом, подумай. Если надумаешь, позвони, я зайду к тебе, и мы ещё раз всё обговорим…
Последние слова Франческо Лариса слышала, как во сне. Миллионное состояние, твёрдый доход через десять лет, — было от чего смутиться. Но, десять лет! Десять лет, она будет связана финансовыми обязательствами, и не сможет произвольно потратить ни сантима. А как же Вик? Что будет с ним за эти десять лет?
— Не надо, — медленно и раздельно произнесла она, глядя в пространство расширившимися от волнения глазами.
— Что: не надо? — переспросил её парень.
— Я не буду покупать эти акции. Извини.
— Почему?
— У меня нет денег.
— Лариса, ты что? Абсолютно меня не слушала?!
— Прости, Франческо. Я выслушала тебя и очень внимательно, однако твоё предложение неприемлемо для меня. На мои деньги у меня уже есть мои же планы. И менять их я не собираюсь. Не надо настаивать. Это бесполезно. Я благодарна вам за предложение, но принять его не могу. Кажется, так принято говорить в высшем обществе?
— Лариса, пойми, такой шанс…
— Я поняла. Такой шанс выпадает только один раз в жизни. Но я повторяю: нет. И не надо хватать меня за руки. На нас и так уже все обращают внимание.
* * * * *
Франческо ввалился в её номер ночью. Пьяный, с охапкой цветов и какими-то коробками. Врубив на полную мощность освещение, он буквально швырнул цветы в, подскочившую от неожиданности и кутающуюся в одеяло, девушку. Розы, гвоздики, левкои, хризантемы и другие цветы, первоначально собранные в изящные букеты, сейчас, превратившись в обыкновенную охапку, рассыпались по тонкой, измятой ткани постельного белья.
— Вот! — с возмущением и обидой крикнул Франческо. — Гора цветов, море духов, груды сладостей! — Коробки и коробочки посыпались из его рук на кровать, разваливаясь и обнажая содержимое. Одна из коробок упала на пол. Смятые пирожные вывалились на ковёр, измазав его разноцветным кремом. По одеялу и простыни рассыпались шоколадные конфеты, зефир, сверкающие сахарными блёстками цукаты…
— Вот! Вот! Вот! А это…
Из очередной коробки посыпались сиреневые бумажки.
— Вот! Смотри! Вот! Миллион! Миллион!!! Я хочу тебя! Я! Габини! Не этот шут, Арунский! Я!!! Смотри, целый миллион! Ты ведь этого хотела? Этого! И я тоже хочу! Девочка, деточка, лапочка…
Он попытался рвануть к себе одеяло, сминая и сбрасывая на пол свои же дары. Пьян он был скотски. Лариса, без труда увернулась от его жадных и неуклюжих рук, успев подхватить с прикроватной тумбочки широкий, махровый, купальный халат. Франческо барахтался в её постели, путался в одеяле, среди цветов конфет и денег, будучи уже не в силах даже подняться.
Без спешки, Лариса покинула номер. Наглость человека слишком разозлила её. Она испугалась, что может сорваться и совершить что-то такое, о чём очень скоро сама же и пожалеет. Такой печальный опыт у Ларисы уже был. И ещё она возмутилась. Фабричная девчонка никак не ожидала столь хамского поступка от юноши из богатой, семьи. Он же вёл себя просто как обыкновенный «боров»! Много денег, много наглости и никакого уважения к кому бы то ни было! И пьян! Пьян, как свинья. Грохнулся мордой в кровать и даже встать не смог. Да, да, именно «боров». Серж тогда очень верно обозвал эту породу двуногих.
Кипя от сдерживаемого возмущения, Лариса широкими шагами расхаживала по гостиничному коридору, не догадываясь даже, что выглядит сейчас невероятно скандально.
Разумеется, если судить здраво, в одежде её не было ничего непристойного. Длинный, до самого пола, плотно запахнутый, почти дважды обёрнутой вокруг её тела халат из пёстрой, махровой ткани «одевал» девушку плотнее самого скромного из её платьев или костюмов. Но в ночном коридоре фешенебельной гостиницы наряд её был неуместен и потому сразу привлёк к Ларисе внимание окружающих. К счастью, в столь позднее время их оказалось немного. Уже первый, встретившийся ей коридорный, поспешил сообщить об увиденном горничной и дежурному администратору.
Всё закончилось бы тихо и незаметно. Лариса была слишком взволнована, и мысль о том, как Франческо, пусть и, будучи постояльцем гостиницы, смог войти в чужой номер среди ночи, пока что её не настигла. Иное дело администратор. Он сразу почуял неладное и, отложив расследование на потом, поспешил, с профессиональным тактом, успокоить кипящую от возмущения клиентку, не дожидаясь, когда та начнёт задавать «неудобные» вопросы.
Шум утром поднял Франческо. Он, видите ли, не досчитался сколько-то там бумажек. Выслушивая его обвинения, Лариса разозлилась всерьёз. Ничего, кроме халата из своего номера она не брала. Остаток ночи — провела в ближайшем из свободных номеров. Там её устроила, с разрешения администратора, горничная. Теперь же эта пьяная свинья смеет обвинять её в воровстве! Не дослушав обвинения и до половины, она взорвалась: «Да пошёл ты! Скотина неумытая! Ты ввалился ко мне в спальню, осыпал деньгами и конфетами и полез ко мне в постель! Я была вынуждена покинуть свой номер, вынуждена ночью беспокоить нормальных людей, имевших полное право отдыхать. Почему я должна знать, куда делись твои деньги, если я даже не знаю, сколько их было?! Я их не брала! Обращайся хоть в суд к господу Богу! Я и там повторю тоже самое! Да ещё и добавлю во всеуслышанье о цели твоего ночного визита! Да, да, да! Я не желаю спать с тобой! Это не числится в списке моих служебных обязанностей! Мне плевать на твои похотливые желания! Плевать! Ясно? Свинья ты непотребная!»
Оглушённый её криком, Франческо то краснел, то бледнел, порываясь вставить слово, но Лариса умела ругаться и прервать себя не позволила. Когда же взбешённый парень замахнулся на неё, намереваясь ударить, — резко замолчала, подобралась, как зверь перед прыжком. Вдруг заробев, парень опустил руку, попятился и, отвернувшись, побрёл прочь, бормоча в пол голоса: «Вот психопатка!» «Сам псих» — не осталась в долгу Лариса.
Она не преувеличила. Действительно, как иначе можно назвать человека, затеявшего скандал утром, в фойе престижной гостиницы, возле лифта, на глазах изнывающих от безделья и в ожидании сенсации репортёров? Неужели парень настолько обнаглел от вседозволенности, что забыл о возможных последствиях?
И последствия не заставили себя ждать. Газету, состоящую из одних фотографий, с короткими подписями — комментариями к ним, Ларисе принесли два часа спустя, прямо на съёмочную площадку. Между дублями, артисты и рабочие при площадке передавали друг другу разрозненный, пёстрый листы, смакуя подробности. Ажиотаж объяснялся просто: фильма ещё нет, а скандал вокруг него уже наличествует. Прекрасное предзнаменование! К концу рабочего дня на площадку принесли ещё одну газету. Вечернюю. В ней фотографии перемежались большими кусками текста, освещавшего не только и не столько утреннее событие, столько так сказать «предысторию» превращения никому не известной беглянки с режимной планеты конфедерации, подружки контрабандиста, в, возможно, популярную и известную киноактрису. Одна из этих фотографий заставила девушку вздрогнуть, но тревога оказалась напрасной. Присмотревшись, Лариса увидела, что изображён на ней всё-таки не контрабандист Жерар Босх, а загримированный под него Франческо. Осторожный бродяга сумел нигде не оставить следов и Лариса, немало знавшая об этом человеке, искренне порадовалась такой ловкости и предусмотрительности. А приключения продолжались.
Во-первых, вечером до гостиницы она доехала на такси под охраной Вильгельма. Его защита оказалась девушке весьма кстати. Сама бы она, просто не пробилась через толпу репортёров, заполнивших узкую щель между дверьми киностудии и дверцами заранее заказанной машины. Арунский отработал ситуацию с блеском и профессионализмом настоящей звезды. На ходу парируя ответом вопрос очередного искателя интервью, он ловким движением оттирал его в сторону и, продвинувшись на шаг, отвечал следующему. При этом мужчина успевал улыбаться и ловить в наивыгоднейшем для себя ракурсе, яркие вспышки направленных на него и Ларису объективов. Ситуация повторилась и при переходе из такси в гостиницу. В самой гостинице Ларису тоже ждали журналисты. Работать с ними девушке пришлось уже самой. Четыре беседы с четырьмя репортёрами по очереди, заняли весь вечер. Журналисты расспрашивали её обо всём подряд: об отношениях с коллегами, о взглядах на моду, на известных людей, на… на всё, чем могут заинтересоваться любители светских и полу светских сплетен — главные читатели жёлтой прессы. Между безобидными вопросами, разумеется, проскакивали и «неудобные», касавшиеся главным образом, прошлого интервьюируемой. Но Ларису и это не смущало. Интервью такого вида были ей не в новинку, подходящий вариант «своей» биографии она выучила накрепко и потому ни разу не сбилась.
Утром к машине такси через толпу репортёров Лору провели охранники отеля, у дверей студии встретила местная охрана. С единственным в это утро журналистом она беседовала в одном из кабинетов. На обычное интервью эта беседа совсем не походила. Журналист говорил, девушка слушала. Предположение о том, что даже из глупейшего скандала создатели фильма попытаются извлечь выгоду, оказалось верным. Инструкциижурналиста-профессионала пришлись на редкость ко времени.
Репортёр еженедельного журнального сборника «Всё о кино», представившийся просто Карлом. Он досконально разобрал все её недавние интервью, все вчерашние ответы-реплики Вильгельма, все статьи, предшествовавшие им. Вывод, его, впрочем, были скорее положительным. Вопреки своей неопытности, восемнадцатилетняя девушка сумела ускользнуть от всех, расставленных по её душу ловушек. Оставалось лишь немного подкорректировать некоторые мелочи.
— По распоряжению руководства, с этого дня и до выхода фильма на экраны — я твой консультант по связям с прессой, — уточнил мужчина свой последний, слишком уж расплывчатый для его слушательницы, вывод. — Распространятся тебе обо мне, конечно, не следует. Работать будем здесь, в этом кабинете. Каждый вечер, перед тем как вернуться в гостиницу, ты будешь заходить в это помещение, и получать мои инструкции на вечер. По утрам, пока я не просмотрю прессу, и не проинструктирую тебя, никаких интервью! Об этом позаботится охрана отеля. Тебе всё понятно?
— Всё.
— Теперь второй вопрос: Арунский. Он, конечно, поступил очень благородно, прикрыв тебя вчера, но больше такого повторятся не должно. С сегодняшнего дня на съёмочной площадке тебя опекает женщина: Анна Болерн. С этой минуты, любую прогулку вне гостиницы ты должна согласовывать с ней. Даже, если тебе вздумается посетить вечером ресторан, ты можешь сделать это только с её согласия и в её сопровождении. Это распоряжение свыше, — добавил он с внушительным почтением, когда на лице его собеседницы отразилось недовольство. — Ты всё поняла.
— Всё, — ответила Лариса, привычно сминая взбунтовавшееся было самолюбие, и, подумав мгновение, добавила. — Работа есть работа.
Работа есть работа. Сентенцию эту подтверждало всё. И охлаждение Вильгельма, и неожиданная приветливость первой актрисы фильма Анны Болерн, и поведение Франческо. Ещё вчера юноша покинул свой номер в гостинице. На съёмочной площадке он появлялся только ко времени съёмки «его» кадров и, покончив с работой, мгновенно исчезал.
Съёмки закончились в срок. Фильм тут же вышел на экранах дорогих кинотеатров, и пошёл в продажу на кассетах для индивидуального просмотра. Через месяц — другой, он появится в большом прокате и, никак не меньше чем через пол года, уже как фон для рекламных роликов, пройдёт по всем телеканалам по очереди.
Небрежно раскинувшись на смятой постели, медленно проговаривая вслух каждое слово, Лариса читала статью за статьёй, отзыв за отзывом. На столике возле кровати стояли чашки с шоколадом и из-под шоколада. Тут же, в раскрытой, полу пустой коробке лежаликрошечные пирожные ассорти, похожие на прихотливые кружевные цветы с нежным кремом. Отросшие волосы девушки разметались по подушке, радужным ореолом окружая самодовольное, счастливое личико. Ёе декламацию прервал негромкий стук в дверь. Лора приподняла голову, спросила: «Кто там?» «Позвольте войти, синьорина» — услышала она голос горничной.
Переменив небрежную позу и поспешно прикрыв одеялом, просвечивающее сквозь кружево ночной сорочки, тело, девушка разрешила: «Войдите, пожалуйста». Часы показывали двенадцать дня, но сегодня она вообще не будет вставать. Не будет и всё! Она будет весь день валяться в постели, пить шоколад, есть пирожные и читать хвалебные статьи в свою честь. Вот так! В конце концов, день рожденья случается не каждую неделю, а девятнадцать лет исполняется всего лишь раз в жизни. А, если учесть, что это её первый свободный день, так не значит ли это, что она просто обязана провести его в полное своё удовольствие?
Горничная собрала пустые, грязные чашки, пустые коробочки из-под пирожных, протёрла, точнее, смахнула пыль на самых видных местах, вежливо поинтересовалась: «Как себя чувствует синьорина. Не нужно ли ей что-нибудь?» Лариса поняла её недоумение, пояснила, что чувствует себя очень хорошо, что абсолютно здорова и попросила женщину заказать ей в ресторане чай и горячие бутерброды. Извинившись, она добавила: «… я так устала за три месяца непрерывной работы без выходных, что сегодня просто не в силах не то что встать, но даже поднять телефонную трубку».
Впрочем, как ни ничтожны были желания девушки, но и им, увы, не суждено было исполниться. Без четверти три, не стучась, не спрашивая позволения, в номер вошёл Франческо. Как-то по особому вызывающе, он оглядел царящий в спальне беспорядок и, не поздоровавшись, заговорил:
— Звезда кино и модельного бизнеса в интимной обстановке знакомится с отзывами прессы, о её последней роли. Пресса, разумеется, специально подобрана горячими поклонниками таланта юной красавицы. Количество поклонников: один.
— Шёл бы ты отсюда. Или до сих пор свои деньги найти надеешься? — попыталась оборвать парня Лариса, но Франческо продолжал «острить»:
— Какая же ты дура! Снялась в полнометражном рекламном ролике на полтора часа и теперь числишь себя среди гениев. Да все эти отзывы, которыми ты наслаждаешься здесь, — льстивая пачкотня продажных писак, труд которых оплачен ювелирной корпорацией, заинтересованной в хорошем сбыте своего товара. Конечно, ты можешь, сказать, что в этом ролике снимался и я, но я — другое дело. Так я заработал свой миллион и теперь вложу его в бизнес. Да в бизнес. Года не пройдёт, я со снисходительной улыбкой буду вспоминать об этом «грешке молодости». А вот ты испортила свою карьеру, даже не начав её. Даже не начав! Твой краткосрочный контракт с фирмой заканчивается сегодня. На твоём счету в банке четыреста тысяч. Так вот: будь уверенна, ни одна фирма тебя в свой штат на приличную должность не возьмёт. Это я тебе обещаю. Ни одна! Можешь выходить замуж за добродетельного водопроводчика, можешь мыть тарелки и рюмки в какой-нибудь забегаловке, можешь вкалывать на грязной фабрике. У нас свободное общество, синьорина Лариса! Абсолютно свободное! И ты свой выбор сделала!
— Пошёл вон, — процедила Лариса, но Франческо её слова обрадовали ещё больше:
— Так, так, я уйду. Мне здесь нечего больше делать. А вот журнальчик я тебе оставлю. Прочти на досуге. По крайней мере, будешь знать правду о себе и своих успехах. Статью написал известный кинорежиссёр, Он беспристрастен. Так, например, он не отрицает, что тебе в немалой степени присущ «артистизм молодости». Да, да, он беспристрастен, ни чета тем лакеям от кинокритики. Читаем, например: «… характерную роль служанки в фильме сыграла юная манекенщица Лариса Хименес, до недавнего времени известная лишь по фотографиям в рекламных журналах… — или вот, дальше — броская, внешность и вульгарные манеры исполнительницы, как нельзя лучше совпадают с типажом данной роли. Как манекенщица, дебютантка умеет носить украшения, умеет показать товар лицом, а в сцене погони даже демонстрирует некоторые актёрские способности. Впрочем, последнее, скорее следует отнести к мастерству режиссёра, прославившегося своим умением обыгрывать самые незначительный детали и вытаскивать самых никудышных исполнителей…» — Вот так. Кстати, Мартин действительно гений. Но тебе, после такой статьи, места в кино больше нет. И в фирме, после того скандала, который ты мне закатила, тоже! Журнал я оставляю. Почитай на досуге. У тебя его теперь будет много!»
Самым правильным было бы запустить ухмыляющемуся парню в лицо тем самым журналом, который он так небрежно бросил ей на кровать. К сожалению, хорошее воспитание имеет свои издержки. Лариса сдержалась. Более того, подталкиваемая любопытством, она взяла журнал, как только за Франческо закрылась дверь, и, прочла статью.
Глава 2
Гл. 2. Розовые деревья.
Брань и похвала, неотличимая от брани. Оборотень в несколько мгновений мог залечить почти любую рану, но не рану, нанесённую словом. Прямое оскорбление вызвало бы у девушки равноценный ответ, но на эти изящные, подлые укольчики, в виде вынужденных порицаний, Лариса не смогла бы ответить, даже если бы встретилась с автором лицом к лицу. Каждое слово в статье сочилось ядом презрения и отвращения к «низкому», «плебейскому» искусству, ко всем тем, кто смел творить для людей примитивных и неискушённы. Ненавистью и неприятием «тёмного охлоса» вообще и её, Ларисы, выскочки и недавней работяги в частности, полнилась каждая изящно и со вкусом выписанная фраза.
С болезненным сладострастием девушка читала и перечитывала расплывающиеся от её слёз жестокие строки. Она конечно всегда знала, что не гениальна. Но неужели её старания вообще не заслужили никакой похвалы? Фразы типа «дилетантская и детская игра», «абсолютный примитивизм», «схематическая упрощённость» перемежались замечаниями вроде «слабому сюжету соответствует столь же слабая трактовка» или «абсолютное отсутствие каких либо намёков на новые мысли или приёмы…». И в конце статьи — значилась крупным текстом фамилия и имя знаменитого, признанного режиссёра и кинокритика Ойкумены.