— Ты совершаешь ошибку, почтенный, — проговорил де Напье. — Одумайся, пока не поздно.
— Элле-эла, — брезгливо махнул рукой эб, не глядя на менталиста.
Кабирец склонился над Жозефиной. Та дернулась, взметнув пыль. «Джинн» поймал ее левую руку, схватил и рывком поднял чародейку с земли. Треснула ткань порвавшегося под мышкой платья. Чародейка взвизгнула, плюнула кабирцу в лицо, царапнула щеку. «Джинн» немилосердно выкрутил ей руку, влепил чародейке звонкую пощечину, ударил кулаком в живот. Жозефину скрутило. Кабирец рванул ее за волосы к себе и крепко обхватил сзади, лишая возможности двинуться. За спиной Гаспара раздался неприятный смех.
— Мен нан он-яляб ликьям бик, альсайи-мубаил? — послышался знакомый голос старшего над «джиннами».
Эб глянул ландрийку. Грязную, мятую, оборванную, жалкую, ничтожную.
— Мэд-ка ант турид со, — брезгливо ответил он.
Смех за спиной повторился. Сальный до того, что у Гаспара бешено застучало в висках. Боль внутри черепа усилилась.
— Мы могли договориться, эб, — зло процедил он сквозь зубы, увернувшись от руки, легшей ему на плечо.
Эб бандитски ухмыльнулся, поправляя феску. Истерично завизжавшую Жозефину перехватили за талию и поволокли сучащую ногами чародейку к выходу из переулка. Вновь затрещало платье. Кабирец развернул Гаспара за плечо, заходя за спину. Менталист увидел перед собой еще двоих. Тип с пистолетом кровожадно улыбнулся, зловеще сверкая в полумраке злыми глазами безжалостного убийцы, привыкшего убивать и получать от этого удовольствие.
В тусклом свете фонаря возник силуэт бросившего вниз большого филина. Над самыми головами не заметивших его «джиннов» птица широко раскинула крылья, вытягиваясь в человеческую фигуру, и между кабирцев рухнул Эндерн, заваливая их на землю. Оборотень сделал едва заметное движение кистями, приглушенно щелкнули пружины, из рукавов вылетели два ножа. Эндерн ловко перехватил их, вогнал лезвие одному «джинну» в шею по самую рукоять. Второму, тому, что несколько секунд назад предвкушал долгие минуты радости за любимым делом, воткнул нож в подбородок снизу. В полумраке встретились глаза: блестящие от гашиша, привыкшие к долгим, мучительным расправам, и янтарь хищника, убивающего быстро, без раздумий и сожалений. «Джинн» захрипел и забулькал, истекая кровью, не успев даже толком понять, что произошло.
Гаспар тем временем с силой наступил растерявшемуся конвоиру на ногу, вывернулся из ослабевшей хватки, развернулся и коротко ударил его кончиками пальцев в основание шеи. Кабирец кашлянул, теряясь в пространстве. Менталист выбил из его руки кинжал, коленом ударил в живот, заставив согнуться и локтем по затылку довершил начатое. «Джинн» упал ничком. Гаспар, зашипев и зажмурившись от боли, резанувшей виски, отшатнулся к стене.
— Э! Сыродед! — крикнул Эндерн, подбрасывая обернувшемуся Гаспару пистолет кабирца, а сам подскочил пружиной.
Менталист поймал оружие, взял его в руку, взвел курок, наставил дуло «джинну» на затылок и нажал на спуск. Грянул выстрел. В ответ раздался второй. Пуля просвистела над самой головой Гаспара, посыпав мелкой крошкой и пылью волосы. Эндерн, инстинктивно метнувшийся в сторону, коротко разбежался, оттолкнулся от земли, сжимаясь и покрываясь перьями.
— Жирный мой! — крикнул ему вслед Гаспар сквозь звон в ушах.
Большой филин, расправив крылья, недовольно ухнул, устремляясь на эба, закрытого охранниками.
И тут сбоку послышались крики ужаса, прорезавшие слух даже сквозь вязкую глухоту.
Воспользовавшись переполохом и смятением, чародейка, словно только этого и ждала, вцепилась пальцами державшему ее кабирцу в пах, крепко сдавила уязвимое место и бешено рванулась назад. У «Джинна» полезли на лоб глаза, сперло дыхание, но он успел схватить чародейку за левую руку. Жозефина рванулась еще сильнее, ткань жалобно затрещала, и кабирец с яростью швырнул на землю оторванный рукав. Озверев от боли, тот метнулся к Жозефине с намерением глубоко всадить ей нож между ног, вырезать все, что делает ее бабой, и кромсать до тех пор, пока на ландрийской суке не останется живого места, но пораженно застыл, взглянув на нее слезящимися глазами. Вскрикнул.
Из-под платья по всей длине левой руки расползлась густая паутина черных вен, отвратительно контрастирующих с белой кожей. Вены противно пульсировали, как будто грозя в любую секунду лопнуть, пролившись густой зловонной липкой жижей. Чародейка стояла, широко расставив ноги и тяжело дыша. Окрепшие груди натянули тонкий голубой шелк и конвульсивно тряслись от приступов сдерживаемого хохота. Губы на грязном лице растянулись в мстительной зловещей ухмылке. Широко распахнутые глаза ярко пылали безумием, наливались жаждой крови. Из-под ворота по шее на левую щеку ползли тонкие черные трещины, рассекающие и уродующие личико белокурой фарфоровой куклы.
Кабирец испуганно попятился, разевая перекошенный от ужаса рот. Чародейка вскинула левую руку. «Джинн» замер, дергаясь на месте, панически взвыл и захрипел, давясь чем-то мягким, склизким, липким и горячим. Тело почти мгновенно попыталось вытолкнуть ком в приступе обильной, мучительной рвоты, но лишь болезненно расперло глотку изнутри. Ком вдруг уплотнился, набух. Кабирец заметался, раздирая горло, страшно выпучил обезумевшие глаза на пунцовом от удушья лице, подавился, засипел, и его шея лопнула мерзкой кровавой массой. Тело свалилось кулем. Ведьма безумно захохотала.
— Сакира! — завопил второй «джинн», приходя в себя от суеверного ужаса. — Сакира-яхик!
Он бросился прочь. Ведьма вскинула уродливую руку, скрючив напряженные пальцы. Кабирец застыл, хватаясь за горло. Его встряхнуло, неестественно выгнуло и скорчило. Хрустнули выворачиваемые суставы, нутро с чудовищной болью скрутило, как будто перемешивая все органы. Рвущиеся от натуги мышцы тела заработали сами по себе, не отзываясь на сигналы протестующего мозга. Кабирца рвануло назад, ноги сами собой неуклюже засеменили, переступая маленькими шажками и разворачивая его к приближающейся ведьме. Та перешагнула через труп с развороченным горлом, сверля новую жертву безумным взглядом. Жадно кусала губы в предвкушении удовольствия. Вены на ее левой руке вздулись, едва не разрывая истончившуюся кожу. Что-то мягкое и бескостное крепко обвязало кабирцу шею, сдавило горло, вынуждая ноги подчиняться, против воли тащить его навстречу ведьме, покорно встать перед ней. Колени «джинна» сами собой подогнулись, ошпарив болью рвущихся протестующих сухожилий, опустили его вровень со страшным лицом ведьмы. Та голодно облизнулась, прикоснулась к мокрому от пота лицу нормальной рукой. Кабирец попытался дернуться, но собственное тело, подчиняющееся страшной силе, в наказание выкрутило ему руки. Ведьма любовно провела ладонью по его щеке, а потом крепко обхватила лицо ладонями и впилась ему в губы. «Джинн» не закрыл обезумевшие от ужаса глаза, увидел, как чернота на левой стороне лица ведьмы зашевелилась, поползла к ее губам. Правую щеку обожгло едкой болью, а потом кабирец, беспомощно замычав, захаркал, давясь заполняющей рот горячей склизкой мерзостью. Ведьма отлипла, издав сладострастный стон, властно опустила его на колени, держа за лицо. «Джинн» дернул шеей, но щека как будто прилипла к едко жгущей, будто кислотой, ладони ведьмы. Краем мутнеющего глаза он заметил тугое движение в черных венах ее левой руки. И заорал. Беспомощно и отчаянно заорал, срываясь на булькающий визг.
Черная жижа перетекла в его вены, смешалась с густеющей кровью. Сердце отчаянно заработало, разнося этот студень по всему телу. Ведьма оттолкнула от себя «джинна», тот упал, мучительно хрипя, бешено задергался. Его скрутило, выгнуло, затрясло, вырвало от той склизкой мерзости, что ползла по глотке к желудку. На штанах проступило постыдное мокрое пятно. Сосуды, наполненные черной жижей, не выдержали давления, начали лопаться. Из ушей, носа и глаз засочилась кровь. «Джинн» хрипнул, спазматически скрючил ломающиеся пальцы, дергаясь на земле, и его сердце взорвалось. Он замер, голова бессильно завернулась на бок. Из уголка рта потекла вязкая слюна, смешанная с рвотой. Ведьма мучительно выдохнула, вздрогнула, испуганно поднесла побелевшую левую руку к лицу, сжала-разжала дрожащие пальцы. Облизнула губы, чувствуя во рту солоноватый привкус крови.
Жозефину передернуло от омерзения.
— Ликта! — услышала она рев Сарина ар Джаббала. — Ликта альшайтал-масах!!
Большой филин кружил над эбом и его охраной. Оставшиеся «джинны» растерянно размахивали ножами, пытаясь достать его, но Эндерн налетал то на одного, то на другого. Третий кабирец, целившийся в птицу из пистолета, вдруг выронил фонарь, инстинктивно закрыл лицо предплечьями, когда огромный филин набросился на него, лупя крыльями, раздирая когтями в кровь кожу и пытаясь достать клювом глаза. Оттолкнулся, заложил короткий вираж и упал за спиной, вытягиваясь до человеческих размеров. Эндерн крепко удушил «джинна» сзади, перехватил его руку с пистолетом, с противным хрустом ударил суставом о свое колено, чуть ли не выгибая сустав в обратную сторону. Кабирец дико заорал, разжимая пальцы. Оборотень ловко подхватил падающий пистолет и направил в подскочившего с ножом «джинна», без раздумий выстрелив тому в лицо почти в упор. Кремень вышиб искру из крышки-огнива. Вспыхнул вонючим облаком порох на полке. Гром выстрела прокатился по переулку прерывистым эхом. «Джин» издал предсмертный вскрик и упал, хватаясь за окровавленное лицо. Эндерн резко ударил заложника в висок рукоятью пистолета, отшвырнул тело в сторону. Отскочил назад, уворачиваясь от ножа третьего «джинна», напавшего справа. Ушел еще от пары его выпадов, разорвал дистанцию. Кабирец с перекошенным от ярости лицом раздумал нападать, поиграл ножом в пальцах и пошел полукругом, закрывая прижавшегося к стене эба. Эндерн пошел в противоположенную сторону.
Он кровожадно оскалился в свете валяющегося на земле фонаря. Хищные глаза блестели темным янтарем.
— Ну, давай! Давай-давай-давай-давай! — издевательски поманил оборотень.
«Джинн» не подался на провокацию. Встал, почувствовав спиной хозяина, и шагнул назад.
— Да твою ж мать! — прохрипел Эндерн и, коротко размахнувшись, бросил в него пустой пистолет.
Кабирец увернулся, но на миг потерял оборотня из поля зрения. Полиморф сорвался с места и бросился на «джинна», но в шаге от него поднырнул под нож, подсек тому ноги. Кабирец упал навзничь. Эндерн наскочил на него, придавил к земле коленом и тремя короткими, жесткими ударами разбил ему лицо. Подобрал нож, ловко раскрутил его на пальцах, оборачивая лезвием книзу, и почти без замаха вонзил в сердце. Кабирец умер, не издав ни звука.
Оборотень поднялся во весь рост, пихнул носком сапога труп, шмыгнул и утер пальцем крючковатый нос. Ухмыльнулся Сарину ар Джаббалу и пошел на него, насвистывая незатейливый кабацкий мотивчик. Где-то вдалеке заходились истеричным лаем всполошенные выстрелами псы.
Эб вжался в стену, бегая затравленным взглядом по лицам берущих его в кольцо посланников Эджи. Ухмыляющаяся бандитская рожа с дьявольскими глазами сакра-гуул, демона пустынь. Дрожащее от возбуждения лицо ведьмы. И их прислужник с выражением злой решимости на поганой морде продавшего душу иблисам Фара-Азлия. Эб стиснул зубы, глухо зарычал, выхватил джамбию из ножен, широко размахнулся, отгоняя мерзостных ночных духов.
— Альджар-Алязим латах ан со! — бешено взревел он, кидаясь на Эндерна. Феска слетела с лысеющей головы.
— Эээ, сука! — отскочил оборотень, вскидывая руки. — Дядя, пером не махай! Абти!
— Альджар-Рахим лиет он-альку эбд-со! — эб отогнал Гаспара. — Альджар-Кувин мусад рувн-сарун со! — лезвие сверкнуло перед лицом чародейки. — Альджар-Айкаб…
Хватит, — болезненно уколола в мозг тончайшая игла. Эб застыл, пошатнулся, хватаясь за голову, но кинжал не опустил, с разворота замахиваясь на оборотня. Нет, — пронзила мозг вторая игла, вынудив беспомощно вскинуть руку. Брось, — острая боль заставила дрожащие пальцы разжаться. Джамбия упала в пыль. Повернись, — приказала игла. Тяжело дышащий, обливающийся потом эб, неуклюже повернулся вокруг себя к менталисту, который стоял на нетвердых ногах, приложив пальцы к левому виску. Глаза были плотно закрыты. Лицо морщилось и вздрагивало. Мы могли договориться, — безжалостно вонзил он иглу в мозг эба, от которой по грузному телу в дорогом кафтане прошла мучительная судорога. Теперь я узнаю все сам, — ар Джаббал стиснул зубы, сдерживая стон. Думай о том, что я хочу знать. Так будет легче. Тебе, — эб заметался от последовательных уколов, боль от которых стала невыносимой. Кажется, что-то лопнуло в голове. Сарин ар Джаббал привалился к спасительной стене, мстительно подумав, что умрет быстрее, чем поддастся прислужнику Эджи. Ты меня плохо знаешь, — острие пики прошило его череп насквозь.
Истошный вопль эба джиннлейялов пронесся над всем ночным Шамситом, заставив беснующихся псов жалобно заскулить.
***
Магистр Томаццо Элуканте сладко простонал в своей постели, почесался сквозь сон и глубоко вздохнул. Ему снилось, что он окружен прелестными гуриями в шелковых шароварах, танцующих заводящие танцы. Плавно двигались широкие бедра, сверкали сапфиры в пупках, звенели каскады золотых браслетов на изящных руках и соблазнительно качались обнаженные груди. Одна из гурий — белокурая, с удивительными желтыми глазами — льстиво потерлась о магистра, легла животом ему на колени и послушно приспустила шаровары, грязно выругавшись. Магистр провел ладонью по упругой ягодице и звонко наказал ее за сквернословие. Гурия похотливо пискнула, сладко застонала сквозь стиснутые зубки и заругалась еще грязнее.
Счастливый магистр, посапывая во сне от блаженства, наказывал бесстыжую задницу.
Здесь, в особняке Томаццо Элуканте, была территория Ландрии. Здесь было совершенно безразлично, что происходит в ночной темноте шамситских улиц, и никакие злые духи Эджи и призраки пустыни не имели власти в скромном уголке, свободном от предрассудков и суеверий.
***
— Надо уходить, — слабо проговорил Гаспар.
— Это Шамсит, — буркнул Эндерн. — Тут до утра всем насрать, что ночью происходит. Таак, — жадно потер руки он.
Подвинув сапогом раскинутые ноги ар Джаббала, полиморф присел возле бесчувственного тела. На широкую грудь капала слюна. Оборотень поднял безвольную руку эба, цинично стащил с мизинца перстень. Повертев перед глазами, он надел его на средний палец, покрутил руку перед лицом, растянул губы в одобрительной ухмылке. После чего принялся методично и неторопливо стягивать остальные перстни, засовывая их в карман куртки. Самый массивный, с огромным овальным ограненным рубином, слезать не захотел.
— Э, Графиня, — Эндерн повернулся на носках сапог, потряс безвольной рукой эба, — тут твоя помощь нужна.
Жозефина сидела на корточках, обняв себя за плечи и сжавшись в комок. Ее лихорадило. Ее всегда трясло после такого. Ныло и ломало опустошенное тело. Во рту как будто копошились жирные черви, стоял мерзостный привкус гноя. Чародейке казалось, что от нее жутко воняет, и от этой вони никогда в жизни не избавиться. Она с трудом подняла лохматую голову. Во взгляде потускневших глаз читалась озлобленность и ненависть ко всему и ко всем. В первую очередь, к себе.
— От-вал-ли, ур-род-д! — прошипела она трясущимся и срывающимся голосом, стуча зубами, как кастаньетами.
Эндерн хмыкнул, пожав плечами, бросил руку эба, потянулся за валяющейся неподалеку джамбией. Поставив ее острием кривого лезвия на средний палец левой и поддерживая за яблоко пальцами правой руки, он пробежался по всей длине кинжала глазами вниз-вверх, потрясенно присвистывая и одобрительно ухмыляясь. Подкинув кинжал, поймал его, ловко раскрутил на пальцах и… почтительно вложил в ножны на поясе эба, заботливо похлопав того по мягкому животу. А потом, наклонив голову бесчувственного кабирца, снял цепь с его шеи.
— Извиняй, дядя, — полиморф погладил ар Джаббала по плеши и поднялся, на весу разглядывая добычу. Больше всего его привлекла неуместная медная бляшка с вписанным в семиконечную звезду Оком Натаса, крайне редким в Кабире магическим символом.
— Ты — вор, Эндерн, — с осуждением пробормотал Гаспар. — Жалкий, мелкий вор.
Менталист сидел, привалившись к стене и обхватывая раскалывающуюся голову руками. От боли на глаза наворачивались слезы, было тяжело дышать.
— Угу, — невнятно отозвался оборотень, надевая цепь, и повернулся к Гаспару, карикатурно раскинув руки. Цепь тяжело свисла ниже груди. — А вы идиоты, и че?
— Эндерн! — прошипел сквозь зубы менталист.
— Самые, сука, ушибленные на всю башку идиоты, — цинично продолжал полиморф и нагнулся за валяющейся феской эба, — каких в жизни встречал. Самые безмозглые, фу-фу, — сдул он пыль с головного убора, — придурки, с которыми я не пойми как связался. И ведь скажут, скажут! — он потряс пальцем, — потом, что идиот-то я, а они, бля, интеллектуааалы. Вот, сука, до слез иногда обидно!
Оборотень водрузил феску на косматую голову, поборолся с кисточкой, упрямо маячившей перед желтыми глазами.
— Я, конечно, не эксперт, — он задумчиво почесал небритую щеку, сдвинув феску на затылок, — но мне вот интересно: че у тебя в башке? Мозги или сыр вонючий?
Гаспар приложился к холодной стене затылком, прикрыл глаза и тяжело вздохнул.
— Я хотел встретиться с этим эбом, — тихо пробормотал он. — Но не так же. Я просил пустить слух, что в городе появился кто-то, кто ищет Финстера, но не орать же, что по Шамситу шастают его убийцы, да еще и с точным указанием места, где и когда они шастают! — слабый голос менталиста зазвенел от злости.
— Ты хотел эба, — пожал плечами Эндерн, — и хотел быстро. Ты получил эба. Чем не доволен?