Ой, домовой что-то знает. Он же с чего-то взял, что я не родная Наумовым. А может и про настоящих родителей в курсе. Ура! Вот, пришла помощь в лице маленького воришки. Семён, вредный домовой сможет приоткрыть завесу тайны моего происхождения.
— Семёнушка, а расскажи, что ты знаешь про эту силу. Может это наследственность такая от моих настоящих мамы и папы?
Я снова села на кровать, отодвинула одеяло и легла так, чтоб видеть Семена. Но света от его свечки, или что это у него было, не хватало, и я включила ночник. Он убрал свой светлячок в карман, быстро и легко вскарабкался на мою кровать и встал на подушку, прям возле моей головы. Повёл носом в мою сторону, а потом и вовсе, глубоко вдохнул и выдохнул прямо возле моего лица.
— Ты что, опять меня понюхал? — поинтересовалась я.
— В запахах больше правды, чем в словах. Он тебя обмануть не сможет. — заинтриговал домовой. — Знакомый у тебя дух, да токмо откуда ведаю его, запамятовал совсем. Долго я спал, сном беспробудным, покойным, а такой сон, знаешь, он как сквозняк в доме, все, что не прибито выдувает. Не могу тебе всего растолковать.
Вечно хмурое лицо Семена стало отрешенным и даже грустным.
— А расскажи, что помнишь. Может начнёшь говорить, и мысли сами к тебе вернуться. — предложила я один из мною самых любимых психологических методов активизации памяти. Часто так помогала маме искать потерянное.
— Ишь ты — усмехнулся домовой. — Все-то тебе расскажи.
— Я не настаиваю. Просто хотела помочь.
— Ладно. Слушай. — спокойно начал он. — Мы- домовые к домам привязаны, как стебель к корню. Корень нам силы даёт, а мы корню расти помогаем. Не даём мы дом в обиду, так как без него и нас не будет.
— А откуда вы вообще беретесь? — поинтересовалась я.
— Да пёс его знает. Ты как родилась помнишь?
Я замотала головой.
— Вот и я нет. Так ты меня слушать будешь или перебивать? — нахмурился Семён.
— Всё, молчу. — закрыла ладошкой себе рот.
— Хозяевам мы не служим, но помогаем так, чтобы они дом держали в порядке и чистоте. Хозяева меняются, мы — нет. И дом свой храним от всех несчастий. Ни сырости, ни чёрной плесени не допускаем, пожары предотвращаем и даже грабителей можем отпугнуть.
— Ого! — не удержалась я. — А ты действительно полезный.
— А я тебе что втолковывал, девке неверующей. Дом, к которому мы привязаны, любим больше всех богатств на свете. Силу жизненную черпаем от стен, от пола, от потолка, от предметов, что здесь издавна стоят и с домом сроднились. И если, кто решает его разрушить, мы на защиту встаём. Нет страшнее в мире существа, чем домовой, у которого дом отнимают, а с ним, получается, и жизнь его. Мстительный мы народ. Страшшшный.
Вроде Семён не больше пупсика, и голос у него писклявенький, а сказал и от страха мурашки по коже побежали.
— Чтоб дом снести, надо сначала с домовым договориться. Ему отдельную часть дома сохранить, а потом в новый дом пригласить. Или же, чтоб не мешал, попросту взять и упокоить. А уж как это делают — не знаю, не ведаю. Токмо, не каждый на то способен. Ведь люди, которые сему обучены, не простые, особливые. В них сила течёт не человеческая, но и, видать, не божья, коль они духа от родных мест изгоняют и сеё место без защиты оставляют. Благо не насовсем уничтожают. Видишь, обратно вернуться смог. — Сема на секунду улыбнулся, а потом снова серьёзным стал. — Вот мне чуется, что ты из них, кто силой этой владеет, но так судьбе угодно было, чтоб не знала ты об том. Пади от мамки с папкой с умыслом разлучили, чтоб чего-нибудь не натворила, аль ещё что.
Я заплакала. Что такое? Просто водопад слез. За всю жизнь столько жидкости из глаз не выливалось. А домовой встал и погладил меня по носу.
— Нуууу, будет тебе. Я ж предупреждал, что домовые сырости не любят?
Я покивала головой.
— Вот и не разводи её.
Легче сказать, чем сделать. Утерла слезы, а Семён вздохнул и продолжил уже совсем ласково.
— Ты прости меня, дитя, что я наговорил тебе сегодня не подумавши. Птенец ты ещё желторотый, неразумный, а я испугался тебя спросонок. Не хотел тебе больно сделать, душеньку твою дитячую поранить словами обидными. Я ж теперь, напротив, поблагодарить тебя должен, что пробудила ото сна вечного и к такому дому могучему привязала.
Хотела возразить, что ничего подобного не делала, но Семён меня опередил.
— Знаю. Сама не ведала, что творишь. Попить, поесть дала, спать уложила, а домовому больше чести от людей и не надобно.
Семён поклонился в пол, верней в подушку, руку к сердцу прижал и заговорил.
— Я домовой Семён, скрепляю твёрдой клятвую слова свои, что отныне не наврежу Ярине и хозяевам этого дома ни словом, ни делом. Скажи: «Принимаю клятву твою Семён — домовой.»
— Зачем? — недоумевала я.
— Говори и вопросов ненужных не задавай. — сердито произнёс Сёма. — Слышала же в чем клянусь-то. Второй раз предлагать не буду.
— Хорошо. Принимаю клятву твою, Семен — домовой. — сказала я и ничего особо не произошло.
— Ну, вот и ладно. — Семён, выдохнул так, как будто камень с души сбросил. — А ты чего это не спишь? Ночь- полночь за окном, а ты тут лясы с домовым точишь. Ну-ка живо гляделки закрывай и сны радужные смотри.
И так убедительно приказал, что глаза сразу же закрыла, но они через секунду открылись снова.
— Не могу уснуть.
— Ну чего тут сложного. Подумай о чем-нибудь добром, дай грёзам своим девичьим волю. Есть же у тебя желание самое — пресамое заветное? — тихо поинтересовался Сёма.
Спроси меня об этом сегодня утром, я бы ответила, что я самый счастливый человек, что у меня все для счастья есть и ничего мне больше не нужно. Но сейчас все изменилось. И желание одно и настолько сильное, что хочется, чтобы оно немедленно исполнилось.
— Сёмочка, я очень хочу увидеть своих настоящих родителей. — так же тихо произнесла я.
— Ну что ж, твоё право. — домовой устал стоять и прилёг на подушку. — Хотя я на твоём месте никуда бы не рыпался. Тебе тута тепло, светло и кормят неплохо. Видел хозяев твоих, люди вроде хорошие, добрые. Чего тебе ещё надобно?
Я пожала плечами.
— Понятно. Любопытственно просто. Ты только это… Глупить не вздумай, те кто воспитал тебя роднее родных, ближе ближних.
Ах! Это же слова той самой бабушки Радмиры из леса, где меня нашли! А это идея! Что если мне попробовать отыскать ту знахарку. Наверняка она непростой была, колдуньей или ещё кем, раз про меня так точно предсказала. Правда есть и такой вариант, что её больше нет в живых. Но попытка, как говорится, не пытка.
Сердце заколотилось, и мозг отчаянно стал продумывать план побега из дома. Я резко дернулась на подушке, и домового качнуло наверх.
— Ты чего буянишь, оголтелая? — пробурчал Семён.
— Я знаю, как найти своих биологических родителей, Сёмушка. Мне надо съездить в Истру. — на одном дыхании выдала я.
— Куда? Куда ты на мылилась на ночь глядя, коза непоседливая.
— В Истру, в лес возле Новоиерусалимского монастыря. — заговорчески произнесла я. — Там жила одна бабушка, к которой ходили мама с папой перед тем, как меня найти. Если она жива, то должна знать, кто меня родил. Может мои настоящие родители родом из той деревни.
Семен смотрел на меня, нахмурившись. Ему явно не нравилась моя идея, но он продолжал молчать.
— Сёмушка, я должна разгадать загадку моего рождения. А это место единственное от чего я могу оттолкнуться, чтобы начать поиски моих настоящих биологических родителей. Я хочу знать, почему я такая! Что за странная сила во мне, о которой ты говорил. — продолжала я уговаривать не столько Семена, сколько оправдывать себя. — Ведь то, что сегодня произошло — это не случайность. С этим же ты согласен?
Семен продолжал молчать, лишь поднял одну бровь и крепче сжал губы. Я посчитала это знаком согласия с моими доводами и продолжила.
— И я соглашусь принять любую правду, ведь только так я смогу узнать…КТО Я!
Домовой стоял все в той же позе с нахмуренным лицом и долго рассматривал меня. Наконец произнес:
— Прежде чем что-либо сделать, подумай, как следует. Сто раз подумай! Серьезный это шаг, и видется мне, что и опасный.
— Чего ж тут опасного?
— А того ж! — взвился Семен. — Я клятву дал, что не наврежу тебе ни словом не делом. Сечешь?
— Так ты и не вредишь? — удивилась я.
Он стал ходить по подушке туда-сюда и размахивать руками.
— Вот дурында! Да если я твоим затеям сейчас потакать стану, и от дури этой тебя не отговорю, так тут вот самый вред и будет. Считай, клятву свою приступил, а это верная моя гибель. Да не простая, а мучительная. — отчитывал меня Сема. — И как уберечь тебя от опасности — то, коли я тут буду, а ты там?
— Семен, ты так переживаешь, как будто я собираюсь из дома навсегда уходить. — продолжала доказывать я правоту своих намерений. — Просто съезжу на экскурсию и все разузнаю.