А вот в отношении Дары с Игорем здравый смысл почему-то ее не покинул. И даже Татьянино полное затмение рассудка ей почему-то явно в глаза бросалось. Сколько раз за тот первый год работы с нашими мелкими она рассказывала мне, посмеиваясь, что вот, мол, Игорь с Дарой просто родились созданными друг для друга, а Татьяна из материнской ревности уже сейчас потенциальную невестку в штыки воспринимает!
Ну, она, может, и посмеивалась, а я медленно закипала. И когда весной мы снова собрались у Светки на даче, и я случайно услышала, как Татьяна просит Светку… нет, чуть ли не требует, чтобы та максимально отвлекала их друг от друга! В общем, взорвалась я.
Когда на нее этот ее ангел ненаглядный свалился, а потом покорно отправился на ковер к вызвавшему его начальству, она что — ручки сложила, вздохнула и сказала, что все к лучшему? Когда Тоша чуть Галю не проворонил, а она узнала, кто этому поспособствовал, она что — голову перед последним склонила и признала, что побеждает сильнейший? Когда меня занесло-таки в ловушку, расставленную теми издательскими паразитами, она, что — заахала, что я, мол, ее предупреждала, и рукой махнула? Она своего вездесущего небожителя послала всех его соплеменников на уши поставить, чтобы они меня назад на этот свет вытащили! Да еще и личного соглядатая на круглосуточной основе мне на шею повесила — для пущей верности! Кто ей право дал собственному ребенку не помогать, а мешать его личную, только по им определяемым правилам, жизнь жить?
Хорошо, что она меня тогда остановила. А то я чуть было на открытый текст прямо при Светке не перешла. И больше я к этой теме не возвращалась. С Татьяной всегда так — ей нужно подзатыльников надавать, извилины встряхнуть, чтобы она разозлилась и вспомнила, что ими время от времени шевелить можно. Между прочим, кто на нее тогда, перед тем как она своего задумчивого ангела на кухне застукала, наорал? Она мне хоть раз «Спасибо» сказала?
Тем летом к тому же и в моих ангельских делах наконец-то долгожданный сдвиг произошел. Смогла, наконец, наша недоразвитая уборщица-агент все компрометирующие руководство детского дома материалы собрать, и мы начали действовать. Загнанное в угол руководство отбивалось до последнего — отрицало подлинность документов, подсовывало следствию то одного, то другого стрелочника, задействовало свои далеко не малочисленные связи. Пришлось прессу подключать.
Но, в конце концов, получили они по заслугам и постов своих, как и кормушки, лишились. Сменилось в детском доме только руководство, рядовые сотрудники все на своих местах остались — ведь если всех разом уволить, кто организацией ежедневной жизни детей заниматься будет? Но, поскольку все они — в той или иной степени — были причастны к махинациям, я задумалась. В первое время никто там не рискнет даже задуматься о возвращении к старому, а вот дальше…
Агент наш, выполнив свою задачу, тут же исчезла. Сделала вид, что испугалась запуганная дурочка поднявшейся суеты и сбежала. Макс уверенно заявил мне, что его коллеги простым — на всякий случай — наблюдением не занимаются. Стас тоже категорически отказался выделить кого-то из своих подчиненных на поддержание им же установленного порядка. Ну, понятно — их темные, равно как и светлые, величества не станут снисходить до динамического наблюдения за состоянием больного в послеоперационный период! Прочь его из больницы, и если он тут же опять к нездоровому образу жизни вернется, так даже лучше — подождем, пока снова хирургическое вмешательство потребуется. Вот это, мол, наша парафия — пожалуйте на стол, сейчас еще что-нибудь удалим. Радикально.
Правда, нужно отдать им обоим должное — наотрез отказавшись от своего дальнейшего участия в делах детского дома, они тут же подсунули мне вместо себя куда более подходящую для терапевтического лечения, как они выразились, кандидатуру. Переглянувшись при этом и одновременно ехидно ухмыльнувшись. Я подозрительно прищурилась — против расширения своего летучего отряда я ни в коем случае не возражала, но кого-то нового в курс всех дел вводить?
Оказалось, однако, что в самом начале этой операции им предлагал свою помощь не кто иной, как наш вездесущий и всевидящий Анатолий. Я поначалу вскипела от его очередной нахальной попытки изобразить из себя Большого Брата. Но затем перед моим внутренним взором открылась блестящая, сияющая, изящная перспектива влепить столь долго искомый подзатыльник не человеку, а старательно и изощренно донимающему меня ангелу. Услышав мой негромкий стон удовольствия, Стас с Максом уже откровенно расхохотались.
Анатолий зашел ко мне в кабинет, настороженно оглядываясь, и замер у двери, не выпуская из рук ее ручку.
— Ты что-то хотела? — отрывисто спросил он, убедившись, что никакая засада его там не поджидает. Как он думал.
— Проходи, садись, — жестом пригласила я его к своему столу. — У нас тут проблема, и, похоже, без тебя никак не обойтись.
Он еще немного помешкал у двери, затем решительно направился к предложенному мной стулу, но опустился на самый его краешек. И молча уставился на меня.
Я коротко обрисовала ему сложившуюся в детском доме ситуацию. А также свои опасения по поводу возможного развития событий в нем. А также свои соображения о том, что за вышеуказанным развитием событий нужен глаз да глаз, чтобы в случае появления первых же зловещих симптомов возврата к старому немедленно дать нам о них знать.
— И причем здесь я? — хватило у него наглости принять удивленный вид.
— Хорошо, — терпеливо продолжила я, — давай снова пойдем от печки. Ты психолог? Психолог. Этим детям нужна восстановительная терапия после того обращения, которому они столько времени подвергались? Нужна. В их среде нам не помешает кто-то, кому мы безгранично доверяем и который никогда не пропустит малейшего нарушения? Не помешает. Попробуй сложить эти три составляющие вместе. Не спеши, хорошо подумай.
— Это мне, что ли, туда идти? — вытаращил он на меня глаза.
— Ну, конечно, тебе! — одобрительно улыбнулась ему я. — Больше ведь некому. Ты сам подумай — кто еще так ответственно к любому делу относится? Кто еще так внимательно во все его детали вникает? Кто еще ни за что не успокоится, пока не доведет его до идеального завершения? Я тебе вообще скажу — зная тебя, я почти уверена, что ты сам давно помочь этим детям хотел, только навязываться стеснялся.
Он метнул в меня подозрительным взглядом и несколько раз потряс головой.
— Марина, я хотел! — отчаянным шепотом завопил он. — Честное слово! Но только это раньше было. А сейчас у меня самого такое творится, что голова кругом идет. Ты же знаешь!
— Знаю, — согласилась я. — И именно поэтому и предлагаю тебе отличный выход. Я и с Татьяной говорила, и по тебе вижу, что у вас обоих действительно голова кругом идет — но только оттого, что вы слишком зациклились на том, что у вас творится. Отвлекитесь, сосредоточьтесь на чем-то новом и большом — некогда будет ни себя, ни друг друга накручивать.
— Марина… — Он пожевал немного губами. — А сколько они мне платить смогут?
— А с каких это пор, — строго спросила я, — возвышенного специалиста духовной сферы материальная сторона дела заинтересовала?
— С тех самых, — буркнул он, отводя в сторону глаза. — Игорю через год в колледж идти, и, между прочим, далеко не бесплатный.
— Вы с Татьяной, — отрезала я, — тоже между прочим, оба работаете, и у вас всего один ребенок. Тоша с Галей как-то осилят? И Светка с Сергеем — значит, и вы справитесь. И если у тебя сын подрастает, должен ты в детской психологии разобраться или нет? Или ты хочешь мне сказать, что ради материальной выгоды откажешься от святого дела помощи сиротам, за которых просто некому вступиться?
Одним словом, как он ни изворачивался, дожала я его таки. Устроился он консультантом в мой многострадальный детский дом. Но вы думаете, что он сократил количество других своих клиентов? Сейчас! Если однажды мне удастся выкрутить ему руки так, чтобы он четко и неукоснительно следовал с ним же обсужденным и принятым договоренностям, вот тогда я буду считать великое дело своей жизни выполненным. И сама попрошусь на прием к их ангельскому начальству. Чтобы поделиться опытом укрощения их особо строптивых подчиненных.
Он отказался только от работы в филиалах моих партнеров, а все остальные встречи утрамбовал так, что выкроил по два часа два раза в неделю, чтобы обездоленных сирот уму-разуму учить. И не увидеть, что такой жесткий… ладно-ладно, навязанный мной график пошел ему на пользу, смог бы, наверно, только он. Он и с виду стал намного сдержаннее и сосредоточеннее, и выражаться начал более лаконичными и емкими фразами — мне мои сопровождающие групп рассказывали. Видно, подбросили ему дети-сироты пищу для размышлений — над серьезными проблемами, а не над отсутствием любви и взаимопонимания с узколобым наблюдателем. И не только ему. Светка пару раз обмолвилась, что и Татьяна вдруг сделалась спокойнее и терпимее.
А вот мне завершение большого проекта успокоения не принесло. Распробовав напряженную, сумасшедшую работу, направленную на достижение действительно благородной цели, я вовсе не хотела возвращаться к привычной, оскомину набившей схеме: офис — телевизор — сон. Я в отчаянии оглядывалась по сторонам в поисках нового дела, в котором с наилучшими результатами можно было бы применить способности и возможности моего летучего отряда. И нашла его совершенно случайно.
Однажды вечером моя мать встретила меня буквально на пороге дома и с горящими от возбуждения глазами поведала, что выиграла весьма приличную сумму денег. Я нахмурилась — с каких это пор мои небогатые и весьма здравомыслящие родители стали лотерейные билеты покупать? Моя мать гордо протянула мне плотный конверт с напечатанным на нем крупным шрифтом «Строго конфиденциально».
В конверте обнаружилось яркое, красочное поздравление — в самых восторженных выражениях и крупными буквами — и еще один листок с информацией об условиях получения выигрыша. А также тоненький мини-каталог — из тех, которые сотнями по почтовым ящикам разбрасывают с целью привлечения новых клиентов. Чтобы получить выигрыш, достаточно было сделать совсем небольшой заказ из этого каталога, оплатить его, и вместе с ним счастливчику и будет доставлен баснословный приз. Лично в руки. И в удобное для него время. С возникшими вопросами можно в любой момент обратиться к консультанту фирмы по такому-то номеру телефона.
Пролистав каталог в десяток страничек, в котором были представлены предметы домашнего хозяйства, я озадаченно пожала плечами. Ничего там сногсшибательного не было — большей частью всякие мелочи, явно облегчающие, однако, ежедневную возню, скажем, на кухне. Недешевые, впрочем, мелочи — я хоть хозяйством практически не занималась, но подарки в дом (той же Светке, к примеру) покупать приходилось.
Мать, стоя у меня за плечом, то и дело тыкала пальцем в разные картинки, показывая мне, что она намерена заказывать.
— Завтра прямо с утра схожу и оплачу, — бормотала она, — чтобы побыстрее доставили. Деньги нам очень пригодятся — отцу к зиме верхнюю одежду купить можно будет, и мне сапоги чинить уже надоело. И тебе не придется опять раскошеливаться.
— Мама, подожди, — остановила я ее, — нужно позвонить сначала, выяснить, что это за выигрыш, если вы ни во что не играли. Что-то это на сказку смахивает.
— Это ты ничего хорошего от жизни не ждешь, — рассердилась она, — вот у тебя приятных неожиданностей и не бывает. А я тебе так скажу: если человек честно свою жизнь живет, то рано или поздно удача ему улыбнется — вот это и есть торжество справедливости. А вовсе не твоя готовность, чуть что, зубы всем вокруг показывать.
Объяснять кому бы то ни было свою позицию, с примерами и умозаключениями, я никогда не видела смысла. Она — моя и вполне мне же понятная, а если кто-то с ней не согласен — это его личное и сугубо персональное дело. Главное — судя по часам, сегодня она уже никуда не пойдет что-то там оплачивать. Правда, и мне им звонить уже поздно — в такое время ни один офис уже не работает. А вот Интернет доступен круглосуточно.
Мне хватило пяти минут, чтобы убедиться, что фирма, поздравившая мою мать с крупным выигрышем, действительно знаменита. В очень прозаическом смысле. Нет, заказанные товары они, как правило, доставляли — те, правда, разваливались при второй попытке использования. А вот получение выигрыша все откладывалось — до второго заказа, третьего… Никак, видно, торжественная обстановка не складывалась для вручения.
Я позвала мать и посадила ее перед экраном монитора, на котором толпились отзывы «благодарных» клиентов — то гневные, то презрительные, то полные горького разочарования. И, видя, как медленно тухнут у нее глаза и в привычном смирении опускаются уголки губ, я вдруг отчетливо поняла, что и для меня, и для моих ангелов время бездействия прошло.
Если бы эти «благодетели» обманывали молодых, вполне способных заработать себе на жизнь и имеющих возможность доступа к практически неисчерпаемому источнику информации, я бы и бровью не повела. Лень работать, слюни текут от перспективы получения легких денег, не хочется отрывать себя от любимого дивана, чтобы в Интернете поискать, на каких таких китах покоится чудо чудесное — расплачивайся кошельком за отсутствие здравого смысла. Но когда приманивают суммой, в десятки раз превышающей размер пенсии, пожилых людей, которые и компьютера, как огня, боятся, и в ценах и товарах современных плохо ориентируются, и на все готовы, чтобы избежать унизительной финансовой зависимости от своих детей… Э нет, ребята, здесь я одним подзатыльником не ограничусь!
Прямо на следующий день я позвонила Тоше и попросила его накопать мне все, что сможет, на непредусмотрительно нарвавшуюся на меня благотворительную организацию. Результаты его изысканий довели меня как раз до нужной для большого начинания температуры. Придраться к этим гадам было просто не из-за чего. Под выигрышем у них подразумевалась возможность принять участие в розыгрыше денежного приза — в некоем неопределенном будущем и еще менее определенном месте. О чем они честно извещали потенциальных клиентов — я проверила! — но где-то в самом низу тыльной стороны поздравительного послания. И мельчайшими буквами. На которые старики, без очков, уж точно внимания не обратят.
Я немедленно созвала срочное совещание моего летучего отряда. Стасу с Максом невозможность подкопаться под мошенников тоже только азарта придала. Отсутствие легальных способов воздействия на преступников всегда открывало перед ними широчайшие просторы для применения их мистических способностей. Киса, убедившись, что я намереваюсь взять на себя не более чем опять-таки прессу и разъяснительную работу в печатном виде, тоже повеселел.
К концу недели сфера наших новых интересов существенно расширилась. Трудолюбивый Тоша, войдя в раж, забросил в глубины Интернета невод пошире и принялся таскать оттуда мошенников целыми кланами.
Бойких коммивояжеров, являющихся прямо в дом и соревнующихся в скорости изложения абсолютно уникального предложения приобрести один из пяти подарочных наборов, предлагаемых только в этот день, и только жителям данного микрорайона, и с баснословной скидкой в сорок процентов, которая на поверку в два раза превышает их реальную стоимость.
Электронных мошенников, рассылающих по всему миру уведомления о выигрышах в лотерее экзотических стран, неожиданно свалившемся на голову наследстве от бездетного мецената и крупном денежном призе миллионному посетителю того или иного сайта и берущихся за вполне умеренную плату помочь обалдевшему баловню судьбы с юридическим оформлением получения манны небесной.
Суровых коллекторов, скупающих, как правило, копеечные, а зачастую и вовсе несуществующие долги человека различным службам сервиса, причем, весьма давние с накручиванием баснословной пени, и превращающие его жизнь в ад звонками в любое время дня и ночи, оскорблениями и угрозами.
И вовсе уж откровенных подонков, звонящих посреди ночи старикам с трагическим известием о том, что их сын (или дочь) попал в аварию, находится в больнице и для спасения его жизни требуется дорогостоящее лекарство, деньги на которое нужно срочно, в ближайшем банковском терминале — чтобы не потерять ни единой драгоценной минуты — перевести на такой-то счет. Больничный, разумеется.
Бороться с такими уродами обычными способами было просто невозможно — они процветали на человеческих чувствах. Оставалось только действовать на них их же методами, творчески совершенствуя их.
Киса оказался на удивление хорош в составлении проникновенных текстов предупреждений, которые мы рассылали людям по почте, размещали на форумах и просто в домах развешивали.
Стас организовал нам с десяток своих подчиненных с особо впечатляющей внешностью, которые, разбившись на небольшие группы, устраивали откровенную слежку за теми объектами, которых нам удалось найти физически. Неделя-другая постоянных встреч с ними, вежливо улыбающимися и окидывающими объект цепким взглядом с головы до ног, обычно приводили того к нервному вздрагиванию и явной потере уверенности в голосе.
Макс взял на себя обратную связь. Пострадавшие охотно делились со всеми желающими номерами телефонов, с которых их изводили, и Макс ежедневно, по несколько раз, набирал их — то тяжело дыша, то интересуясь здоровьем родственников, то просто неся какую-то чушь. Ерунда-то ерунда, но, как учит нас классика литературы, бессмысленные фразы из серии «Грузите апельсины бочках», неуклонно следующие одна за другой, кого угодно выбьют из колеи.
Тоша же вцепился, как клещ, в электронных мошенников. Похоже, он воспринял использование Интернета в преступных целях как личное оскорбление. Добраться до таких физически не представлялось возможным, но он докопался до некой международной организации, занимающейся такими видами преступности, и добился закрытия нескольких ящиков. Когда вместо них тут же открылись другие, он — с крепко сжатыми губами и трагическим выражением на лице — принялся старательно засеивать их вирусами и подбрасывать их адреса особо активным спамерам.
Ради великого дела очищения Интернета от всякой нечисти Тоша с готовностью и страстным огнем охотника за ведьмами закрыл эти самые глаза даже на личные пристрастия. Когда ему удавалось раздобыть номер телефона автора «писем счастья», находящегося, как правило, на другом конце света, в дело вступал Макс. Однажды он недельный спектакль разыграл, изображая особо тупого чурбана, каждые полчаса интересующегося продвижением дела с его выигрышем, а также точным адресом организации, его выдающим, чтобы написать туда с личной просьбой ускорить процесс, а может, и самому подъехать. Слава Богу, что эти переговоры его темное ведомство оплачивало.
Одним словом, некоторое время жизнь вокруг меня бурлила и искрилась. Особенно меня радовало сближение с моими ангелами Тоши.
Затем у него родилась вторая — а вернее, чтобы быть точным, первая — дочь, Аленка. И все начало опять разваливаться.
Вначале я заметила, что Тоша как будто откололся от нашей могучей армады и ушел в автономное плаванье по бескрайним просторам Интернета, методично пуская ко дну каждого попавшегося ему на пути Веселого Роджера. Но с ним такое и прежде случалось — он чувствовал себя более-менее комфортно только среди детей, не привыкших еще смотреть на окружающих через призму установленных поведенческих стереотипов. Взрослых же он долго не выдерживал, сбегал отдышаться от их снисходительности к его «чудачествам» в безликий виртуальный мир.
Затем и в Максе появилась какая-то рассеянность. Он все также нес полную ответственность за деморализацию наших противников, но уже без прежнего огонька. И, поскольку именно от него всегда исходили предложения по наиболее изощренным методам воздействия на них, мириться со снижением уровня тактического мастерства я не имела ни малейшего намерения, и после ближайшего же совещания моего летучего отряда попросила его задержаться.
— Что случилось? — спросила я его напрямик, как только Стас с Кисой удалились. — Опять с Тошей поцапались?
— Жмот он! — вызверился вдруг он. — Собака на сене! Плюшкин чертов!
— Ты чего? — привел меня в полное недоумение такой взрыв в неизменно иронически-сдержанном Максе.
— А того! — огрызнулся он ничуть не менее агрессивно. — Я понимаю — свой детеныш появился, у него пар из ушей идет от того, что он ее ощущает — похоже, такое свойство только ангелу-родителю присуще — Дарой ему заниматься, как следует, некогда, но дай же ты кому-то другому это сделать! Она все больше сама себе предоставлена, а ему плевать — мое влияние, понимаешь, хуже никакого!