— Кхм…ну и вопросики у тебя. А что на это скажет твой будущий муж? Неужели ты с легкостью наставишь ему рога? Ты говорила, он маг… а они, я слышал, существа обидчивые. Я бы не стал так далеко загадывать. И вообще, не отвлекайся. Где там моя награда?
— Пф! Так и знала, все одно в голове. Вот же связалась. — фыркнула ее высочество: — Н-нахаленыш.
От приятных воспоминаний отвлек голос Павла:
— Сереж, может сходим на палубу? Раз нам стюард так расхваливал.
— Да в чем проблема. Пошли — сказал я Павлу, немедленно принимаясь вставать с дивана.
Поначалу мы шли не туда. Это мы поняли сразу, едва прошлись по длинному коридору мимо дверей, ведущих в такие же как наша, каюты. Открыв дверь, вроде бы ведущую в следующий зал, мы, спустившись по лестнице, вышли в зал третьего класса. В котором большая палуба без единого деления на каюты была полностью забита простыми людьми, сидящими за столами на многочисленных лавках со своим скарбом, пожитками и детьми. Поняв, что попали мы явно не туда, куда хотели, вернулись обратно. Повстречавшийся нам вновь знакомый стюард провел куда надо, сопроводив до самой площадки.
Она и впрямь была застеклена большими толстыми стеклами, идущими почти от самого пола палубы, придавая шикарный панорамный вид на заходящее на закат солнце и зажженные вечерние огни большого города. На обзорной площадке уже стояли люди. Франтовато, дорого одетые мужчины и женщины, дети и взрослые, явно из салонов 1 класса и кают 2 класса, стояли вплотную к стеклам, наблюдая за окружающими их видами.
После третьего свистка-сигнала, предупреждавшего о начале движения, наш "Лебедь" внезапно ощутимо дернулся, вздрогнув своими машинами. После чего послышался шум раскручиваемых движителем винтов. И следом, отчалив задом от причальной башни, наш дирижабль, изменив направление вращения своих винтов и наклон рулей управления, принялся набирать высоту, поднимаясь в небо. Вызывая почти слаженный восторженный вздох у наблюдающей за набором высоты на смотровой площадке детворы и молодых девиц.
— Дедушка! А вон там ударный дирижабль в небе иль простой? — слышу громкий детский голос справа. Мы с Павлом как-то синхронно заинтересовались, разом поглядев в нужную сторону. У стекла, вглядываясь в темнеющую даль, стояла троица из хорошо одетого пожилого мужчины, мальца лет десяти в коротком детском костюмчике с нашитой на штанишках бахромой и с биноклем в руках, а также затянутая в плотный темно-зеленый кринолин молодая девушка. Которая на мальца зашикала, призывая младшего брата, к порядку.
— Внук! Да откуда ж мне знать-то? Я ж не военный.
— Но деда-а! Ты говорил, все знаешь. А сам!
— Алешенька, но это так. Действительно не знаю. И не могу распознать — мужчина силился увидеть, всматриваясь в монокль: — Скорее всего, это военный.
— Вы правы, уважаемый! — решил вступить в разговор: — Эскадренный ударный дирижабль. Восьмипушечный. Один из новых, недавно сошедших со стапелей нашей Империи. Похожий на хищную, быструю и крепкую аку…рыбу, которую весьма сложно поймать врагу, если она находится в руках опытного капитана.
— Вот деда! Ты слышишь, что говорит этот дяденька? Я угадал, деда!
— Алешенька, веди себя прилично! — Девушка зашикала на мальца вновь.
— Олюшка, а что тут такого?
— Алекс! — недовольно прервала она мальчонку, обратившись ко мне: — Откуда у вас, молодой человек, такие познания воздухоплавательной техники? Издалека суметь распознать? Да и на флотского вы, право, никак не похожи!
Я козырнул, отдав флотское приветствие при встрече командира, действием подтверждая ее слова.
— Этого просто не может быть! — с сомнением заявила мне девушка, правда взглядом оценивая стоящего рядом со мной Павла.
— Сударыня, вы мне не верите? Уж разве я чем-то дал вам повод сомневаться?
— Ольга, нельзя так безапелляционно, ты можешь быть не права. Уж простите ее! — решил прокомментировать девичий выпад пожилой мужчина: — Признаю, отчасти доля сомнений в ее словах оправдана. Вы действительно больше похожи на тех франтоватых молодых людей, которых ничего, кроме литературных салонов и званых вечеров не интересует. Простите нас еще раз!
— И все же. Как вы можете знать? — не унималась девушка.
— Все просто, сударыня. — со вздохом отвечаю я ей: — Служба. На таком повезло послужить. Ударный дирижабль 'Новик', если вам что-то говорит это название.
— Браво! Брависсимо! Вы нас уели, молодой человек…э-э-э…вы не представились — вновь вступил в разговор этот дедушка.
— Ох, простите! Сергей Конов — представляюсь мужчине без чина: — А это мой названый брат, Павел Бардин. Дворянин.
— Зубов Петр Силыч, дворянин — вернул он подколку мне: — А это мой внук Алексей Зубов и внучка Ольга Алексеевна Зубова.
Уточнив друг у друга, что мы все держим путь в Новый Петерсборг, наш разговор плавно свернул в неспешную беседу. Я рассказывал мальцу, восторженному от услышанного, о технических подробностях так понравившегося ему военного дирижабля, добавляя в рассказ своих ощущений из службы и красок из боевых действий, вгоняя девицу напротив в белизну. Дед внимательно слушал, не перебивая, изредка уточняя некоторые детали, вроде фамилий капитанов. Павел же не отставал от меня, рассказывая всем об особенностях эксплуатации наземной шагающей техники, вызывая у младшего брата Алексея нечто похожее на приступ нестерпимого желания немедленно сбежать и оказаться там же, где были и мы. В разговоре мы не заметили, как наш дирижабль добрался до столицы.
Когда рейсовый дирижабль пришвартовался к одной из нескольких причальных башен столичного порта, мы уже были готовы к выходу. Дождавшись, когда юнга со стюардом из обслуги закончат свою работу и разрешат выход, скучающих в нетерпении, первых пассажиров на трап, мы вышли и замерли. Поле городского воздушного порта, освещенное светом множества направленных прожекторов, было по размерам не меньше, чем площадка столичного военного порта. Ко всем соседним причальным башням, ведущим в здание порта, были принайтованы пассажирские дирижабли разных государств. По крайней мере, я заметил на летном поле германский Цеппеллин, французский Зодиак и свенский Форсман, не считая других тартарских дирижаблей, запомнившихся своими птичьими названиями. У складских ангаров разгружалось несколько грузовых дирижаблей разной длины, а совсем уж вдали — в клубах пара были едва различимы снующие туда-сюда паровозы с бочками, везущие воду вставшим под погрузку летательным аппаратам. Повертел глазами вокруг. Где-то неподалеку отсюда находится летное поле военного порта, откуда мы с капитаном вылетели в Калмацию. Продолжая осматриваться по сторонам, когда еще нам представится такая возможность, мы, держась за поручни от набегающего ветра, медленно принялись спускаться по ступеням. Вскоре сзади послышались шаги догоняющих нас пассажиров. Справа и слева по таким же трапам начали спускаться пассажиры из первого и третьего класса.
— Сереж, смотри! Вон Ольга идёт!
— Где?
— Да вон!
Увидев Зубова Петра Силыча с Алексеем и Ольгой, Пашка, дождавшись, когда они заметят на, на прощание помахал им своей шляпой. Приподнял свой новенький котелок над головой на прощание, повторяя действия названного брата.
— Как тебе Ольга? Правда она мила?! — не отвлекаясь ни на что и не прекращая ходьбы по ступеням, мечтательно утверждал тот.
— Молодой красивой Ольге Паша песенку поёт. — протянул я нараспев: — Втрескался ты в нее, Бардин! Прям любовь с первого взгляда.
— Ну ты как скажешь. — деланно смущенно заявил тот: — Зря это я спросил.
— Да ладно тебе. Чего тут такого? Понравилась?! Только надо было адресок у неё взять.
— Уже!
— Что уже?
— Уже. Ольга Алексеевна пообещала, что будет через седмицу вечером в литературном салоне мадам Пумпянской. Я сказал, что приду.
— Ну вот. Я с тобой за компанию. Подержу канделябру.
— Чего-о?
— Чего-чего? Помогу навести мосты.
— Как-то странно ты говоришь. И не впервой. Вроде слова говоришь понятные, а ничего не понятно.
— Кхм…
Солнце над городом уже зашло, уступая место ночи. Под ярким светом прожекторов, осветивших ступени металлического трапа, мы спустились по нему вниз, издавая своими штиблетами, ни с чем не сравнимый характерный звук. С накопительной площадки пассажиров служащие порта направляли вовнутрь, прямо в главный зал столичного порта. Войдя вовнутрь, я ахнул, не сдержав своего удивления. Ну представьте себе высокое здание, полностью выполненное из стекла и металла. Большой зал, залитый ослепительно ярким электрическим светом, исходящим от множества люстр и светильников, со кучей лестниц, переходов и спусков. Со тьма-тьмущим обилием пальм, гигантских кактусов, прочей посаженной и в кадках экзотической зелени, словно обнимавшей своей растительностью каскад из нескольких фонтанов. Несомненно, это место было местом притяжения пассажиров и их встречающих.
Свет от множества ярких электрических ламп позволял в деталях разглядеть и оценить масштабный труд рабочих и инженеров, выполнивших своими руками арочные своды под потолком и мощные металлические колонны, которые держали всю конструкцию здания и стеклянную крышу. Бардин лишь посмеивался, глядя на все это, гарантируя мне растяжение шеи. От того, что кручу голову во все стороны. А сам отмечал тоже все те изменения, произошедшие с момента его выпадения из нормальной жизни. Лейб-гвардейцу, похоже, было на все наплевать, мужчина ограничился нашей охраной, не выдавая никаких эмоций. Спустившись вниз по широким ступенькам и сделав несколько шагов к очередной мраморной лестнице, ведущей к центру большого зала, где в окружении цветника и высоких пальм бил вверх самый большой и красивый фонтан, меня вдруг остановили раздавшиеся сбоку слова:
— Эй, кого я вижу! Разрази меня гром! Никак Конов?!
Я обернулся на голос:
— Бойко?! Репортер?! Ты?!
— Точно! Гонщик! Приютский! — старый знакомец, с которым меня сроднила та безумная гоночная феерия за Александрой, широко распахнул руки. Прохор дернулся вперед, заслоняя меня, и тотчас принялся косить взглядом, словно требуя от меня подтверждения приказа. Я остановил его, ухватившись за рукав сюртука, и пошел к Олегу первым:
— Отож!
Остановившись на мгновение, мы друг с другом крепко обнялись, как старые знакомые.
— Живой?
— Живой!
Хоть и берегся, но недолеченные боли вновь дали о себе знать очередным прострелом в спине. Все, как решу все текущие дела, иду в ближайший парк или лес — лечиться:
— Знать про тебя в имперском некрологе соврали. Костлявая с косой снова мимо прошла. Долго жить будешь!
— Кхм…типун тебе на язык, Олег. Не дождетесь!
Следом по слуховым трубам объявили посадку на какой-то дирижабль. Бойко скривился:
— А ч-черт! М-мой! Сергей, надолго в столицу?!
— Не знаю, Олег, но думаю, да. Скорее да, чем нет. В приюте я больше не числюсь.