– Скорее всего, это обычный сон, – заключаю я. – Будто мое подсознание пытается что-то вытащить на поверхность. Возможно, это всего лишь мои страхи, как бывает, когда тебе снится, что ты пришел в школу голым.
– А как выглядит то место? – спрашивает Кристиан.
– В том-то и дело, что довольно странно. Оно напоминает обычный лес, но в нем есть лестница – несколько бетонных ступеней среди деревьев. И забор.
– А у тебя не появилось каких-нибудь странных снов? – спрашивает Анджела. – Какой-нибудь подсказки, которая хоть как-то объяснила бы это сумасшествие.
Кристиан наконец отводит свой взгляд, чтобы посмотреть на нее.
– Никаких снов.
– Ну, лично мне кажется, что это больше чем сон. – говорит она. – Потому что это еще не конец.
– Ты о чем?
– О вашем предназначении. Мне не верится, что после всего случившегося – видений, пожара и прочего – это закончится вот так. Нет-нет. Должно быть что-то еще.
И именно в этот момент моя эмпатия решает напомнить о себе, обрушив на меня чувства Кристиана. Решимость. Непреклонность. Жгучая тоска, от которой перехватывает дыхание. И уверенность. Чистая, абсолютная уверенность. Что Анджела права. Что это не конец. Что случится что-то еще.
Зайдя в комнату поздним вечером, я замечаю фигуру на карнизе под моим окном. И в это мгновение мамины слова о том, что Семъйяза дожидается своего часа, потому что ранен и самолюбив, чтобы прийти за нами, кажутся пустой болтовней. Значит, именно его скорбь я почувствовала на днях. От этой мысли мое сердце начинает колотиться в груди, а кровь пульсирует в висках. Я бешено оглядываюсь по сторонам в поисках хоть какого-то оружия. Но это бесполезно, потому что моя комната мало чем отличается от спальни обычной девчонки. И даже будь у меня что-то посущественнее пилочки для ногтей, что могло бы защитить меня от Чернокрылого?
«Венец, – понимаю я. – Нужно призвать венец». Но я тут же останавливаю себя, потому что кое-что еще приходит мне в голову: почему он просто стоит там? Почему до сих пор не попытался напасть на «птичку», чтобы прибить ее?
И тут я понимаю, что это не Семъйяза. Это Кристиан. Теперь, когда я достаточно успокоилась, я могу ясно ощутить его присутствие. Он пришел о чем-то рассказать мне. О чем-то важном.
Вздохнув, я натягиваю толстовку и открываю окно.
– Привет, – говорю я, и Кристиан тут же оборачивается.
Он сидит на самом краю крыши, откуда открывается прекрасный вид на горы, белоснежные вершины которых слабо светятся в темноте. Я вылезаю из окна и опускаюсь на козырек рядом с ним. На улице холодно и моросит промозглый дождик. Я обхватываю себя руками, стараясь сдержать дрожь.
– Холодно? – спрашивает он.
Я киваю.
– А тебе нет?
На нем лишь черная футболка и джинсы «Свен», правда, в этот раз серые. Меня тут же охватывает злость из-за того, что я узнаю его одежду.
– Немного, – пожав плечами, отвечает он.
– Анджела считает, что обладатели ангельской крови должны быть невосприимчивы к холоду. Потому что без этого не обойтись при полетах на большой высоте. – Тело вновь сотрясает дрожь. – Но мне, видимо, этой способности не досталось.
Кристиан ухмыляется.
– Возможно, эта способность доступна только зрелым обладателям ангельской крови.
– Эй, ты только что назвал меня незрелой?
– Нет, – восклицает он, и его ухмылка превращается в широкую улыбку. – Я бы не посмел ляпнуть такое.
– Хорошо. Потому что из нас двоих не я подглядывала в чужое окно.
– Я не подглядывал, – протестует он.
Верно. Он пришел рассказать нечто важное.
– Ты, может, на знаешь, но существует одно невероятное изобретение под названием сотовый телефон, – дразнюсь я.
– Знаю, но у нас с тобой всегда такие задушевные разговоры по телефону, – отвечает он.
На секунду воцаряется тишина, а затем мы начинаем дружно смеяться. Он прав. Я не знаю, почему сейчас мне легче с ним общаться, но это так. А значит, мы сможем поговорить. Это настоящее чудо.
Он поворачивается ко мне, и его колено касается моего. В тусклом свете его глаза кажутся темно-зелеными.
– Забор, который ты видела в своем сне, – из сетки и находится справа от лестницы, ведущей на холм, – говорит он.
– Откуда ты…
– Лестница местами заросла мхом, а перила металлические и покрыты черной краской?
Я пристально смотрю на него.
– Верно.
– Слева за деревьями стоит каменная скамья, – продолжает он. – А рядом растет куст розы. Но он никогда не цветет… потому что там слишком холодно.
Кристиан отводит взгляд, и на минуту между нами повисает тишина. Внезапный порыв ветра взъерошивает его волосы, и он тут же откидывает их с лица.
– Тебе тоже снится этот сон? – шепчу я.
– Не так, как тебе. Вернее, мне постоянно снится это место, но… – Он вздыхает и ерзает, словно ему не по себе, а потом вновь поворачивается ко мне. – Я не привык говорить об этом, – объясняет он. – И даже научился мастерски уходить от темы.
– Все в порядке…
– Нет, я расскажу тебе все. Ты должна знать. Но мне не хотелось говорить об этом при Анджеле.
Я прячу подбородок в ворот толстовки и скрещиваю руки на груди.
– Моя мама умерла, – наконец говорит он, – когда мне было десять лет. И я даже не знаю, как это случилось. Дядя не любит говорить об этом, но думаю… Думаю, ее убил Чернокрылый. Просто в один прекрасный день она помогала мне за завтраком подготовить карточки с делением в столбик, отвезла меня на учебу, поцеловала на прощание на виду у всех мальчиков в школе… – Его голос дрожит. Он замолкает и, отведя взгляд, слегка прочищает горло. – А затем меня выводят из класса и говорят, что произошел несчастный случай. И она умерла. Через какое-то время мне все же позволили увидеть ее. Но я ничего не почувствовал. Это было просто… тело.
Он смотрит на меня, и я вижу, как сверкают слезы в его глазах.
– Ее надгробие у скамьи. Белой скамьи под осинами.
От этих слов у меня в голове все туманится.
– Что?
– Это кладбище Аспен-Хилл, – объясняет он. – Это не совсем кладбище… Вернее, там есть могилы, цветы и тому подобное, но это еще и часть леса – прекрасное место среди деревьев, где царит тишина и открывается прекрасный вид на округ Титон. Это, наверное, самое спокойное место из всех, что я знаю. Я прихожу туда иногда, чтобы подумать и…
Поговорить со своей мамой. Он идет туда, чтобы поговорить со своей мамой.
– Когда ты рассказала про лестницу, холм и забор, я тут же узнал это место, – тихо признается он.
– Ты понял, что мне снится кладбище, – говорю я.
– Мне жаль, – шепчет он.
Я смотрю на него, с трудом подавляя крик, пока в голове все складывается в единую картинку: люди в костюмах, мое черное платье, все идут в одном направлении, горе, которое я чувствую, мрачные взгляды, направленные на меня, и утешение Кристиана. У всего этого есть смысл.
И во сне я чувствую скорбь не Чернокрылого, а свою.
Она моя.
А значит, кто-то, кого я люблю, умрет.
5
Приди, мой сон
– Клара? Ты вообще с нами?
Мама толкает меня в плечо. Я моргаю, а затем выдавливаю улыбку мисс Бакстер, школьному психологу. Она улыбается мне в ответ.
– Что ты думаешь? – спрашивает она. – У тебя уже есть какие-то мысли о том, кем ты хочешь стать? Какие-нибудь видения относительно твоего будущего?
Я перевожу взгляд на маму. Ох, с видениями-то у меня как раз все в порядке.
– Вы имеете в виду колледж? – спрашиваю я, вновь посмотрев на мисс Бакстер.
– Ну да, образование играет большую роль в формировании вашего будущего, поэтому мы готовы помогать с поступлением в колледж всем нашим ученикам и, конечно же, такой яркой, одаренной девушке, как ты. Но каждый человек уникален, независимо от того, поступит он в колледж или нет.
Я опускаю взгляд на свои руки.
– Я еще и сама не знаю, какую профессию хочу получить.
Она с преувеличенным воодушевлением кивает.
– В этом нет ничего страшного. Многие школьники еще не решили, куда поступать. Но, может быть, ты уже просматривала сайты колледжей или ездила на день открытых дверей в университеты?
– Да, нескольких.
Или ни одного.
– Думаю, это хорошее начало, – говорит мисс Бакстер. – Почему бы тебе не почитать информацию на рекламных проспектах, которые я повесила у кабинета. А затем стоит составить список из пяти колледжей или университетов, которые тебе нравятся, и с указанием, почему. И после этого мы сможем начать готовить заявление.
– Спасибо вам огромное. – Мама встает и пожимает руку мисс Бакстер.
– У вас особенная девочка, – говорит та, и мне приходится постараться, чтобы не закатить глаза. – Уверена, впереди ее ждут великие дела.
Я неловко киваю, и мы выходим оттуда.
– Знаешь, она права, несмотря на то, что ее слова звучали заученно, – говорит мама, когда мы выходим на парковку. – Тебя ждут великие дела.
– Ну-ну, – бормочу я.
Мне хочется ей верить, но не получается. Все, что я вижу в своем ближайшем будущем в последние дни, – это неисполненное предназначение и грядущая смерть близкого мне человека, к которой приведут какие-то запутанные события.
– Сядешь за руль? – спрашиваю я маму, чтобы сменить тему.
– Нет, лучше ты. – Она роется в сумочке в поисках своих огромных солнцезащитных очков в стиле Одри Хепберн, в которых она с шарфом на голове и длинным плащом напоминает кинозвезду.
– Что происходит? – спрашивает она. – Я чувствую, что тебя что-то беспокоит, и это никак не связано с поступлением в колледж. Все сложится само, Клара, и тебе не стоит переживать.
Как же меня бесит, когда она говорит, что мне не стоит переживать. И обычно это происходит именно тогда, когда у меня есть чертовски хорошая причина для беспокойства. Похоже, это единственное, что мне остается: переживать о том, на чью могилу я иду в своем видении. О том, что, кто бы это ни был, он окажется там из-за того, что я сделала или должна сделать. О том, что приливы скорби, которые я ощущаю в последнее время, означают, что Семъйяза летает по округе, выжидая удобного момента, чтобы убить кого-то из моих любимых людей.
– Да ничего особенного, – говорю я.
Мы садимся в машину, и я вставляю ключ в замок зажигания. Но не завожу двигатель.
– Мам, а что произошло между тобой и Семъйязой?
К моему удивлению, ее ни капли не напугал мой вопрос. И к еще большему удивлению, она мне отвечает:
– Это было очень давно. Мы с ним… дружили.
– Ты подружилась с Чернокрылым.
– Поначалу я не знала, что он Чернокрылый. А считала, что он настоящий ангел.
Не представляю, как можно было принять Семъйязу за настоящего ангела.
Правда, я и ангелов-то никогда не встречала.
– Ого. А что, ты дружишь с многими ангелами? – насмешливо спрашиваю я.
– С немногими.
– С немногими, – повторяю я.
Она что, издевается надо мной? Или действительно знает нескольких ангелов?
– С несколькими.
– Анджела думает, что Семъйяза – кто-то вроде лидера, – говорю я.
– А, – кивая, протягивает мама. – Она нашла Книгу Еноха?
– Да.
– Это действительно так. Он был лидером Хранителей. Но очень давно.
Ого. Она на самом деле решила что-то рассказать мне.
– А что именно делают Хранители? – спрашиваю я. – Ну, кроме как наблюдают за происходящим.
– Хранители отказались от рая, чтобы жить с человеческими женщинами, – говорит она.
– А Богу не понравилось, что ангелы связались с человеческими женщинами.
– Дело не в том, что Богу это не понравилось, – объясняет она. – А в том, что ангелы не живут в линейном времени, как мы с тобой, поэтому их отношения с человеческими женщинами почти невозможны, им ведь пришлось бы оставаться в одном и том же времени в течение длительного периода.
Ох, опять эти штуки со временем.
– Нам сложно до конца понять, как они живут, постоянно перемещаясь между различными гранями реальности, сквозь пространство и время. Ангелы не просто сидят на облаках и смотрят на нас сверху вниз. Они все время работают.
– Настоящие трудоголики, да? – пошутила я.
На ее лице на мгновение вспыхивает легкая улыбка.
– Именно.
– И что же сделали Хранители? Уволились?
– Да. И Семъйяза стал первым, кто предупредил о своем уходе за две недели, если следовать твоей аналогии.
– А что случилось потом?
– Хранители взяли в жены человеческих женщин, завели детей, и какое-то время все шло хорошо. Думаю, они чувствовали небольшую скорбь оттого, что находились вдали от рая, но могли совладать с ней. Они были счастливы. И хотя они никогда по-настоящему не принадлежали земле, их дети жили долго и счастливо, и у них появились свои дети, а у тех свои – и так далее, пока на земле не стало нефилимов больше, чем людей. И это превратилось в проблему.
Я вспоминаю, как Анджела пересказывала Книгу Еноха.
– И тогда Бог обрушил на землю потоп, – заключаю я.
– Да, – подтверждает мама. – А Семъйяза… – Она замолкает, по-видимому, раздумывая, сколько может мне рассказать. – Семъйяза не смог спасти свою семью. Его дети, внуки и правнуки утонули все до единого.
Неудивительно, что мужик взбесился.
– Именно тогда Хранители присоединились к другим Чернокрылым и объявили войну небесам, – говорит она.
– Другим Чернокрылым?
– К Сатане и его прихвостням.
Мне становится смешно от мысли, что у Сатаны есть своя свита, хотя я и понимаю, что в этом нет ничего смешного.
– Они сражаются с властью Бога и пытаются нарушить планы небес при каждом удобном случае, – объясняет мама. – Но их стремление вызвано не скорбью, а чистейшим злом, противоречащим их сущности.
– Ого. Откуда ты все это знаешь? – спрашиваю я.
– Мне рассказал это Сэм.
– Потому что вы подружились.
– Да, – подтверждает она. – Когда-то давно.
Это все еще не укладывается у меня в голове.
– Ты же знаешь, что он в тебя влюблен? – говорю я, просто чтобы посмотреть на ее реакцию.
Она приглаживает шарф на голове.
– Откуда ты знаешь?
– Когда он коснулся меня, я смогла прочитать, что он думает о тебе. Вернее, сначала он думал обо мне. Но после твоего появления он полностью переключился на тебя. Я видела тебя в его мыслях. Но ты выглядела по-другому. У тебя были короткие каштановые волосы и… – я замолкаю, чтобы не сболтнуть о сигаретах, – толстый слой помады. Он определенно одержим тобой и твоей помадой.
Мама поднимает руку, словно хочет дотронуться до шеи, где, будь она нормальным человеком, все еще оставались бы синяки от удушающей хватки Семъйязы.
– Как же мне повезло, – говорит она.
Я вздрагиваю, вспоминая ощущение его холодных рук, скользящих под моей рубашкой.
– Если бы ты чуть задержалась, он бы меня… – Мой голос срывается, не давая закончить предложение.
Она хмурится.
– Чернокрылые не насилуют. Они предпочитают соблазнять. А потом перетягивать на свою сторону.
– А как же мама Анджелы? – напоминаю я. – Ее ведь изнасиловали.
– Да, так она говорит.
– Ты думаешь, это неправда?
– Не знаю. Меня же там не было.
– Ну, мне кажется, что Семъйяза собирался сделать это со мной, – говорю я. – Потому что там даже намека не было на соблазнение.
– В тот день он вел себя странно, – говорит она. – Все, что он говорил, все эти театральные выпады и клише больше напоминали игру захудалого актера. А это на него не похоже. Он словно пытался что-то доказать.
– Но ведь там были только мы с тобой.
– И кое-кто еще, – загадочно добавляет она. – Тот, кто всегда следит за нами.
Ох. Кажется, она имеет в виду Бога. Он же всевидящий. Да уж.
Мама поджимает губы и кривится, словно ей больно.
– Мне жаль, что тебе пришлось пережить это.
– Мне тоже.
– А знаешь, я тут подумала, давай съездим в город и поедим мороженое, – меняет она тему с облегчением в голосе. – Может, даже прогуляемся по магазинам.