Я дал ей помолчать немного, наслаждаясь непривычным покоем. Но вскоре эта непривычность начала действовать мне на нервы. Солнце жарит, от Татьяны отбиваться не нужно, безделье как-то раздражает… А тут вода — совсем под боком… И вокруг никого… Может, пробраться туда потихоньку, а она пусть пока отдыхает? Да нет, украдкой, не сказав ей ни слова — нехорошо как-то. Еще пример подам, не дай Бог…
Я негромко намекнул ей, что не прочь бы окунуться. Что-то как-то быстро она отдохнула! Ведь и пяти минут не прошло в тишине и покое, а она уже вцепилась в меня со свежими силами, словно пару часов их набирала — и посыпались аргументы, один смешнее другого.
Возможно, я не умею плавать. Нет, вы слышали? Ангел-хранитель не умеет плавать — а заодно и бегать, прыгать, держать нагрузку и уклоняться от удара. Да даже у наших ангелов-распорядителей физическая подготовка лучше, чем у большинства людей!
Я могу простудиться в холодной воде. Путешествуя на крыше такси в любую погоду, значит, не простуживался, а сейчас, окунувшись на пару минут в прохладную воду под жаркими лучами солнца, воспаление легких подхвачу? Она о закаливании когда-нибудь слышала? Знакопеременная нагрузка только укрепляет организм!
У меня нет… Чего у меня нет? Каких таких плавок? Их во время плавания носят? У людей, что, для всех видов деятельности специальная униформа существует? Одежда должна защищать от холода… Да, согласен, и от посторонних глаз тоже, но ведь здесь никого нет! Как это — а она кто? Я, например, ее посторонней совсем не считаю, да и потом — она ведь однажды заставила меня все обновки прямо перед ней примерять! Тогда ее вопрос о приличиях не волновал…
Почувствовав, наверное, всю абсурдность своих аргументов, она замолчала. И даже назад, к поваленному дереву откинулась и глаза закрыла. Вот и замечательно. Пусть дальше отдыхает.
Я мгновенно сбросил с себя всю одежду и ринулся вниз к реке. Первый же шаг вперед напомнил мне о том ощущении, которое я испытал впервые сунув руку под кран холодной воды — в кожу ног словно иголки вонзились со всех сторон. Но как-то не так. По всему остальному телу кровь быстрее побежала, требуя прохлады и свежести. Ну что ж, я уже давно понял, что к велениям этого тела следует прислушиваться. Я сделал еще два решительных шага вперед, наклонился и ринулся в воду всем телом. Ох, по всему телу иголки — но почему-то жарко стало. А, понятно, они кровь теперь со всех сторон разогнали. Причем так разогнали, что у меня руки сами собой замахали, как крылья водяной мельницы, бурным потоком подталкиваемые. Противоположный берег ринулся мне навстречу. Сейчас доплыву до него и назад.
На очередном гребке я вспомнил, что Татьяна осталась там без присмотра. Пусть на пару минут, но все же. Я оглянулся, чтобы посмотреть, что она там делает. И увидел ее у самого края воды. Я открыл рот, чтобы крикнуть ей, чтобы с места не шевелилась, пока я не вернусь, и чуть не захлебнулся — вода действительно двигалась, и прямо мне в лицо.
И только потом я заметил, что Татьяна стоит не просто сзади меня, а сзади и слева. Очень слева. Э-э-э, куда это меня тащит? Еще не хватало, чтобы какая-то река унесла ангела-хранителя от вверенного ему объекта хранения! Да не будет того, чтобы меня пересилил какой-то горизонтальный душ — пусть даже очень большой! Я поплыл назад, но наискосок, к тому месту, с которого забрался в это обманчиво безразличное творение природы.
Путь назад оказался существенно длиннее. Татьяне даже ждать у кромки воды надоело. Когда я выбрался, отдуваясь, на берег, она уже вновь сидела на своем камне, разглядывая меня прищуренными глазами. Я тут же выпрямился и пошел наверх пружинистым шагом. Я же сказал, что все могу — и никакой стихии не удастся доказать обратное! Особенно мне понравились резкие движения рук — лучше любой зарядки!
Когда я подошел к Татьяне, она подозрительно уставилась мне в лицо — ища в нем признаки изнеможения и лихорадочного жара, наверное. И тут же сообщила мне, что мы немедленно едем домой, поскольку мне нужны чай и ванна. Она всегда лучше меня знает, что мне нужно! Я чуть не рассмеялся. Какая ванна может сравниться с укрощением этого водного великана? Меня просто распирало от желания еще что-нибудь одолеть, еще какую-нибудь вершину покорить, еще какие-нибудь дебри поисследовать…
И тут я вспомнил, в какой район мы приехали. Мгновенно загоревшись этой идей, я быстро оделся и предложил Татьяне пойти и посмотреть на мою квартиру. Не то, чтобы я там жить собирался, но интересно все же…
Если Татьяна решила, что мне нужны чай и ванна, сбить ее с намеченного курса трудно. Но можно. Ничего-ничего, это мы уже проходили; главное — на каждое ее возражение давать быстрый и твердый ответ. Она мне точного адреса не придумывала? Отлично, он у меня в паспорте записан. Она его не запомнила? Великолепно, у меня все документы с собой. С какой это стати я их потеряю?! Так, провоцирует — пропустим этот аргумент, как не заслуживающий внимания. Ключей у меня нет? Вот черт! Действительно, она свою дверь всегда ключом открывает. А мне их не дали.
Документы мне вручил мой руководитель — вместе с материалами по другим ангелам-хранителям, живущим на земле в видимости, которые мне предстояло изучить перед возвращением на землю. Но ничего металлического среди них не было — я точно помню. А может, они у меня в кармане появятся прямо перед дверью — по закону надобности? Так раньше по этому закону у меня только деньги появлялись… Но теперь-то все изменилось! Может, ангелам-снабжателям действительно поручено вручить мне ключи от квартиры прямо на ее пороге, чтобы они — случайно — не выпали из кармана, пока не нужны? Да ладно, быть такого не может, чтобы отцы-хранители не предусмотрели решение этой проблемы. Все, на месте разберемся…
Пока мы блуждали в этом невообразимом бетонном лабиринте, я не раз вспоминал разговоры Сергея Ивановича, отца Татьяны, о том, как строили раньше и как строят сейчас. Вот доведется еще раз встретиться, обязательно скажу ему, что он совершенно прав и я с ним абсолютно согласен. Ну, кто так строит, скажите на милость? Складывается впечатление, что современное градостроительство задалось одной целью — сконцентрировать максимальное количество народа на минимально возможном участке земли. Это — не жилой район; это — муравейник какой-то. Чтобы тут жить, нужно либо с компасом в голове родиться, либо карту годами с собой носить — чтобы до магазина с первого раза добраться и домой с работы не к полуночи возвращаться…
А на каждом подъезде подробную схему этажей вывешивать, особым крестиком месторасположение лифта обозначая…
А на выходе из лифта — детальным план этажа, с четким указанием, куда каждая дверь ведет…
Уф, добрались, наконец! Вот она — моя… А что это на двери такое? Чуть выше ручки, на двери висело нечто вроде металлического козырька, шириной с мою ладонь. Я ощупал это нечто — пальцы сами собой нырнули под козырек и нащупали там какие-то выпуклости. О, они еще и нажимаются! Козырек приветственно пискнул и подмигнул мне крохотной красной лампочкой. Фу, ты, черт! И что — сейчас эта дверь сама откроется? А что я нажимал? Хоть убей, не помню…
Татьяна жизнерадостно сообщила мне, что это — кодовый замок, и, чтобы дверь открылась, нужно нажимать не одну, а от шести до восьми кнопок, причем в определенной последовательности — код называется. И что этот код я должен либо сам знать, либо мне его записали и передали вместе с документами. Честно говоря, я их постранично не просматривал…
Вдруг справа от нас послышалось суровое: — Вам кого?
Я вздрогнул и чуть не выронил пачку бумаг. Черт, точно лучше дома их оставлять! Сам-то я их никогда не потеряю — но вот так, неожиданно, буркнет кто-то под руку, а тут порыв ветра… Я повернул голову и увидел, что из узкой щели между дверью и стеной нас буравит подозрительным взглядом невысокая старушка. Меня, собственно говоря, буравит. Наверное, именно поэтому первой нашлась, что говорить, Татьяна. Она залепетала что-то несуразное про ремонт, про мастеров и про временный код, который мы забыли. Старушка дала нам несколько практических советов и предложила нам последовать им — немедленно.
Татьяна — с яркими пятнами на щеках, лихорадочным блеском в глазах и неестественной улыбкой на губах — потащила меня за рукав в сторону лифта. Мне вдруг так обидно стало. Это же моя квартира! Моя! В двух жарких схватках завоеванная! И какая-то старушенция сгонит меня с моей территории угрозами милиции, как пса приблудного метлой? Да я все эти кнопки в один момент перенажимаю — против терпения и упорства ничто не устоит!
Татьяна, все также увлекая меня прочь от двери, вежливо поинтересовалась, знаю ли я, сколько раз мне придется проявлять терпение и упорство. Да какая разница! Но по тону ее я почувствовал, что одним моментом тут точно не обойдешься. Ладно. Если я не помню этот код, так я его вспомню. В крайнем случае, как сказал мне мой руководитель, я в любой момент могу к ним за помощью обратиться. Не хотелось бы, правда, на следующий же после возвращения день…
По дороге домой меня даже метро в депрессию не вогнало. Я сам себя туда вогнал — и намного быстрее. Пытаясь вспомнить, не возникали ли хоть какие-то цифры во время моего недолгого пребывания дома. Да нет, вроде ничего такого — кроме разговора о двухкомнатной квартире с моим руководителем.
А, вот еще — я в первый день, когда незнакомые окрестности осваивал, двери в том здании считал. Точно-точно. Но там было четыре коридора и в каждом по семнадцать дверей. Что-то слишком просто…
А может, состав контрольной комиссии? В первый день их пятеро было, затем четверо, потом один мой руководитель, потом к нему руководитель Анабель присоединилась, затем он опять один остался… Черт, Татьяна же сказала, что минимум шесть цифр должно быть!
А может, они не случайно меня в разное время будили? Да нет, я сам просыпался… да все равно не подходит — я там всего пять дней пробыл!
А может, вспомнить, сколько они мне вопросов задавали? Каждые день? Все вместе или каждый по отдельности? И если по отдельности — то в какой очередности, если они друг друга перебивали? А руководитель Анабель меня таким количеством вопросов засыпала на четвертый день — я же в жизни их не вспомню!
Да я никогда прежде в голове столько вариантов не перебирал — даже когда Татьяна против меня бунтовать начинала!
Я вдруг почувствовал, что у меня сейчас голова треснет. Ну, допустим, не треснет, но… болит. Наверное, это так и называется — голова болит. Виски так сдавило, что мозг принялся отчаянно стучать в них, требуя прекратить насилие над собой. Все, хватит раздумий на сегодня. Вот сейчас домой доберемся, поужинаем, отдохнем, как следует, а завтра — на свежую-то голову…
Дома Татьяна загнала-таки меня в ванну. Честно говоря, я бы предпочел помочь ей с ужином, чтобы поскорее подкрепиться и отправиться спать. Устал я что-то… С Татьяной-то все три года жизнь у меня была хоть и не спокойная, но… в целом рутинная, а тут — столько новых впечатлений за один день. Но Татьяна бросила невзначай, что в ванне я еще ни разу не был — так же, как и в реке. Это слово подействовало на меня магически. А что, подумал я, вспоминая то ощущение небывалой свежести и прилива сил — может, и вправду на меня вода так действует? Только… горизонтальная, не так, как в душе? Да и потом — в ванне тоже прилечь можно…
Прилег. Не то. Душно. Дышать совсем тяжело. В висках опять застучало. Может, вода слишком горячая? Добавил холодной. К стуку в висках прибавился стук зубов. На коже пупырышки какие-то выступили. И руками особо не помашешь — тут даже шевельнуться страшно, чтобы воду не расплескать. Хватит, однажды я пол в ванной уже осушал. Нет. Не то. Совсем не то. Как здесь Татьяна часами валяется?
Я выбрался из ванной, растерся полотенцем, быстро оделся, стараясь унять дрожь, и отправился на кухню.
Она только-только картошку поставила? Ну, понятно, решила, что я в ванне полночи, как она, буду нежиться, и решила не торопиться. Да мне что-то и есть уже не хочется…
Когда Татьяна предложила — пока картошка сварится — посмотреть, не пришел ли ответ от Франсуа, я даже обрадовался. Я уже и сам подумывал, как бы мне потихоньку ретироваться в спальню (у нее компьютер там стоит). Мне бы только до кровати добраться… ну его, этот ужин! Но не могу же я ей признаться, что неутомимый ангел раньше ее из сил выбился и на боковую просится! А так — пока она с Франсуа общаться будет, я присяду, а там, глядишь, голову на подушку…
Вот еще! Нужно мне очень с Франсуа переписываться! У меня и так голова не соображает, мне бы ее примостить куда-то… О, вот так — хоть на руку, а рука локтем на подушке, и ноги можно на кровать положить… И совсем я даже не улегся, а так — отдыхаю в ожидании ужина… И глаза можно прикрыть, а то щиплет — на солнечные блики меньше смотреть нужно было…
Черт!!! Когда зазвонил Татьянин мобильный, меня чуть с кровати не сбросило. Как будто пружиной. Сжатой до упора. Мало мне сегодня ярких впечатлений было? Это же какой… человек меня добить собрался?
Но Татьяна вдруг протянула мне телефон с выражением бесконечного удивления на лице. Меня?! Анабель?! Понятно. Значит, все-таки не какой, а какая. Я — на парах самоуважения — сгреб в крохотную кучку остатки сил и взял у Татьяны телефон, старательно придавливая раздражение. О чем бы Анабель ни хотела со мной поговорить, сначала я должен еще раз поблагодарить ее — не будь ее, не сидел бы я здесь сейчас (ох, прилечь бы!).
Едва дослушав меня до конца, Анабель принялась задавать мне вопросы. Напористо и решительно — точно, как ее руководитель. Та тоже их в тебя обойму за обоймой выпускает. И наблюдает потом с интересом, как ты вправо-влево дергаешься, уклоняясь от прямого попадания. Отвечал я на ее вопросы односложно — на большее у меня уже сил не было. Но мысли мелькали. Разные.
— Вам поручили дополнительное задание?
Да какое ей дело? Проверяет, решилось ли все со мной так же, как с ней? — Да.
— Помочь коллеге?
Ну, уж откровеннее некуда. А я у нее спрашивал, что ей поручили? — Да.
— Которого Вы не знаете?
Откуда же мне его знать? Она же в курсе наших условий работы! — Абсолютно.
— Тогда Вы позволите мне дать Вам совет?
О, это уже лучше. Советы у нее неплохие, да и пусть лучше она говорит. — С удовольствием.
— Подходите к нему осторожно. Желательно в таком месте, где у вас обоих будет простор для маневра.
Ничего себе. Я дикого зверя укрощать буду или с коллегой опытом делиться? — Почему?
— Вспомните себя. Вряд ли он сразу поверит, что Вы присланы ему на помощь. Скорее он решит, что его отзывают. И тогда…
Я вспомнил себя. Особенно, как я вцепился в подоконник, чтобы меня весь отряд быстрого реагирования — в полном составе — от него не оторвал. Интересно, а что бы она сделала? — Что?
— Никогда нельзя предугадать, как поведет себя ангел в подобной ситуации. Не забывайте, что и для Вас это — испытание на умение работать в более напряженных условиях.
А вот за это — спасибо. Они, что, все же оставили меня под наблюдением? Да нет, не мог мне мой руководитель врать. Скорее, они за Галиным балбесом наблюдать будут, а за мной — только в процессе контакта с ним. Вот это — действительно ценная информация. — Спасибо, — сказал я совершенно искренне.
Анабель попросила меня вновь передать телефон Татьяне — Франсуа еще что-то там не договорил — и я снова откинулся на подушку, мучительно размышляя. Вернее, стараясь размышлять. Но не менее мучительно. Нет. Сегодня нет. Я же еще в метро решил, что лучше завтра, после отдыха. А что это он Татьяне столько времени договаривает?
Наконец, Татьяна опустила телефон, повернулась ко мне, хлопая глазами, и выстрелила в меня очередным вопросом: «Что она тебе сказала?». Который столкнулся на полдороге с моим: «Что он тебе сказал?». Меня совсем свалило на подушку — в приступе хохота. А я и не сопротивлялся.
Татьяна поведала мне, что Франсуа повторно пригласил нас проведать их с Анабель. Да? И все? И на это ему понадобилось столько времени? Я сказал Татьяне — не менее кратко — что Анабель дала мне несколько советов в отношении общения с Галиным ангелом. И если она сейчас потребует от меня детали…!
Но Татьяна вдруг попросила меня присмотреть за картошкой, пока она родителям позвонит. Я чуть не взвыл. Это же на полчаса, как минимум! И успокаивай ее потом после… советов. И тут я заметил очень странное выражение у нее на лице. У меня даже сложилось впечатление, что ей… не терпится им позвонить. Ого! Похоже, и в этой сфере Татьяниной жизни произошли какие-то перемены. М-да. Неизменным осталось лишь ее нежелание сообщать мне о них. Она и к картошке меня приставила, чтобы я не потащился за ней подслушивать. А я и не собирался, между прочим! Не хочу. Все равно результаты этого разговора я у нее на лице сразу же увижу.
Разговор действительно оказался на удивление коротким — минут пять-семь, не больше. Картошка уже как раз сварилась, и я — опять аппетит проснулся! — принялся раскладывать ее по тарелкам. Татьяна вошла на кухню и немедленно включилась в процесс приготовления ужина. Вот только движения у нее были какие-то неуверенные. Я пару раз глянул на нее украдкой — нет, лицо, вроде, спокойное; не успели они ее из себя вывести. И вдруг она обронила, словно между прочим: — Слушай, родители на следующие выходные в гости зовут…
Да неужели? Что, по зрелом размышлении они пришли к выводу, что я не так уж плох для их единственной дочери? Хоть и работа у меня не солидная, и происхождение туманное, а намерения — и вовсе мутные?
Татьяна строго сообщила мне, что целью нашей поездки может быть только примирение. И добавила…