Вопрос вырвался у меня сам собой, без малейшего участия моей воли.
Фу, слава Богу, внушил! Обиды человеку лучше забывать, оставлять их позади и не оглядываться — там с ними те, кому следует, разберутся. Что значит — ей этого мало? Это что за поломанные руки-ноги она себе воображает? Это что — вот такие садистские картины она себе рисует всякий раз, когда мы ругаемся? Тоша в свое время, правда, тоже предлагал Дениса в больницу отправить с телесными повреждениями средней тяжести… Но он же — ангел, он своего человека защитить хотел, а не мстить за помехи в работе. Или все-таки за помехи?
А, вот это уже лучше — в реальной жизни никакие руки-ноги она ломать не собирается. А почему нотка сомнения в голосе?
И тут Марина, словно фокусник, дошедший до кульминационного момента в своей программе, выпустила из тумана философских рассуждений один-единственный, но ослепительный фейерверк. С обещанием куда более богатого представления через полторы недели.
Я похолодел. Из самого недавнего опыта я уже прекрасно знал, что представления Марина умеет организовывать эффектные, но места на галерке в них мне не видать, как своих ушей — сам ведь, добровольно, на сотрудничество согласился. Я кожей чувствовал, что она опять уготовила мне роль той части публики, которую за шиворот вытаскивают на сцену, чтобы заставить принять участие в спектакле — не имея ни малейшего представления о том, что происходит, хлопая глазами и выглядя полным идиотом. Снова аплодисменты за мой счет срывать? Если уж в подсадные утки меня, то хоть бы объяснила, когда мне крякать, а когда чучелом прикидываться…
А вот Татьяна, однако, даже бровью не повела при известии о том, что Марина опять что-то задумала… Ага, понятно, значит, подсадных уток у фокусницы нашей будет две: одна — сообразительная и понимающая, что к чему, а вторая… чучело тупое. Ну, подождите вы у меня!
Я еле дожил до конца того дня. Сколько можно сидеть, в конце концов? Дома им, что ли, делать нечего? О хозяевах могли бы, между прочим, подумать — полдня стол готовили, а теперь еще и посуду мыть… Ну, слава Богу, собираются… Нет, они еще не выговорились! Это же надо — часами у кого-то в доме сидеть, а потом еще возле лифта топтаться, словно в последний раз в жизни видятся!
Как только дорогие гости оставили, наконец, нас в покое, я повернулся к Татьяне, чтобы осторожно задать ей пару вопросов. Пока все не выясню, лучше держать себя в руках — кто ее знает, о чем еще она с Мариной договорилась. Тоша вон орать на Галю начал — тут же внештатники явились…
Решение держать себя в руках никогда еще не приносило мне столь быстрого результата — поскольку в последующие несколько минут мне удалось — спокойно, но твердо — раз и навсегда решить проблему с соседями.
Я уже давно удивлялся той непонятной враждебности, с которой на нас с Татьяной поглядывали во дворе моего нового дома. Но она объяснила мне, что люди обычно относятся к новичкам в своей среде настороженно, и, вспомнив, в какие штыки меня встретили поначалу ее родители, я махнул рукой на эту — очередную — загадочную особенность человеческой породы. Даже когда любопытная старушка, живущая по соседству, однажды набросилась на нас с упреками в чрезмерном шуме, я, конечно, разозлился, но ненадолго. Татьяниным родителям тоже время понадобилось, чтобы принять мою, столь отличную от их, точку зрения на жизнь вообще и на отношения с Татьяной в частности. А потом они даже согласились с нашим правом жить по-своему — когда я твердость характера проявил.
Старушка тоже явно оценила по достоинству мое немногословное, но твердое уверение в том, что ее интересы впредь будут учтены, но в списке моих приоритетов разговор с женой стоит значительно выше, чем какие бы то ни были беседы с соседями. Она тут же отступила, смущенно бормоча, что все поняла и больше не станет докучать нам мелкими придирками. Вот Татьяне наглядный пример того, насколько результативной может оказаться элементарная сдержанность!
Воодушевившись достигнутым эффектом, я бережно взял ее под локоть и завел в квартиру — в том коридоре, между прочим, совсем не жарко было. Быстро прикрыв за собой дверь, чтобы избавиться от сквозняка, я спокойно поинтересовался, что на сей раз задумала Марина.
Стремление держать себя в руках тут же сменилось неистовым желанием подержать кого-то за горло. Желательно и Татьяну, и Марину — ведь даны же мне зачем-то две руки. Понятия она не имеет, как же! Вот они, пагубные последствия общения с ни на секунду не сомневающейся в своей вечной правоте подругой — раньше хоть краснела, когда врала. А то я не видел, что они всю эту сцену как по нотам разыграли — в четыре руки!
И тут Татьяна в очередной раз доказала, что с ней никто и никогда не сравнится в умении выводить меня из любого эмоционального пике. Отнекиваться она не стала. Оправдываться — тоже. Она просто небрежно бросила, что сочла необходимым — дабы не злоупотреблять доверием единственной остающейся в неведении Светы — ввести ее в курс истинной причины своей ссоры с Мариной. А заодно и истинной природы Дениса. А заодно и нашей с Тошей. И под конец пригрозила мне милицией, если я — я! — не прекращу слишком громко обо всем этом распространяться.
Хорошо, что этот разговор в коридоре начался. Окончательное падение моего авторитета остановила оказавшаяся совсем близко стенка, к которой я привалился, чтобы вернуть на место сползающее в пятки сердце со всеми остальными внутренностями. Милиция? Она меня милицией пугать будет? Поздно, милая моя — это я раньше, возможно, задумался бы, когда у меня даже паспорта не было. А теперь, когда я перед контрольной комиссией уже постоял — дважды!.. И ради кого, спрашивается? Об этом она, надо понимать, уже забыла!
Ах, не забыла! Даже о том не забыла, что со мной иногда не плохо бы посоветоваться! Разумеется, после Марины… как главной участницы последнего дела…
Я опять не сдержался. Уж больно смехотворной показалась мне мысль о руководящей роли Марины в изгнании Дениса — без собранной Тошей информации, без его опознания Анабель, без подстраховки Стаса с его ребятами, без моих координаторских усилий, в конце концов…
Татьяна вдруг с надеждой спросила, не пора ли нам назад на работу. Минуточку-минуточку, когда у меня эта мысль мелькнула, она в ванной была — не мог я ей ее внушить! Неужели опять Маринино влияние? Меня, значит, подальше на работу — а у самой руки развязаны, чтобы тоже… к конкретному делу… их приложить? Я ей приложу! Руки она будет прикладывать исключительно ко мне — а я уж постараюсь, чтобы она обо всем постороннем напрочь забыла. Слава Богу, еще три выходных осталось, времени хватит…
В оставшиеся свободные дни я приложил все силы к тому, чтобы как можно чаще и дольше оставаться с Татьяной наедине, чтобы выбить у нее из головы всякую дурь и заполнить ее ни с чем не сравнимыми воспоминаниями. И даже встреча с ее родителями мне на руку сыграла — они раз за разом подчеркивали, каких замечательных результатов мы можем добиться, если беремся за дело вдвоем…
К действительности — и довольно грубо — меня вернул первый же рабочий день. Он выпал на четверг, и мне пришлось отправляться в Маринину фирму — оставив почти на целый день Татьяну и не имея возможности даже с Тошей поговорить. Единственное, что меня успокаивало — это то, что Марина все это время у меня на глазах будет, а значит, не станет у меня за спиной перехватывать где-нибудь Татьяну в попытках втянуть ее в свою очередную авантюру. А с Тошей я завтра новостями обменяюсь — благо, пятница у меня не занята…
Не тут-то было. В Марининой фирме мне радостно сообщили, что у меня, оказывается, два новых потенциальных клиента появилось, которые хотели бы встретиться со мной, чтобы обсудить условия предоставления моих неординарных психологических услуг. Прямо завтра. Желательно с утра.
Марины при этом разговоре не было — не успел я приехать, как она с кем-то у себя в кабинете заперлась — но у меня не возникло и тени сомнения, чьих рук это дело. И главное — какой же момент подходящий выбрала! Накатавшись в последнее время на метро, чтобы добраться в мой новый, достаточно отдаленный район, я уже всерьез начал задумываться о машине. А это дело, мягко выражаясь, недешевое — дополнительная работа весьма бы кстати пришлась… Но разве стану я выбирать между своими удобствами и безопасностью Татьяны!
Я записал номера телефонов, сказал, что подумаю, и направился к выходу, чтобы как можно скорее к Татьяне вернуться. Мало ли, что ей в мое отсутствие в голову придет! Вон и Марина вполне могла ей из своего кабинета позвонить… раз десять уже… и перечеркнуть плоды моих многодневных трудов…
Словно в ответ на мое мысленное упоминание ее имени, Маринина дверь вдруг открылась. Я прибавил шагу — сейчас еще остановит, пристанет с какой-нибудь болтовней, и я только к концу дня и успею. Меня уже целый день сверлила мысль о том, что же она все-таки задумала, а мне очень хотелось расспросить Тошу — может, он хоть какой-то свет на эту подозрительную активность прольет. У него-то с Мариной более доверительные отношения сложились — вот не стесняется же пользоваться неопытностью мальчишки!
Из кабинета Марины вышел высокий, сухопарый мужчина лет сорока с лишним, с надменно откинутой головой и брезгливо опущенными уголками губ. Уже оказавшись за порогом, он вдруг чуть повернулся и брюзгливо бросил через плечо:
— И я Вас попрошу строго придерживаться оставленного мной списка — я не имею ни малейшего желания оплачивать Вашу самодеятельность.
— Как пожелаете, — донесся из кабинета сдержанный голос Марины.
Выскочив на улицу, я мысленно усмехнулся — вот так тебе, чтобы знала, что никто тебя не боится, пока у тебя за спиной ангельской поддержки не окажется.
На основную работу я вернулся-таки к самому концу рабочего дня — забыл за время новогодних каникул, что такое — зимой городским транспортом пользоваться. Поговорить с Тошей мне толком так и не удалось, но с виду у него никакой острой надобности в моей помощи не было, да и Татьяна весь вечер соловьем заливалась по поводу того, какой Галя молодец, что сумела повернуться спиной ко всем тяжелым воспоминаниям и все свои надежды в будущее устремить.
Поэтому на следующий день, доставив Татьяну в офис, я со спокойной совестью отлучился, чтобы позвонить заинтересовавшимся моей работой людям. Одного из них не оказалось на месте, и я, в ожидании его ответного звонка, минут сорок в нашем кафе просидел — на улице стоять холодно, а в офис возвращаться — глупо. Пока дождешься, чтобы кто-нибудь дверь открыл, чтобы проскользнуть туда, пока разденешься — тут уже и опять выходить пора. Еще и позвонить раньше могут — что же мне, шепотом о своих возможностях рассказывать?
Договорившись о встрече во вторник («К сожалению, раньше никак не могу, — небрежно бросил я. Дважды. — Каждый день просто по минутам расписан»), где-то к одиннадцати я вернулся в офис. И тут же направился к Тошиному столу, чтобы выслушать, наконец, сводку его последних новостей.
— Да ничего особенного, — рассеянно пробормотал Тоша, не сводя глаз с экрана, когда я устроился на краю его стола. — У нас все тихо и спокойно, все выходные дома просидели…
— Слушай, ты можешь мысленно отвечать? — прикрикнул на него я. — Сейчас еще заметит кто…
— Ну и что? — чуть дернул он плечом. — Подумаешь — решат, что я с компьютером разговариваю. Это — дело обычное…
М-да, хмыкнул я про себя, в образе оторванного от реальности жителя виртуального мира есть, оказывается, и свои плюсы.
— Подожди-ка, — буркнул вдруг Тоша, покосившись через плечо на то место, где шушукались Галя с Татьяной. — Ну, понятно — опять обо всем забыла! Так я и знал, что как только на работу выйдем, придется ее то и дело встряхивать…
Он выключил экран, чуть развернул его, чтобы в нем Галю было видно, и пристально уставился в ее отражение, складывая лицо в страдальческую гримасу… В этот момент Галя вдруг схватилась за сумку, вытащила из нее яблоко и принялась сосредоточенно грызть его.
— Слава Богу! — с шумом выдохнул Тоша. — Похоже, сама опомнилась…
— А что это было? — осторожно полюбопытствовал я, чувствуя, что какие-то перемены в их с Галей жизни все-таки прошли мимо меня.
— Да меня это дробное питание замучило! — проворчал Тоша. — Целый день только то и делаю, что на часы смотрю. У этих беременных режим — знаешь какой?
Интересно, подумал я, откуда мне об этом знать?
— Ужас! — не дожидаясь моего ответа, сообщил мне Тоша. — Врача послушать — так любое отклонение смерти подобно. И еще при этом изволь чувствовать себя довольной и счастливой! Вот и внушаю двадцать четыре часа в сутки, что для нее сейчас главная радость жизни в отказе от своих прихотей заключается…
Кстати, о прихотях.
— А ты не знаешь, что там Марина мутит? — спросил я, словно между прочим.
Тоша вздрогнул и перешел на мысленное общение.
— А ты откуда знаешь? — настороженно произнес он, покосившись в мою сторону.
— Что значит — откуда? — удивился я. — Она сама на днях намекнула… достаточно прозрачно.
— Странно, — нахмурился Тоша. — До сих пор она в моих способностях, вроде, не сомневалась…
— Ах, вот оно что! — протянул я, закипая. — И куда же это она тебя уже пристроила — способности проявлять?
— Никуда она меня не пристраивала! — тут же взъерепенился Тоша. — Я свою работу как выполнял, так и выполняю.
— Которую из? — ехидно осведомился я.
— Основную! — рявкнул Тоша. — И уж сейчас-то никто не посмеет меня упрекнуть, что я с Галей не справляюсь…
— А причем здесь Галя? — оторопел я.
— А ты о чем? — тоже сбавил тон Тоша.
— Пару дней назад Марина сообщила нам, — пояснил я, — что ей подвернулся некто, кому еще не воздали по заслугам. И что она намерена им вплотную заняться. Тебе это о чем-то говорит?
— Не-а, — с облегчением откинулся на свой стул Тоша. — А ты чего занервничал?
— Как это чего? — взвился я. — Опять она куда-нибудь встрянет… И потом — с какой это стати она решила, что может вместо карателей других людей наказывать?
— А кто тебе сказал, что вместо? — лениво поинтересовался Тоша. — Может, очень даже вместе. — Он вдруг одобрительно ухмыльнулся. — Я бы на твоем месте за Марину не беспокоился: у нее голова не хуже наших соображает. И каратели, по-моему, не только ее план в отношении Дениса приняли, но и очень даже не возражали и дальше с ней связь держать…
Я задумался. А ведь похоже на правду! Может, действительно обнаружилось у карателей задание в непосредственном Маринином окружении, они и решили ее привлечь — в прошлый-то раз она совсем неплохо справилась…. и Стас, вроде, говорил, что они будут за ней присматривать. Кто же ей позволит самоуправством заниматься? А я тут места себе не нахожу…
— А от тебя она что хотела? — решил я на всякий случай прояснить все моменты.