Непонятно, сколько они так простояли в объятиях, способных растопить разбросанные вокруг камни.
Только через некоторое время Кэсси поняла, что Адам, не размыкая рук, усадил ее на кусок гранита. Ее дыхание стало замедляться, и она снова уткнулась ему в плечо.
И обрела там спокойствие. Бешеная страсть сменилась теплой и ленивой негой. Теперь она в безопасности — она нашла свое место. Это казалось так просто, так красиво.
— Кэсси, — произнес он голосом, которым никогда раньше с ней не говорил и от звуков которого душа ее растворилась и отделилась от тела, покидая его через ступни, ладони и кончики пальцев.
Она никогда больше не будет такой, как прежде.
— Я люблю тебя, — сказал он.
Она закрыла глаза, не произнеся ни слова. Она почувствовала, как он приоткрытыми губами коснулся ее волос.
Серебряная нить свила вокруг них светящийся кокон и стояла как неподвижная, наполненная лунным светом вода. Неистовству пришел конец — настало время тишины и умиротворения. Кэсси почувствовала, что может парить так целую вечность.
«Моя судьба, — подумала она, — ты, наконец, нашла меня. Каждый миг моей жизни вел меня именно сюда. Почему я так боялась, почему так хотела этого избежать? Здесь ведь только радость. Мне больше никогда не придется бояться…»
И вдруг она вспомнила.
Ударная волна чистого ужаса окатила ее.
«О боже, что мы наделали?!» — подумала девушка.
Она отшатнулась так резко, что ему пришлось подхватить ее, чтобы она не упала назад.
— О боже! — сказала она, чувствуя ужас, сметающий все на своем пути. — Господи, Адам, как мы могли? — прошептала она.
Еще мгновение его глаза оставались рассредоточенными, открытыми, но не видящими, будто бы он не мог понять, зачем ей понадобилось разрушать их красивый транс. Но затем она увидела, что к нему приходит осознание, и его серебряно-голубой взор разбился вдребезги. В глазах поселилась необузданная боль.
Все еще в его руках, все еще рядом с ним, Кэсси зарыдала.
Как они могли позволить этому случиться? Как она могла поступить так с Дианой? С Дианой, которая спасла, стала ее другом, доверяла ей. С Дианой, которую она любила.
Адам принадлежал Диане. Кэсси знала, что Диана не мыслит своей жизни без Адама, что все мечты и надежды Дианы включают его. Диана и Адам созданы друг для друга…
Кэсси внезапно вспомнила, каким светом загорелись обеспокоенные зеленые глаза Дианы, как только она увидела Адама; она вспомнила, какой нежностью и сиянием наполнялся Дианин взгляд каждый раз, когда она просто говорила о нем.
Адам все еще любил Диану. Это было ясно, как день. Адам идеализировал Диану: он поклонялся ей с той же чистой, сильной и нерушимой любовью, с какой Диана боготворила его.
Но Кэсси видела, что ее Адам тоже любит. Разве можно любить двоих? Разве можно быть влюбленным в двух людей одновременно? И, что бы она там себе ни говорила, нельзя было отрицать ни стремительную химию, возникшую между ними, ни особенное взаимопонимание на грани взаимопроникновения, ни связь, соединившую их навеки. Так что, видимо, любить двоих возможно.
Но первенство принадлежало Диане.
— Ты все еще любишь ее, — прошептала Кэсси, зачем-то требуя подтверждения сей грустной истины.
Внутри зарождалась горечь.
Адам закрыл глаза.
— Да, — его голос стал резким. — Господи, Кэсси, прости.
— Нет, все хорошо, — сказала она. Она узнала эту горечь — то была боль потери, боль пустоты, и она усиливалась. — Потому что я тоже люблю ее. И не хочу, чтобы она страдала. Поэтому я пообещала себе, что никто из вас никогда не узнает…
— Это моя вина, — промолвил Адам, и она ощутила, как сильно он себя корит. — Мне следовало раньше понять, следовало самому разобраться с моими чувствами. Вместо этого я насильно втянул тебя в историю, которую ты так старательно пыталась предотвратить.
— Ты никуда не втягивал меня, — мягко и искренне сказала Кэсси. Она говорила тихо и спокойно. Все снова встало на свои места, и теперь она знала, что делать. — Будем считать, что ошибка была общей. Но, что было, то было, главное, чтобы это больше не повторилось. Вот над этим нам и нужно поработать.
— Но как? — обреченно спросил рыжеволосый. — Мы можем сколько угодно сожалеть, я могу ненавидеть себя, но если мы снова окажемся наедине, я не знаю, что случится.
— Значит, нам нельзя оставаться наедине. Никогда. И мы не должны сидеть рядом, касаться друг друга и даже позволять себе думать об этом, — она проговаривала все это и не боялась: она чувствовала, что это правильно.
Его глаза опять потемнели.
— Я восхищен твоим самоконтролем, — голос казался ей еще более удрученным.
— Адам, — проговорила она, чувствуя, как потоки нежности заливают все ее существо, когда она просто произносит вслух его имя, — понимаешь, мы должны. Когда ты вернулся во вторник ночью, сразу после моего посвящения, когда я поняла, что вы с Дианой… Той ночью я поклялась, что Диана никогда не будет страдать из-за моих чувств к тебе; я поклялась, что никогда не предам ее. Ты хочешь предать ее?
Стояла такая тишина, что Кэсси слышала, как тяжело он дышит. Она чувствовала, что его разрывает на части. Затем Адам выровнял дыхание и снова прикрыл глаза.
Когда он открыл их, ответ уже не требовался: девушка почувствовала, как его руки освободили ее; как он сел чуть поодаль, и как холодный воздух, ринувшийся в пространство между их телами, наконец, разделил их.
— Нет, — сказал он.
И в голосе появилась новая сила. А на лице — новая решимость. Они снова взглянули друг на друга, но уже не как любовники, а как воины. Как товарищи по оружию, крайне решительно настроенные на достижение некой общей цели. Они подчинили свою страсть и спрятали так глубоко, что никто не смог бы ее найти. Они вышли на новый уровень близости, возможно, даже более сокровенный, чем тот, который обычно устанавливается между встречающимися парнем и девушкой. Что бы ни случилось, чего бы им это ни стоило, они не станут больше обманывать девушку, которую оба любят.
Глядя прямо ей в глаза, он спросил:
— Какую клятву ты принесла той ночью? Ты взяла ее из Книги Теней?
— Нет, — ответила Кэсси и задумалась. — Я не знаю, — заключила она. — Мне казалось, что я сама ее сочинила, но сейчас я думаю, что она является частью чего-то более длинного. Я произнесла: «Ни словом, ни взглядом, ни поступком».
Он кивнул:
— Я читал одну с такими словами. Она старая и сильная. С помощью этой клятвы ты взываешь ко всем четырем Силам, чтобы они стали твоими свидетелями, и, если ты хоть раз нарушишь клятву, они могут подняться против тебя. Готова ли ты снова поклясться? Со мной?
От внезапности вопроса у нее перехватило дыхание. Но, гордая собой, она почти без тени промедления ответила:
— Да.
— Тогда понадобится кровь, — он встал и вынул из заднего кармана нож.
Кэсси удивилась было, а потом подумала, что удивляться нечему: каким бы милым парнем ни казался Адам, он бывал во всяких передрягах.
Без лишних слов он разрезал себе ладонь. Кровь казалась черной в полумраке серебристого света. Затем он протянул нож ей.
Кэсси втянула в себя воздух. Смелость не являлась ее сильной стороной, она ненавидела боль… Но она сжала зубы и приложила лезвие к ладони.
«Просто подумай о боли, которую ты могла бы причинить Диане», — утешила себя она и резким движением двинула нож вперед. Больно, но она не проронила ни звука.
Она посмотрела на Адама.
— Теперь повторяй за мной, — сказал он и поднял ладонь к звездному небу. — Огонь, Воздух, Земля, Вода.
— Огонь, Воздух, Земля, Вода…
— Внимайте и узрите…
— Внимайте и узрите, — несмотря на примитивность обращения, Кэсси почувствовала, что стихии проснулись и прислушиваются.
Ночь внезапно будто ожила от тысяч электрических разрядов, и звезды над головой, казалось, тоже включились и стали светить еще холоднее и ярче. Кожа девушки покрылась мурашками.
Адам повернул руку ребром к земле, и черные капли упали на чахлую траву и холодный песок. Кэсси смотрела как завороженная.
— Я, Адам, клянусь никогда не нарушать доверия, не предавать Диану, — отчеканил он.
— Я, Кэсси, клянусь никогда не нарушать доверия… — прошептала она и посмотрела, как ее собственная кровь стекает по ладони.
— Ни словом, ни взглядом, ни поступком, ни в ясном рассудке, ни во сне, ни разговором, ни молчанием…
Она шепотом повторяла слова.
— …ни на этой земле, ни на любой другой. Если нарушу клятву, то пусть огонь сожжет меня, воздух задушит, земля поглотит, а вода покроет мою могилу.
Она повторила все в точности. Как только она произнесла последние слова «и вода покроет мою могилу», послышался едва уловимый треск, будто что-то зашевелилось. Будто бы пространственно-временное покрывало разорвалось на какое-то мгновение, а теперь опять сходится. Затаив дыхание, Кэсси еще раз прислушалась.
Затем взглянула на Адама.
— Все кончилось, — прошептала она, имея в виду не только клятву.
Его глаза светились темнотой, окаймленной серебром.
— Все кончилось, — подтвердил он, протягивая ей свою окровавленную ладонь.
После секундного замешательства она пожала его руку. И почувствовала, или ей только почудилось, что, падая на землю, их кровь смешивается. Символизируя то, что никогда не случится.
Затем, медленно, он отпустил ее.
— Ты отдашь розу Диане? — спросила она спокойно.
Он достал из кармана кусок халцедона и подержал его на все еще мокрой от крови ладони.
— Я отдам ей кристалл.
Кэсси кивнула. Она не могла сказать ему того, что подразумевала, а именно, что камню место там же, где и Адаму, — рядом с Дианой.
— Спокойной ночи, Адам, — вместо этого мягко сказала она.
Она посмотрела, как он стоит на краю обрыва, а за спиной его раскинулось звездное небо. Затем развернулась и пошла в направлении светящихся окон бабушкиного дома. И на этот раз он не окликнул ее.
— Ах да, — сказала бабушка Кэсси, — я нашла это утром в прихожей. Наверное, кто-то просунул сквозь почтовую щель, — и протянула Кэсси конверт.
Они завтракали, а в окно светило радостное воскресное солнце. Кэсси поразилась, насколько все хорошо и спокойно.
Но одного взгляда на конверт хватило, чтобы разрушить идиллию. На нем крупным, размашистым почерком было написано ее имя. Естественно, красными чернилами.
Ожидая, пока хлопья напитаются молоком, героиня разорвала конверт и уставилась на записку. И вот что она прочитала:
«Кэсси,
видишь, на этот раз я использую свое собственное имя. Приходи ко мне домой (номер шесть) сегодня в любое время. Я хочу обсудить с тобой кое-что очень необычное. Поверь, это твой шанс.
Люблю, целую,
P . S . He говори никому из Клуба, что встречаешься со мной. Поймешь сама, когда придешь».
Нельзя сказать, что Кэсси не всполошилась. Естественно, первым делом она решила позвонить Диане, но потом подумала, что если та не спала всю ночь, очищая череп, то, наверное, жутко измотана, и нечего ей в таком состоянии общаться с Фэй.
«Ладно, я не буду ее беспокоить, — мрачно подумала Кэсси, — сама пойду и посмотрю, что затеяла Фэй. Наверняка что-то, связанное с церемонией. А может, она хочет созвать голосование».
На фоне прочих развалюх Вороньей Слободки дом Фэй смотрелся очень изящно. Кэсси впустила домработница, и девушка вспомнила слова Дианы о том, что мать Фэй умерла. Здесь жило много неполных семей.
Спальня Фэй выглядела как комната богатой девчонки: беспроводной телефон, комп, телик и видик, куча CD дисков. Ее украшал орнамент из гигантских сочных раскидистых цветов; даже кровать и мягкие подушки были покрыты тканью, расшитой цветами. Дожидаясь появления Фэй, Кэсси присела на диван у окна. На тумбочке стояли незажженные красные свечи.
Внезапно плед на кровати зашевелился, и из-под него высунулась мордочка маленького рыжего котенка. За ним тут же появился точно такой же, но серый.
— Ой, какая прелесть, — несмотря на специфику ситуации, Кэсси пришла в полный восторг от котят.
Она никогда бы не подумала, что Фэй кошатница. Девушка сидела спокойно, не дергаясь, поэтому крохотные создания бесстрашно вылезли из-под пледа. Забравшись на Кэссин диванчик, они стали ходить по нему, мурлыча, как маленькие моторные лодки.
Кэсси хихикнула и даже пискнула от счастья, когда один из котят храбро вскарабкался по ее свитеру и непрочно устроился на плече. Котята были обворожительные: рыжий — пушистый и всклокоченный, а серый — гладенький и опрятный. Когда они исследовали Кэсси, их малюсенькие коготочки покалывали ее кожу, как иголочки. Рыжий забрался ей на голову, слепой мордашкой уткнулся в ухо, и она снова засмеялась.
Он пытался добыть мамино молочко, обнимая ее своими крохотными лапками за шею; девушка чувствовала, как посапывает холодный носик звереныша. Серый пытался проделать то же самое с другой стороны. «Ой, какие миленькие, какие маленькие…»
— Аи! — запричитала она. — Ой-ой-ой — не делай так! Слезь! Слезь ты!
Она потянула за маленькие тельца, пытаясь отодрать их от себя. Они запутались в ее волосах и повисли, цепляясь когтями… и зубами. Когда Кэсси, наконец, удалось от них освободиться, она чуть не бросила их на пол. Затем ее руки взметнулись к шее.
Пальцы нащупали что-то мокрое: она в шоке уставилась на капли крови.
Они укусили ее, маленькие монстры. А теперь они сидели на полу и сосредоточенно слизывали кровь с когтей. Кэсси охватило отвращение.
Фэй, незаметно вошедшая в комнату и наблюдавшая за сценой, ухмыльнулась.
— Может, в кошачьем корме недостаточно витаминов и минералов, — предположила она.
Этим утром она выглядела ошеломляюще красиво: ее спутанные чернющие волосы еще не высохли и струились вниз каскадами натуральных крупных локонов, влажная кожа блестела на фоне бордового халата.
«Ох, не нужно было приходить», — подумала Кэсси, чувствуя приближение безотчетного страха.
Но Фэй не посмеет навредить ей сейчас: узнает Диана, узнает Круг. Должна же Фэй понимать, что ей это так просто не сойдет.
Фэй уселась на кровать.
— Ну, как тебе понравилась церемония прошлой ночью? — обыденным тоном спросила она.
Ну вот, она так и знала.
— Все шло хорошо, пока не произошла какая-то фигня, — ответила Кэсси и снова взглянула на Фэй.
Та засмеялась глубоким, ленивым смехом.
— Да, Кэсси. Ты мне нравишься. Действительно нравишься. Я сразу заметила в тебе нечто особенное.
Я знаю, что мы не очень-то хорошо начали, но, думаю, все изменится. Сдается мне, мы станем добрыми друзьями.
Кэсси на мгновение потеряла дар речи. Затем выдавила:
— Вот уж не думаю, Фэй.
— Зато я так думаю, Кэсси. И важно именно это.
— Фэй… — Почему-то после прошлой ночи Кэсси обнаружила в себе смелость говорить в лицо такие вещи, которые до этого не смела и вымолвить. — Фэй, я не думаю, что у нас с тобой много общего. Я даже не уверена, что хочу с тобой дружить.
Фэй только улыбнулась.
— А жаль, — сказала она. — Потому что, видишь ли, мне кое-что известно. И, по-моему, это тот секрет, который ты хотела бы разделить только с очень близким другом.
Земля ушла у Кэсси из-под ног.
Только не это… откуда ей знать… только не это… Кэсси трепетала от испуга, но сомнений, увы, не оставалось. Она уставилась на старшую девушку, чувствуя, что вот-вот превратится в соляной столб.
— Видишь ли, — продолжила Фэй, — у меня полно всяких друзей. Они рассказывают мне много интересного о том, что видят и слышат в округе. И знаешь что? Прошлой ночью один из этих друзей заметил кое-что на утесе.
Кэсси сидела, почти ослепнув от потрясения.
— Он увидел двух людей на утесе рядом с домом номер двенадцать. И эти двое… ну, скажем так, они очень-очень сблизились. Произошла довольно горячая сцена, насколько я слышала.
Кэсси попыталась заговорить, но не смогла вымолвить ни слова.
— И ты ни за что не поверишь, кто были эти двое! Я сама бы этому не поверила, если бы не вспомнила стих, который однажды прочитала. Как же он звучал? Лежу ночами, думаю о нем…