Я кивнул.
— Ангелы-искусители — так же, как и мы — занимаются людьми на протяжении их последней жизни, — начала она. — На первом ее этапе. В тот момент, когда человек осознал себя личностью и сознательно вырвался из толпы себе подобных, к нему направляют одного из нас… — Я кивнул. — Если же в течение последней жизни такого с ним не происходит, в конце ее его ждет распыление. — Я опять кивнул. — Так вот, в задачу ангелов-искусителей как раз и входит не дать людям задумываться о своей уникальности, а значит, получить ангела-хранителя и попасть, в конечном итоге, к нам. То есть они пытаются воздействовать на человека до нашего появления, а потом уже они теоретически не имеют права нам мешать.
— Теоретически? — переспросил я.
— Ты знаешь, кого посылают к тем людям, которые — по каким-либо причинам — погибли во время последней жизни и вынуждены повторить ее? — Я снова кивнул. — Так вот, среди искусителей тоже есть специалисты очень высокого класса, которым обычные случаи уже неинтересны. Впрочем, — перебила она сама себя, — я думаю, что здесь к высокой квалификации еще и страсть к риску прикладывается. Одним словом, некоторые из них вторгаются в нашу сферу деятельности, пытаясь вырвать человека из-под влияния ангела-хранителя. Поэтому мы и называем их браконьерами.
— Как вырвать? — выдохнул я, не веря своим ушам.
— Либо они пытаются вернуть его в лоно общества, маня всеми его благами… — Она немного помолчала, морщась. — И поверь мне: экипированы они для своей работы намного лучше нас — по крайней мере, материально. Что ждет такого человека в конце жизни, ты себе представляешь — отказавшись от своего Я, наш финальный тур он уже не пройдет. Не говоря уже о том, что вера его ангела-хранителя в свои силы будет существенно подорвана. Либо еще хуже.
Мне вновь пришлось ждать продолжения.
— Если им удается найти человека, который слишком осознал свою уникальность и начал смотреть на других людей как на ничтожных плебеев, вот тогда у них появляется шанс переманить его — в конечном итоге — в свои ряды. Такое случается, хоть и — к счастью для нас — не часто. Мне даже кажется, что такие люди для них — что-то вроде золотых самородков: отыскать их трудно, но если уж нашел — тут тебе и слава, и почет, так что и рискнуть можно.
— И как же с ними бороться? — спросил я, вслушиваясь особо внимательно. Меня всегда больше практическая сторона дела интересовала.
— Бороться с ними трудно, — признала она. — Я тебе уже говорила об их оснащении — распознать их мы не в состоянии, особенно на ранних этапах воздействия. А вот когда мы уже начинаем чувствовать их влияние — и то, если опыт позволяет — обычно уже поздно. Ты же знаешь наше отношение к свободе человеческого выбора — их только люди могут заставить уйти, если вслух, осознанно откажутся от них. Так же, как если они отказываются от наших услуг.
Так вот почему они взялись воздействовать на людей — даже до их отрыва от общества!
— У Венсана именно такая ситуация была? — тихо спросил я.
— Это — его история, я не считаю себя вправе рассказывать о ней, — твердо сказала мне Анабель. — Скажу только одно: нам обоим очень повезло, что я вышла из невидимости как раз в тот момент, когда у него уже руки опускаться стали. Мне удалось подсказать ему неплохое решение, а он показал мне воочию… экстренную ситуацию.
— А это к нему, что ли, карателей присылали? Или спасателей? — решил я продемонстрировать осведомленность в надежде на то, что она решит, что в каком-то виде Венсан все же рассказал мне свою историю.
Она хмыкнула.
— Каратели нами не занимаются, для этого существуют внештатники. Карателей направляют к человеку, который начал уж слишком активно проявлять свое презрение к окружающим — или к браконьеру, который получил отказ от человека, с тем, чтобы препроводить его к своим с документально подтвержденным свидетельством нарушения закона. Что с ним там дальше делают, я не знаю. А вот спасателей — самых опытных из нас — обычно приходится приставлять к человеку, в присутствии которого и произошло такое разоблачение. Его долго потом от шока лечить приходится…
Я снова кивнул.
Я вдруг вспомнил самое начало этого разговора.
— А почему ты их падшими ангелами назвала? — В моем сознании это слово ассоциировалось с выражением «падший в неравном бою», но что-то подсказывало мне, что у него было другое происхождение. Или они все же падают — несмотря на то, что бой для нас неравный? Хотелось бы надеяться.
— Ты знаешь, это — очень старая история, — качнула головой Анабель, улыбаясь, — сейчас среди нас только отголоски ее ходят. Когда-то очень давно они были такими же ангелами, как мы, но только считали, что мы должны проводить среди людей намного более жесткий отбор. Со временем они начали все активнее выступать с этой идеей, и, в конце концов, их и направили воплощать ее в жизнь — вниз, поближе к людям, с тем, чтобы выискивать среди них недостойных и создавать им условия для демонстрации этой самой недостойности. Так и вышло, что они сами напросились на свое падение. Сейчас они уже, наверное, одними из нас себя не считают, — добавила она задумчиво. — Я бы этому совсем не удивилась. Я и сама чувствую, что чем ближе к людям живешь, тем больше от них… изворотливости набираешься.
Я хмыкнул.
— Что возвращает нас к самому началу разговора, — весело продолжила она, встрепенувшись. — Мне кажется, Анатолий, что, если Танья уже готова сделать все, что угодно, чтобы как можно быстрее приблизиться к нам, ты должен только радоваться этому. И подсказать ей, что нужно делать, одновременно учась у нее, как это делать. Поверь мне, сколько бы ты ей ни противился, она найдет способ убедить тебя, что ты неправ. Ну, что, пойдем обед готовить? Наши люди скоро с работы вернутся.
Я всегда гордился твердостью своих убеждений. Никаким препятствиям, никаким временным осложнениям не удалось пошатнуть мою уверенность в правильности выбранного мной пути и принятых мной решений. Поставив перед собой цель, я всегда твердо знал, что, как, когда и где нужно для ее достижения. Колебания были мне неведомы. Тактические отступления и перегруппировка сил неизменно были частью большого стратегического плана, продуманного мной во всех деталях изначально.
Но согласитесь, кто может устоять перед скоординированным натиском двух людей и двух ангелов? Они словно сговорились клевать меня со всех сторон — по очереди, всякий раз заставая меня врасплох — так, что тактически отступать мне было некуда, а перегруппировывать силы — некогда.
Ладно. Ладно, беру Татьяну в напарники. Будем одной командой. Хоть и привык я до сих пор работать, анализировать ситуацию и принимать решения в одиночку. Беру ее в молодые напарники, которых нужно обучить ремеслу. В самом деле, — о каком «Кто кого?» может идти речь между наставником и учеником? Учитель только гордится успехами своих воспитанников, даже если они его обогна… Нет, до этого еще далеко. А потом я привыкну. Только гордиться.
Мне еще сильнее захотелось домой. Слава Богу, последний день. А там, как только приедем, выясню, что у Тоши за это время случилось, сразу же расскажу Татьяне и… посмотрим, какие у нее соображения на этот счет появятся…
Глава 13. Сомнения
С первой же минуты первого после поездки рабочего дня я почувствовала, что в наше отсутствие что-то изменилось. Галя встретила меня с таким сияющим видом, словно я не на неделю, а на добрых полгода уезжала, причем в какую-нибудь горячую точку. Честно говоря, начало работы в тот день как-то само собой отложилось где-то на час — после того, как я раздала всем подарки, от меня потребовали подробного отчета. У нас вообще принято рассказывать друг другу о совершенных путешествиях — и просто впечатлениями, и полезной информацией поделиться. Как только я дошла в своем рассказе до последнего дня, а именно до посещения фабрики Франсуа, Сан Саныч вспомнил о трудовой дисциплине — отправил всех заниматься своими делами, а меня чуть ли не за руку затащил к себе в кабинет. Там мое вдохновенное повествование о культуре и обычаях отдельно взятого уголка Франции мгновенно превратилось в краткий, сжатый отчет по результатам разведывательной миссии, за которым последовал куда более длительный этап ответов на возникшие вопросы.
Я могла только поздравить себя с тем, что во время экскурсии по фабрике догадалась делать заметки — они помогли мне удовлетворить любопытство начальника. До некоторой степени. Под конец я гордо вручила ему каталог по занавесям из нитей, рассчитывая, что Сан Саныч оценит мою профессиональную настойчивость. Он ее и оценил — неудовлетворительно. Почему я не взяла другие каталоги? Да откуда же я знала, что именно его заинтересует? А позвонить не могла? Когда — прямо во время экскурсии, в последний день? А догадаться трудно было, что, если продукция пользуется спросом на нашем рынке, то нас должны интересовать любые обновления ее ассортимента? А ничего, что любые обновления — в форме каталогов — не один десяток килограмм весят — перевес в самолете кто оплачивать будет? А когда это фирма отказывалась расходы на развитие оплачивать? А я туда, что, в командировку ездила или не пожалела целый день из свадебного путешествия на работу потратить?
С последним аргументом Сан Саныч согласился. Молчанием. Непродолжительным. После которого велел мне немедленно связаться с Франсуа и попросить его выслать все материалы по новой продукции. И, не переводя дыхания, построил мне рабочий план на ближайшие две недели. Как минимум. Получить материалы — перевести их — завести данные в компьютер — подготовить презентацию для сотрудников — с тем, чтобы они сразу же начинали распространять информацию о наших новых возможностях среди клиентов. Те все равно пока надумают на что-то новое решаться, мы уже и переговоры проведем, и договор подпишем, и первую партию товаров получим.
Я судорожно хлопала глазами, пытаясь вернуться в рабочий ритм. Все это — за две недели? Я вспомнила, какой далекой казалась мне эта напряженная трудовая жизнь еще два дня назад. С трудом вспомнила. Сейчас мне было уже трудно поверить, что всего сутки назад я ехала в машине в аэропорт, вглядываясь напоследок в аккуратные, нарядные картинки деревенского и городского пейзажа за окном.
Сан Саныч посмотрел на меня, скептически поджав губы.
— Галю в помощь возьмешь, — милостиво махнул он рукой. — Как раз еще недельки две затишье среди клиентов будет. Но к концу августа, когда спрос оживится, мы должны быть полностью готовы.
Не совсем еще придя в себя, я вернулась на свое рабочее место. Так. Нужно работу на этапы разбить. И начать хоть с чего-нибудь. Там уже одно потянет за собой другое. И как-нибудь этот клубок размотается…
Я начала писать Франсуа…
Галя обратилась ко мне с каким-то вопросом.
Не отрываясь от экрана, я попросила ее подождать две минуты — чтобы в выстроенный алгоритм не затесалось лишнее действие и не сбило мне его.
… поблагодарила его еще раз за гостеприимство.
Сообщила ему, что Александра интересует вся его новая продукция.
Попросила выслать материалы по ней.
В электронном виде — прямо сейчас, если возможно.
В бумажном — сегодня, если получится, но не позже понедельника и экспресс доставкой.
Так, теперь дождаться ответа.
И тем временем сообщить Гале, что нас бросили на новый проект.
— Галь, Сан Саныч тебе тоже велел к этой работе подключаться, — повернулась я к ней, непрестанно косясь на экран.
— Татьяна… — начала она.
— Это недели на две, — добросовестно продолжала я вводить ее в курс дела. — Сейчас материалы придут. Я буду переводить, а ты сразу перевод в текст вставлять. А потом нам надо будет…
— Татьяна, — опять перебила она меня, — не волнуйся, мы все сделаем. Я с тобой с дорогой душой поработаю. — Она одарила меня сияющей улыбкой. — Ты мне другое скажи — ты сегодня сама обедаешь? Или с Анатолием?
Я растерялась. Рабочий ритм, похоже, в голове у меня уже включился, а вот перерыв на обед еще не активировался.
— А что?
— Мне очень, просто очень нужно с тобой поговорить, — выпалила она скороговоркой, чуть ли не подпрыгивая на стуле.
Я замерла на месте, настороженно прислушиваясь. Нет, никаких знаков присутствия. Опять мне за кофе идти, чтобы их там, в углу нащупывать? Так мне, вроде, велено, срочной работой заниматься. С другой стороны, я ведь сейчас ответа ожидаю…
Вдруг меня словно током ударило. Батюшки, я же сама ему мобильный купила! На тот, правда, случай, чтобы связаться с ним во время его отсутствия. А сейчас он где-то рядом — потому я сразу об этом и не подумала. Я потянулась рукой к сумке, но на полпути рука у меня замерла. А если он звук не отключил? Сейчас как зазвенит — все начнут оглядываться, свой-то звонок все знают… Ну, и ладно — решат, что у Сан Саныча новый телефон появился.
Я набрала номер ангела и с замиранием сердца начала прислушиваться: одним ухом — к трубке, другим — к дальнему углу комнаты.
Где-то после четвертого гудка в трубке послышался шепот: — Да?
Я защебетала — негромко, но жизнерадостно и, главное, быстро: — Привет. Я знаю, что ты сейчас занят, поэтому я на одну минутку. Ты на обед сегодня приедешь?
Из трубки до меня донеслось сдавленное «Угу».
Я выждала еще несколько мгновений и старательно сложила лицо в печально-разочарованную гримасу: — Как жалко! Ну, ничего не поделаешь. Мы тогда с Галей пообедаем…
Трубка ответила мне яростным шипением.
— Ничего-ничего, — быстро продолжила я примирительным тоном, — мы же столько не виделись, у нее, по-моему, куча новостей появилась. Ну, тогда — до вечера, да?