— Я не знаю, что ты считаешь отклонением, — натянуто возразил ей я. — Он так только со мной общается. Тоша, к примеру, его вообще не чувствует — это мы тоже проверили. А то, что он ангелов различить может — так это даже к лучшему. Вот скажи мне, — насторожился вдруг я, — не было ли в эти дни такого, чтобы он вдруг замер и в одну точку уставился?
— Вроде, нет, — отняв руки от лица, воззрилась на меня Татьяна круглыми перепуганными глазами.
— О! — удовлетворенно кивнул я. — Значит, этот гад вынюхивающий даже в мое отсутствие незамеченным не подкрадется. Со временем мы Игорю объясним, что об этом умении болтать не стоит, и сами, я надеюсь, — многозначительно глянул я на Татьяну, — пример ему подадим. А пока дай-ка мне разобраться, чего он хочет.
Я снова повернулся к то ли уже притихшему, то ли тоже уставшему Игорю, пристально глядя ему в глаза. Скандалить он начал после Марининого дня рождения. Что же там нового появилось? Я принялся мысленно перебирать события того вечера. Марину с компанией можно в расчет не брать — их с места Игоря ему даже видно не было. Может, подарок Маринин..? Фу, слава Богу, нет, никакой реакции! Света с Сергеем тоже далековато от него сидели. Тошу с Галей он уже к тому времени видел. Даринка возле него весь вечер провела, Олежка пару раз подбегал…
Мрачная воронка в мыслях Игоря вдруг дрогнула и вывернулась наружу, словно цветок, переливающийся всеми цветами радуги, распустился.
— Дала, — отчетливо произнес он, чуть не всхлипнув от облегчения.
Я онемел. От обиды и глубокой несправедливости. Татьяна рассказывала мне, что он начал повторять за ней названия различных объектов, и я уже с нетерпением ждал, когда он нас с ней назовет — очень уж интересно было, кого первым. И на тебе — и тут эта вертихвостка вперед выскочила!
— Он Даринку зовет, — мрачно повернулся я к Татьяне, отбросив в раздражении идиллическую картину с двумя младенцами на диване.
Игорь резко и требовательно завопил. Пришлось быстро восстанавливать мысленный образ неотразимой обольстительницы.
Через полчаса у меня от него уже зубы оскоминой сводило. Да и устал я прилично — сами попробуйте подержать перед мысленным взором одну и ту же картину часок-другой! Не упуская ни одной детали. Представив себе, что такое развлечение вполне может стать ежевечерним, я чуть было совсем не скис.
Проблему решила Татьяна.
— Нужно у Тоши ее фотографии попросить, — предложила она, и я ринулся к телефону.
Узнав, в чем состоит причина моей просьбы, Тоша довольно хохотнул.
— Да зачем вам фотки? — тут же увидел он возможность и дальше детей с пути истинного сбивать. — Пусть в Скайпе друг на друга любуются. И мы, в случае чего, новостями быстро обменяться сможем, — многозначительно добавил он.
— Татьяна, у нас Скайп есть? — заорал я, обрадовавшись возможности восстановить контроль над медленно, но неуклонно ускользающим из-под моего надзора коллегой.
— Нет, — ответила она мне из кухни, — я же им только на работе пользовалась.
— Когда сможешь приехать, чтобы установить? — снова обратился я к трубке.
— Вот ехать я еще буду! — фыркнул Тоша. — Сейчас прямо по телефону и установим.
Вот этого я уже стерпеть не мог. Мало того, что в положенное время отдыха, своими собственными руками внедрять в свой собственный дом очередное чудо враждебной техники, так еще и под снисходительно-ленивые инструкции этого оболваненного землей ренегата.
— С Татьяной установишь, мне Игоря купать пора, — строго произнес я.
С тех пор эти детские видеосессии стали у нас ежевечерним ритуалом — Игорь с Даринкой строили друг другу глазки, хохоча и хлопая руками. Даринка — в ладоши, Игорь — по чем попадя. Я бы даже сказал, по ком попадя — клавиатуру я принципиально подальше отодвигал. Нам с Тошей пока, слава Богу, обмениваться было нечем. Кстати, в этом Скайпе ничего сложного не оказалось — я бы его и сам установил. Я мог бы даже сказать, что почти наслаждался… тишиной и спокойствием в доме, если бы время от времени не кололо меня страшной мыслью: а что если эти наследники как ангельского, так и человеческого достояния и через Интернет мыслями обмениваются?
Одно меня радовало — личный технический прогресс не затмил Игорю удовольствие от физического развития. К концу февраля он уже совершенно уверено, без какой либо поддержки, сидел и начал передвигаться на четвереньках.
Сдавшись на непомерно раннее вторжение Интернета в жизнь своего сына, я счел, что не имею никакого морального права противиться расширению его познаний и в отношении других устройств. И расплата за такое слабоволие не заставила себя долго ждать.
Однажды, когда я ехал с одной встречи на другую, в машине раздался Татьянин вызов. Я нахмурился — она мне минут пятнадцать назад звонила, чтобы сказать, что они уже с прогулки вернулись и сейчас будут готовиться кушать и спать. Сняв трубку, я услышал какие-то странные звуки: сопение, покряхтывание и некое зловещее шуршание, как будто что-то тяжелое по ткани волочили.
— Татьяна! — заорал я. — Что там у вас происходит?
В ответ меня чуть от трубки не отбросило истошным визгом, тут же перешедшим в хрипящее бульканье.
Я завертел во все стороны головой, отчаянно высматривая ближайшее подходящее для разворота место и вопя изо всех сил, что я уже еду домой и буду минут через десять, от силы. И только когда я уже нарушил с пяток правил дорожного движения и почти охрип, трубка отозвалась членораздельной речью.
— Алло! — донесся из нее до меня удивленный Татьянин голос. — Чего ты орешь? Что случилось-то?
Мой ответ даже мне членораздельным не показался. Татьяна вдруг рассмеялась.
— А, так это я, когда с тобой поговорила, телефон на кровати оставила, — объяснила она. — А он его, видно, на пол стащил и случайно кнопку твоего вызова нажал.
— Телефон? — судорожно сглотнув, выдавил из себя я. — Где попало..? В пределах досягаемости..? Ребенка..?!
— Да успокойся ты! — отмахнулась от меня она. — Тебе что, по ошибке никто никогда не звонил? У нас все в порядке, нам уже кушать пора. Вечером поговорим.
Вечером, вернувшись домой, я застал Игоря стоящим на полу в гостиной. Он, конечно, навалился грудью на диван, крепко вцепившись руками в его сиденье и поддерживая ими часть своего веса, но стоял! Излучая при этом вполне закономерную гордость, которую я, разумеется, просто не мог с ним не разделить.
Только это и спасло их обоих от весьма обстоятельного разговора. Чтобы не омрачать торжественную минуту, я ограничился всего лишь парой фраз.
— Мне кажется, — сдержанно заметил я, — что не стоит ребенку столь неограниченный доступ к технике предоставлять. Да еще и без должного надзора.
— Да брось ты! — поморщилась Татьяна. — Он совершенно случайно до телефона добрался и не менее случайно в кнопку пальцем ткнул. Он и все игрушки точно также тискает.
— А тебе не приходит в голову, — возмутился я столь несерьезным отношением к инциденту, — что тот факт, что полугодовалый младенец совершенно случайно именно в нужную кнопку пальцем ткнул, может показаться подозрительным?
— Кому? — прищурилась она. — Ни один нормальный человек в этом ничего, кроме забавного казуса не увидит. Дети — они, как обезьянки. И если мне постоянно тебе звонить приходится, чтобы доложить, как у нас дела, то понятное дело, что он меня копирует. Дети сейчас пользоваться мобильным учатся раньше, чем читать или писать. Это даже вашим не может странным показаться, если они хоть какое-то понятие о современном мире имеют.
— Сейчас накличешь! — резко оборвал ее я.
Не прошло и недели, как нам обоим вспомнился этот разговор. И опять на повышенных тонах. Не знаю, кто из нас его накликал, но в нашем доме опять появился наблюдатель. Ненадолго, правда, но, как и следовало ожидать, в мое отсутствие. Татьяна позвонила мне в полной истерике, когда я домой от своих загородных клиентов ехал — слава Богу, хоть додумалась дождаться, пока тот исчезнет. Я тут же свернул на окружную — в центре города вечером обязательно хоть в одну пробку, да попадешь.
Дома я застал Татьяну с Игорем в коридоре, прямо у входной двери, с одинаково бледными, перепуганными лицами. Как выяснилось, как только Игорь приклеился глазами к окну в спальне, со смехом протягивая к нему руки и заинтересованно агукая, Татьяна схватила его на руки и принялась носиться из комнаты в комнату, не давая ему издавать ни одного звука и смотреть ни в одну точку. Больше пяти секунд. И за те полчаса, что мне понадобились, чтобы домой домчаться, она и его, и себя почти до нервного срыва довела.
— Да что же ты делаешь? — рявкнул в сердцах я. — Ты же его до смерти испугала! И наблюдателю прямо показала, что он его видит. И что ты знаешь, что он его видит, и главное — кого он видит! И это после того, как я тебе рассказал, что его рассматривают как потенциальную причину срыва режима секретности?
— А что мне делать? — запальчиво возразила мне Татьяна. — Я же понятия не имею, где эта ищейка ваша топчется и что при этом делает! Он же каждую минуту может Игоря схватить и… — У нее дыхание перехватило.
С коротким тревожным уханьем Игорь принялся ощупывать ей лицо. Затем он повернулся ко мне, и в лицо мне ударило раскаленной, гневной волной. Здравствуйте-пожалуйста, а я здесь при чем?
— Ничего не делать! — окончательно рассвирепев, заорал я. — Не обращать внимания на то, на что Игорь не должен обращать внимания. И находиться с ним рядом, чтобы ни у кого до него руки не дотянулись! И отвлекать его…
— Да как мне его отвлекать? — завопила Татьяна зазвеневшим вдруг голосом. — Он на игрушки даже смотреть не хотел!
— Книжки с ним читать! — заговорил я тише, но быстрее, зная по опыту, что перед ее слезами мне долго не устоять. — Песни петь! Зарядку делать! Танцевать — вон музыку погромче включить, чтобы эти незваные уши заложило! Гулять идти! К реке. Чтобы камешки в воду бросать. А уж куда они полетят — это как получится.
Прикусив губу, Татьяна резко развернулась и ушла в спальню. Много времени мне в тот вечер понадобилось, чтобы успокоить ее. Игорь тоже отказался со мной разговаривать — отворачивался, с рук у Татьяны не сходил, прижимался к ней, мурлыкал что-то успокаивающее. Только перед самым сном удалось мне убедить его, что Татьяна не из-за меня расстроилась. Очень осторожно убедить — мне вовсе не хотелось, чтобы следующее появление наблюдателя встретило с его стороны уже не дружелюбно заинтересованный, а откровенно враждебный прием.
А он продолжал появляться. Когда раз в неделю, когда в две. И неизменно в мое отсутствие, сволочь! Мне даже рассказывать об этом не нужно было — я по одному Татьяниному виду сразу догадывался об очередной незримой и безмолвной, а оттого еще более пугающей инспекции. Она уходила в себя, коротко отвечала на мои вопросы, и движения у нее становились емкими и собранными, словно она в тугую пружину перед броском сжималась. Игорь тоже в такие вечера казался необычно притихшим и задумчивым. Насколько я понял, он перестал встречать наблюдателя как дорогого гостя, и Татьяна тоже твердо решила не поддаваться на провокации последнего — при его появлении они тут же собирались на прогулку.
Мы вообще все чаще стали на улице бывать. Повезло нам в том году с погодой — и осень долго продержалась, и весна рано пришла. Мне, конечно, хотелось думать, что это отцы-архангелы захотели хоть чем-то мою жизнь облегчить, но вряд ли — им намного проще было бы прямо у меня спросить, не доставляет ли мне незримое наблюдение каких-либо неудобств.
С приходом тепла возле реки с каждым днем появлялось все больше народа, а с ним и детей. В апреле Игорь уже вовсю рвался ходить — его, разумеется, приходилось крепко под мышки поддерживать, чтобы он просто ноги по земле переставлял, но сидеть в коляске он категорически отказывался, а дать ему по песку поползать — Татьяна.
При виде других детей Игорь поначалу пришел в неописуемый восторг. Одаривал их улыбкой от уха до уха, норовил до них дотронуться, возбужденно повизгивал, протягивал им все свои игрушки — и, нужно признать, получал в ответ не менее восторженную реакцию. Но я заметил, что минут через десять-пятнадцать он неожиданно терял интерес к любому из них, и вскоре мы уже с огромным удовольствием прогуливались или усаживались где-то втроем. А я так и втройне радовался: и от многоголосого визга уши не закладывает, и Игорь явно наше с Татьяной общество любому другому предпочитает, и Татьяна только в эти моменты полностью успокаивалась и снова превращалась в ту прежнюю, ушедшую мыслями в светлые выси, мечтательницу, ради которой я с такой готовностью перевернул всю свою жизнь с ног на голову и которой мне так в последнее время не хватало.
Вот я всегда говорил, что общение с природой — лучшее средство от любых стрессов!
Именно поэтому, когда позвонила Света с приглашением на дачу, чтобы отпраздновать там ее день рождения, я ухватился за эту идею двумя руками. И плевать мне, что там наверняка и Марина со своим эскадроном окажется, и Тошина роковая красотка опять, скорее всего, Игорю собой весь окружающий мир затмит! Мне очень хотелось, чтобы Татьяна хоть один день провела в обычной человеческой компании, погрузилась в обычные для этой компании воспоминания, поболтала об обычных житейских мелочах — не оборачиваясь, вздрагивая, каждую минуту в поисках ставших также обычными, к сожалению, в последнее время неприятностей.
Организовать ей такой день было проще простого. Нужно всего лишь выманить детей в сад или во двор, чтобы за нами и Тоша увязался, и наблюдатели, если появятся, ею незамеченными остались, и разогнать куда-нибудь с поручениями Марининых гусар.
Первая часть моего плана удалась на славу. Света свой день рождения на майские перенесла, чтобы не на один день на дачу выехать, и начало последнего весеннего месяца оказалось скорее летним — с утра на улице такая жара стояла, что мы с Игорем в одних футболках поехали. Лишь только увидев надувной бассейн во дворе перед Светиным домом, Игорь восторженно ахнул и согласился войти в дом только после того, как обнаружил в нем Даринку.
Я решил, что получасового участия в неизменном застолье будет достаточно: Игорю с Даринкой — чтобы себя, как следует, продемонстрировать, девчонкам — чтобы отключиться типичным для их встреч образом от всех вокруг, Марининой когорте — чтобы соскучиться от вынужденного безделья, мне — чтобы заморить червячка. Позавтракать-то со всеми этими сборами утром так толком и не удалось.
Затолкав в себя пару тарелок салатов, я стрельнул глазами по сторонам — похоже, пора, все уже в нужной кондиции. Пнув Тошу под столом ногой, я встал.
— Мы, пожалуй, с детворой на свежий воздух пойдем, — объявил я, ни к кому конкретно не обращаясь, — в бассейне поплещемся.
Татьяна, как оказалось, еще не совсем отключилась от окружающего мира.