Выйдя из парадных дверей на улицу, я, держа в руке новенькую шляпу-котелок и тонкую трость с набалдашником, этих обязательных спутников каждого уважающего себя господина, навязанных мне придворным портным, взглянул вверх на небо. Утро нового дня порадовало жарким солнышком, словно напоминая всем нам о последних днях Тайлета, об уходящем лете и дыхании наступающей осени. Да и на булыжной мостовой вдоль Никольской хватало опавших сухих листьев, которые, впрочем, усердно сгребали своими граблями в кучи троица местных, колоритно выглядящих в своем облачении, дворников.
Вспомнив вчерашнее, я улыбнулся. А чего не улыбаться, жизнь-то налаживается. Вот вчера, к примеру. Асессор, трижды весьма удивленный — нежданным возвращением из небытия старшего сына, безуспешно разыскиваемого охранкой опекаемого лица и уж тем более, воистину неожиданным в этих краях, чай не столица, визитом в квартеру ее высочества, на радостях велел Маланье быстренько накрывать праздничный стол в гостиной и срочно слать гонца в кондитерскую.
— На Биржевую пусть сразу скачут, в Филисеевский. Ан нет! Пускай возьмут паромотор! Шампань Луи Родрера и Боллянжэ, алиатико с мозелью. И зельцерской чуток.
— В "Донон" на Аглицкую. Стерлядку там в шампанском в судках, севрюжки наисвежайшей копченой пусть упакуют. И обязательно белужьей икорки захватят.
— Засим к Андрееву. Непременно торт. Самый лучший. И северных пирожных. И фруктов тропических. Пусть не скупится — говорил возбужденный асессор, передавая не менее удивленной и радостной горничной несколько крупных ассигнаций: — Радость-то у нас нынче какая!
Позже, сидя за большим столом рядом с Сашей, Павлом и его семьей, весь вечер на себе ощущал жгучие взгляды его, весь вечер молчащей, сестры Варвары, то и дело, украдкой туда-сюда переносившей взгляд с Павла на меня и обратно. Сравнивала, наверное. Перед началом разговора ее высочество начала с дел государственных, доверительно сообщив асессору последние новости. Поблагодарила главу семьи за оказанную помощь Империи, сознательно умолчав о прошедших во дворце событиях, вручив асессору жалованную грамоту с личной печатью его величества, наделяющую Петра Алексеевича званием почетного гражданина. На словах подтвердила вновь согласие Императора на создание особой надзорной комиссии. И что Павла незамедлительно восстановят в правах, и без проволочек выдадут необходимые бумаги. Сняты и вопросы контрразведки касаемо моего опекунства, заявив, что Империя ко мне и моей личности вопросов боле не имеет. А также по секрету шепнула, что мне нужно срочно явиться в столицу. И просила особо не волноваться, Имперская канцелярия, признавая заслуги геройски погибшего капитана, в кратчайшие сроки рассмотрит прошение о признании князем Сергея Конова, согласно завещания князя Василия Павловича Отяева. В подтверждение своих слов она сунула мне письмо на гербовой бумаге. Впрочем, от внезапной новости о моей будущей эмансипации опекун не сильно расстроился, между разговорами за столом шепнув поговорить об этом позже.
Уважаемый Сергей Конов.
Как воспитаннику Старо-Петерсборгского Императорского ольгинского приюта трудолюбия в связи с недавно открывшимися новыми обстоятельствами, настоятельной необходимостью их проверки и заверения статута Вамъ надлежит явиться в приемную Имперской Канцелярии для беседы. Вам назначена аудиенция у исполняющего обязанности Главного Попечителя обществ призрения вечером 35 Дня Тайлеть, в 7 часов пополудни, для исполнения чего вам определен временный сопровождающий.
Секретарь Третьего отделения Императорской Канцелярии по общим вопросам Миргородов Алексей Петрович
Вместе со мной из дома асессора вышел дюжий лейб-гвардеец, до особого распоряжения приданный мне охранником. Один. Вчера, после столь памятного вечера-возвращения в семью Павла, по времени затянувшегося почти до поздней ночи, я проводил Сашу с приданной ей охраной до нашего дирижабля и посадив на борт, вернулся заполночь обратно. Договорившись встретиться в столице на ближайшей премьере. Петр Алексеевич с семьей ожидаемо не спали. Любезно выделив мне гостевую комнату, прося уважить и вообще быть как дома. Ее высочество с охраной возвращалась обратно в столицу, к родным в загородную резиденцию под столицей, откуда она отпросилась ненадолго. Развеяться и погулять после ужаса последних событий. А мой путь вел в приют и в мастерскую. Надо бы мосты навести, документы свои какие забрать.
Визит в приют в новом статусе вызвал у меня двойственные чувства. Ведь возвращение в альма-матер, которой я отдал несколько, пускай самых необычных, но реальных месяцев своей жизни, согласитесь, это всегда событие. Немножко припоздал к началу урока, отвык чуток за время блужданий по Тартарии, и надо бы соответствовать. Как у нас говорят, начальники не опаздывают, они задерживаются.
Вначале Аркаша-сторож на дверях был несколько удивлен столь раннему утреннему визиту щегольски одетого, давно разыскиваемого полицией, потеряшки, на несколько месяцев пропавшего из приюта. Он, недовольно смерив взглядом, принялся было с хрипотцой в голосе отчитывать, но увидев сменившего позицию бравого гвардейца-охранника за моей спиной, сник. И только высказал, что ежли де возвернусь, то надлежит свести вначале к Акулине Валерьяновне. А увидев богатый перстень на руках, только всю дорогу до кабинета заведующей и бурчал:
— Нашёл, значит, своих-то. А как есть знал, де ты, Сергей человек-то не простой. Вот как давеча заприметил, так и решил.
Заметив такую внимательность сторожа, снял княжий перстень совсем. Хвастаться новым статусом всем подряд и рассказывать я был не намерен.
Следом на лестнице встретился спускающийся Евграф Матвеевич. Наш уважаемый физрук неспешно спускался по ступенькам вниз, насвистывая одному ему известный мотив. Он, завидев меня, пробасил:
— О! Конов, гляжу, ты?! Нашёлся?
— Да! Я, Евграф Матвеевич!
— К нам? Тебя ж вроде полиция…
— Да нет. Все вопросы сняты. Вот зайти решил.
— Нда. Ишь ты?! — рассматривал мужчина меня: — Прямо так и не узнать. Всего несколько месяцев не был и только посмотрите на него. Вырос еще, возмужал, да еще и в плечах раздался. Человеком стал! — одобрительно хлопнул он меня по плечам. Я скривился от пронзившей меня боли, лечение все же нужно было продолжать: — Ох, извини! Ты ранен?! Где это тебя угораздило?
— Ничего-ничего, все пройдет.
— Так где ж тя носило столько времени?
— На фронте был, Евграф Матвеич. Имперский флот. Карагаиси-Калмация.
— Вот как?! Самая передовая! Удивлен! Экий молодец! Так это там тебя? — довольный услышанным, мужчина, по выправке бывший военный, гладил свою бороду:
— Как-то так получилось, Евграф Матвеич.
— И лейб-гвардеец…э-э-э Преображенского полка с тобой? Точно?
— Со мной.
— Во что серьёзное влип? — продолжал выпытывать физрук.
— Да нет, все уже позади. Просто беспокоются, как бы чего опять не вышло.
— Ну да-Ну да. Ты вроде у нас мастак известный. Не вышло — повторил мои слова, словно думая о чем-то, Евграф Матвеевич: — Да что это я. Ты, верно, вначале…к Акулине Валерьяновне?
Я кивнул. Мы с физруком тепло попрощались, пожав друг другу руки, и разошлись довольные встречей, каждый по своим делам. Доведя нас до дверей Акулины Валерьяновны, Аркаша услужливо постучал в дверной косяк, после чего схватился за ручку двери, первым пропуская меня.
Секретарь в учительской, крикнув "войдите" на негромкий стук в дверь, повернув голову на скрип открываемой двери, стала похожей на снулую рыбу и медленно прошептала:
— Нашелся, ну заходи-зах…Здр…ась…те!..А…вы… верно к Акулине Валерьяновне?! Так она тут. Я сообщу только — девушка, выскочившая из-за своего стола, юркнула в соседнюю дверь к начальнице. Была она там недолго, после чего вновь выскочила и просила заходить. Акулина Валерьяновна была готова принять.
Разговор с заведующей за закрытыми дверями продлился где-то с час. Как раз до первой перемены.
— А, это ты. Входи! — когда я зашел, поприветствовала Акулина Валерьяновна. Она с первого раза относилась нормально, но тут женщину было прямо не узнать. С первых же слов она начала держать дистанцию, говоря подчеркнуто вежливо и словно отстраненно.
— Ты, верно, за своим делом? Так у нас его нет.
— Что?! Как это нет?
Женщина принялась обстоятельно объяснять:
— Вчера получен телеграф из полицейского департамента и одновременно Имперской канцелярии. Первые сообщали о снятии твоей личности с розыска, а вторые уведомляли о незамедлительной передаче им всех дел по твоей личности. В короткой записке немного сообщалось о твоем участии в военных действиях и наследственном деле. Фельдегерь с канцелярии заявился к вечеру. Так что примите мои поздравления. Я верила, что ты обязательно найдешь своих родных. Правда, за вас очень рада и хотела бы надеяться, что, покинув стены нашего приюта, будете иногда вспоминать нас.
Не став напрасно разочаровывать ее, я лишь заверил заведующую, что о приюте у меня остались только хорошие воспоминания, а её лично, за деятельное участие в моей судьбе, доброту и ласку, буду помнить всегда. Женщина, от ласковых и приятных слов расчувствовавшись, немного оттаяла и предложила мне чашечку ароматного чаю. Я согласился и вскоре девушка-секретарь принесла чайник с конфетами и пряниками. Явно оставшимися с утреннего завтрака. Пили как раз до конца первого урока. Распрощавшись с ней, я пошел к двери. Когда я открывал дверь, Акулина Валерьяновна вдруг окликнула меня:
— Сергей, знаете, не могу не спросить напоследок!
— Да, Акулина Валерьяновна?
— Признайся, печатки эти твоих рук дело? Дортуар твой никак не признается. Заразной ваша игра оказалась, по всем городским учебным заведеньям разошлась. Уж измучилась жалобы коллег выслушивать.
Лучезарно улыбаюсь:
— Не могу знать, Акулина Валерьяновна. Удачного дня!
И вышел.
— Вот ведь стервец! Явно его рук дело, а все туда же. Не признается. Ну да ладно. Я еще выведу их на чистую воду.
После визита к заведующей, вышел в пустой коридор. Аркаши-сторожа уже не было, ушел куда-то. Попросив гвардейца подождать еще в коридоре у кабинета учительской, не видя смысла в своей охране, что меня тут может напугать, направился в сторону нашего класса. Пока шел по пустынным коридорам, гулко шлепая по уложенной на полу плитке новенькими штиблетами, рассматривал по сторонам. Искал любые изменения, произошедшие вокруг в мое отсутствие. Когда громко прозвенел колокольчик приютского звонка, я уже был возле нашего класса. Открылась дверь и первым из класса вышел наш попик. Ну да, тот самый, Евлампий — любитель гладить абажуры. Не узнав меня, он со стоически довольным видом прошел мимо. Ребята в классе не спешили выходить следом., собирая свои вещи. Не став ждать, когда они потянутся к выходу, я решил войти сам. Первым взгляд обратил на Анфису, благосклонно принимающую ухаживание рядом сидящего соседа, из новеньких. Девушка зардевшись, метнув торжествующий взгляд соседкам, играя на публику, позволила себя обнять.
Понятно. Ну и черт с ней. И хорошо, что так сложилось. Объясняться не придется.
— Конов?! Ты?! Ч-черт! Жив, чертяка! Братцы, а ну качать его!
— Эй-эй, вы чего? Не надо! Парни, не надо!
Налетевшие на меня скопом первыми, совершенно по-детски улюлюкающие, Петька, Илья и Олежка, вместе с другими подскочившими парнями, несмотря на лёгкое мое словесное сопротивление и резкую боль в теле, под взглядом наблюдающих за таким бесплатным представлением и хихикающих девушек и остолбеневшей, увидевшей привет из прошлого, Анфисы, резво подхватили меня. И принялись энергично подбрасывать вверх. Сделав так раза три, они, все же, видя мою реакцию и прислушавшись к моим словам, осторожно спустили вниз, принявшись следом заваливать меня вопросами:
— Обратно к нам?
— Нет, Петька, я тут совсем ненадолго. За бумагами своими приехал. А вечером лечу дирижаблем в Новый Петерсборг.
Ребята одобрительно шушукались друг с другом:
— Серег, где, сам-то столько времени пропадал?
— Олежка, далеко отсюда. На фронте. Записался в Имперский флот на дирижабль. Немного повоевал. Сейчас как-бы в отпуске. Вот к вам и зашел.
— Парни, айда во флот записываться. Колись, где такие штиблеты выдают? — Петькин бас ни с чем не спутать.
О-о-о, ты только посмотри на него, экий он важный! А как костюмчик сидит! А щиблеты у него! Надолго к нам?
— И это, Илья, не костюм, а спецодежда. Выдали вот. Как отпускнику. По должности положена. — посмеялся я над ними. Парни на миг зависли, явно раздумывая над возможностью такого.