Не то чтобы Ян не верил в арлегов, ведь им до сих пор поклонялась вся Даария, или не знал о существовании других рас, так как в столице Венейи, Равене, он несколько раз видел остроухих жителей Троары и высоких, мощных обитателей Та-Кеми, да и купцы часто хвастали тем, что удалось им побывать то в землях холодных аркольнских, то на просторах дрожащих ингардских, но все равно большинство историй «Сказания…» он считал выдумкой.
Ассея – страна воинов и магов, которые вот уже несколько тысячелетий вели беспрерывную войну с Рассенами, но, если бы она действительно существовала, если бы, и правда, защищали их мирную жизнь воины долгоживущие, то кто-то же должен был хотя бы раз их увидеть, кто-то же должен был знать, где находится эта самая Ассея. Но никто не видел и никто не знал, ибо горы скалистые, которыми заканчивались земли Святорусов, и были краем мира, за которым начинались чертоги небесные. Ни один купец, ни один воин, ни один человек даарский не смог преодолеть эти горы, плутая по извилистым тропам и все равно выходя к тому месту, из которого он начал свой путь, так что легенды об ассасинах, скорее всего, действительно были просто легендами. В детстве Ян часто спрашивал своего папу-омегу, Завира, о том, существуют ли сыны арлега Ассы на самом деле, ведь тогда он ещё верил, что, да, существуют, но папа лишь улыбался и трепал его по волосам, говоря, что всякому знанию приходит свое время, и с годами Ян перестал верить в защитников их мирной жизни, точно так же как и в демонов Рассенов, которые питаются кровью, плотью и душами человеческими.
- Юный господин, - постучавшись, в комнату вошел светловолосый мужчина среднего возраста, сразу же поклонившись, - экипаж будет готов через 15 минут.
- Да, Шан. Спасибо, - мужчина ушел, а Ян лишь вздохнул, понимая, что день, точнее вечер, сегодня будет очень длинным.
Встав с постели, Ян подошел к шкафу, в котором уже висел полностью приготовленный для сегодняшнего приема костюм. Он ненавидел эти приемы, по крайней мере, с некоторых пор, хотя, ещё несколько месяцев назад, все было совершенно наоборот.
Каждый омега, коим и являлся Ян Риверс, проводя год за годом в Семинарии, мечтает только об одном – выход в свет: королевские балы, светские приемы, выездные прогулки и так далее, - ведь это шанс, шанс для каждого омеги найти себе мужа. Обычно, первый выход воспитанников Семинарии в свет происходил после 16-летия, когда девушки и юноши начинали созревать как омеги с уникальным запахом, и к 18 годам каждый омега уже был помолвлен, а по окончанию Семинарии отдан в дом своего мужа. Ян тоже начал посещать эти приемы, которые на самом деле были лишь смотринами потенциальных младших мужей и будущих жен, с 16 лет, но 18 ему исполнилось ещё несколько месяцев назад, а он даже ещё не был помолвлен, что более чем омрачало и его папу-омегу Завира, и отца-альфу Олдвина, так как с каждым днем шансы выбрать себе старшего мужа самостоятельно были все ниже.
Его отец, Олдвин Риверс, был альфой среднего достатка без именитой родословной, но все же, работая в Магистрате, он смог достичь многого и, естественно, надеялся, что пусть не он, а хотя бы его наследник, но все-таки получит титул лорда. Но Олдвину Риверсу было уже за 50, а наследника у него все ещё не было. Нет, в семье Риверсов были дети, четверо, но все они были омегами, которые, по законам Венейи, не могли унаследовать фамилию и статус своего отца-альфы. Старшая дочь Олдвина, Агата, уже была замужем и у неё были свои дети, но эти дети принадлежали семье её мужа и, естественно, быть продолжателями рода Риверсов не могли. Близняшкам Лили и Мари было по 15, они были очень красивыми и энергичными, хотя Олдвин все же чаще всего называл их ветреными хохотушками, у которых в голове только новые платья да предстоящий выход в свет, после которого девочки найдут себе мужей и тоже уйдут в другую семью. Лаура Риверс, жена Олдвина, была ещё молодой женщиной 45 лет, но после рождения близняшек арлеги так и не даровали ей сына-альфу, которого женщина очень желала, и который был так необходим их семье. Сам Ян был единственным ребёнком у своего папы-омеги Завира, который был младшим мужем Олдвина Риверса, но, даже если бы он и был альфой, ситуация не изменилась бы потому, что дети-альфы от младших мужей не могли наследовать имения и титулы своих отцов, а вершиной их существования был высокий чин в королевской армии Венейи, за счет которых она, собственно, и пополнялась. Поэтому-то Олдвин Риверс, задумываясь о своем наследии, и желал, чтобы его единственный сын поскорее нашел себе старшего супруга с хорошей родословной, которому можно бы было передать часть своих владений.
Но, как говорилось ранее, у юного омеги пока что не было даже жениха, что и омрачало Риверса старшего. Но разве в этом виноват он, Ян? Возможно, частично, ведь он уже отверг несколько брачных предложений, но и сами альфы не очень-то стремились заполучить его себе в младшие мужья, а виной всем был запах. Запах – это особенность всех альф и омег Даари, ведь святорусы-беты запахом не обладали, да и деления на альф и омег у них не было, только на мужчин и женщин, чему Ян в какой-то мере и завидовал. Мужчины-альфы пахли терпко, от них веяло мужеством и силой, они были умны, высоки и привлекательны, омеги же, как женщины, так и мужчины, пахли сладко, их запах должен был очаровывать альф и вызывать у них желание, но у Яна все было наоборот. Он пах свежестью, по крайней мере, так говорили все его ухажеры, сравнивая запах юного омеги с букетом первых весенних цветов или с ароматом хвойного леса, что и было главной проблемой парня. Омега должен сладко пахнуть для своего старшего мужа – так говорили их учителя в Семинарии, открыто косясь на Яна или демонстративно воротя от него нос, частенько перешептываясь о том, что мальчик дефектный, и пророча ему нелегкую судьбу, что, впрочем, оказалось истиной.
Надев мягкие узкие штаны темно-синего цвета и высокие сапоги, Ян взял белоснежную рубашку и подошел к зеркалу. Телом он был неплох, довольно неплох: рост, как и у всех омег, невысокий, лицо правильной округлой формы, губы слегка полноватые, чувственные, кожа светлая и без изъянов, брови темные, изогнутые, аккуратный нос, телосложение худощавое, плечи и бедра узкие, ноги стройные, - но все-таки даже в его, казалось, обыденной внешности было кое-что странное. Радужка его глаз имела пронзительно-синий цвет. Да, именно так, не голубой, не лазурный и даже не бирюзовый, а, как говорил его папа-омега, васильковый, сам же Ян сравнивал цвет своих глаз с потемневшим перед грозой небом. Но, пожалуй, с глазами все было понятно, ведь у его папы-омеги глаза тоже были голубыми, не такими, правда, насыщенными в своем цвете, но все же, а вот волосы… волосы были и его достоинством, и проклятием.
Большинство омег предпочитали отращивать волосы, и чем длиннее, тем лучше, после заплетая их в косы или подбирая заколками. У его папы-омеги тоже были длинные волосы, до поясницы, но он почти всегда носил их распущенными, редко, выходя в свет, подбирая их в высокую прическу, как символ принадлежности альфе, а вот у самого Яна они были коротким, по крайней мере, по сравнению с остальными. Его волосы едва касались плеч и то, уже начали завиваться на концах в крупные кольца, из-за чего, собственно, Риверс младший и не отращивал их дальше, чтобы иметь с ними поменьше проблем. Но вьющиеся волосы – это ещё полбеды, ведь существовало много способов их выпрямить, от горячих щипцов до специальных травянистых настоек, а вот их цвет – цвет был просто огромной проблемой. Он был рыжим. Нет, не так. Он был ярко-рыжим с темными корнями и более светлыми кончиками, и это вновь было странно и вызывало много неприятных шепотов за спиной, а все потому, что именно цветом волос он и отличался от остальных членов своей семьи.
Олдвин Риверс был шатеном, виски которого уже посеребрила первая седина, а у его папы-омеги волосы были светло-русые, длинные, ровные и блестящие, и, почему Ян родился рыжим, понять никто не мог. Завир часто добродушно посмеивался над надутыми щечками своего единственного сына и говорил, что в нем просто смешалась кровь, при этом вновь трепля его по волосам и называя маленьким огоньком. Да, только папа-омега называл его не рыжим, а именно огненным, что в какой-то мере облегчало негодования юного омеги по поводу своего иначия.
Завязав темный шейный платок, Ян нахмурился и провел пальцами по своей шее, содрогнувшись: возможно, уже завтра на ней будет «красоваться» ошейник младшего мужа. Юноша считал этот обычай унизительным, ведь арлеги создали их равными перед своим священным ликом, но в Даарии даже женщины-омеги имели больше прав, чем мужчины-омеги. Женщины-омеги после замужества могли обучаться и даже работать, их свобода ограничивалась в меньшей строгости, а правила поведения были не так жестки, к тому же, в семье, которая по обычаю состояла из старшего мужа-альфы, жены-омеги и младшего мужа-омеги, жена всегда стояла выше младшего мужа. И хотя в их семье Лаура очень хорошо относилась к Завиру, никогда не показывала ни свою ревность, ни зависть, ни злость, но все же Ян прекрасно знал, что в других семьях жены часто издеваются над младшими мужьями, порой уродуя их или калеча, за что, естественно, их никто не наказывал, да и ошейник был прерогативой только мужчин-омег.
Хотя, ошейник – это, пожалуй, грубо сказано, всего лишь бархатная лента с изображением того дома, который представлял старший муж, и которая свидетельствовала о принадлежности омеги альфе, но Ян-то знал, что эта безобидная лента очень часто превращалась в настоящий ошейник с кольцом, с помощью которого старший муж мог приковать младшего, как зверушку, и ношение которого было символом того, что омега в чем-то провинился либо перед супругом, либо перед его женой. Это были нечеловеческие порядки – так считал Ян, ведь в его семье он ни разу не видел на папе такой ошейник, да он и ленту видел на омеге только тогда, когда Завир покидал дом, а так, живя на своей, омежьей, половине, мужчина никогда не надевал ленту, в чем ни Олдвин, ни Лаура его не упрекали. Ян считал, что отец, должно быть, очень любит папу, раз позволяет ему такую вольность, хотя за всю свою сознательную жизнь он ни разу не видел, чтобы Олдвин утром покидал комнаты младшего мужа, на что Завир, внемля любопытству своего сына, вновь отвечал загадкой, мол, глазами можно узреть многое, но не все. У него был умный папа-омега, можно даже сказать, мудрый, а его внешность могла свидетельствовать о том, что, возможно, у него в роду были рутты-маги Южной Троары, на вопрос о чем Завир Риверс вновь лишь таинственно улыбался.
Надев темно-синий камзол, Ян ещё раз пристально осмотрел себя в зеркале и спешно отвернулся, вновь начиная закипать от осознания своей неказистости. Но, как бы там ни было, пора уже было спускаться вниз, потому что ехать до замка монарха, в котором сегодня и проходил прием, было не близко, а опаздывать на такое событие было просто недопустимо.
Юноша спустился на первый этаж и тут же был окружен своими сестрами-близняшками, которые, хохоча, закружили вокруг него, держась за руки. Ян любил этих неугомонных омежек, а они любили его, и Риверс с досадой понимал, что именно их смеха и улыбок ему будет очень не хватать в замужестве, точно так же как и папы-омеги, которого, скорее всего, он больше не увидит, разве что с разрешения старшего мужа.
- Ян?! А, Ян?! – Лили, шурша пышными юбками кремового платья, закружилась вокруг него волчком. – Ты волнуешься?
- Нет, если честно, - с легкой улыбкой ответил омега, наблюдая за своими озорными сестрицами, одетыми в одинаковые платья, что, впрочем, никогда не мешало юноше их отличать.
- Но как же?! – удивилась Мари, резко остановившись, от чего её длинные каштановые волосы густой массой рассыпались по плечам. – Ты же увидишь самого монарха! Говорят, для своего возраста он очень красив, к тому же вдовец.
- Да видел я уже его, - Ян буднично пожал плечами. – Альфа как альфа, разве что более статный, чем другие.
- Мари, - близняшка осудительно посмотрела на свою сестру, - зачем Яну этот старый альфа, пусть он и монарх, а вот его старший сын, - Лили сложила ладошки и прижала их к груди, благоговейно добавляя. – Его Высочество Даар де’ Грей – очень красив, и у него, Ян, - омега пристально взглянула на брата, - ни жены, ни младшего мужа.
- Говоришь так, будто ты, и правда, видела Его Высочество, - фыркнула Мари и демонстративно отвернулась от сестры.
- А вот и видела, - Лили уперла руки в бока и грозно посмотрела на сестру, - когда мы с мамой ходили на рынок.
- Пф, - не уступала сестре Мари, развернувшись к ней и тоже уперев руки в бока. – Что Его Высочество мог делать на рынке? Наверняка, это был просто какой-то знатный альфа, так что никого ты не видела.
- А вот и видела! – не унималась Лили, напирая на сестру.
- Не видела, - отрезал Мари.
- Видела!
- Нет!
Ян, отступив на шаг, только улыбнулся: близняшки часто ссорились, но сразу же мирились, да и их ссоры скорее напоминал детскую игру, хотя, по сути, в свои 15 и Лили, и Мари все ещё были детьми, по которым он будет очень скучать.
- Ян! – громкий оклик заставил юношу обернуться и сразу же поклониться, даже близняшки прекратили свой спор и умолкли, так как к ним приближался их отец-альфа.
Олдвин Риверс был высок и широк в плечах, впрочем, как и все альфы. В 20 он начал свою карьеру обычным писарем при Магистрате, что его родители, естественно, не одобрили, ведь альфа создан для более мужественных и ответственных дел, но Олдвин Риверс был упорен и настырен и в 43 года стал одним из 13 судьей сеймской Избы, занимая этот пост и по сегодняшний день, в связи с чем и надеялся на получение титула лорда.
- Ян, - подойдя вплотную, Олдвин положил обе руки на плечи своему сыну, - ты же понимаешь, как важен этот прием?
- Да, отец, - омега покорно опустил голову, действительно понимая, что этот прием не просто важен, в его случае он – судьбоносный.
- Прошу, - карие глаза альфы смотрела на юношу требовательно, но в то же время с неким снисхождением и толикой любви, - постарайся сегодня все-таки понравиться альфам и не отвергай их предложения сразу же. Если не уверен, скажи, что подумаешь, а после, когда вернешься домой, мы обсудим кандидатуры и выберем тебе самого достойного старшего мужа.
- Хорошо, отец, - Ян понимал, что отец-альфа более чем прав, и что, вновь заартачившись, он подводит именно его, но и переступить себя, согласившись на брак с альфой, который ему не нравился, омега тоже не мог, хотя и решил постараться.
- Ступай, Ян, - Олдвин отошел на несколько шагов и очертил вокруг сына круг, перечеркнув его витиеватой линией. – Да пребудет с тобой благословение арлегов.
Юноша, и правда, собирался покинуть дом, улыбнувшись притихшим близняшкам, но тут его со спины обняли такие родные руки, что Ян невольно прильнул к теплу, которое всегда исходило от его второго родителя.
- Сынок, - прошептал на ухо омеге Завир, сложив руки у того на груди крест-накрест, - слушай свое сердце и помни: только оно способно почувствовать того, кто предназначен тебе Великой Матерью.
Кивнув, Ян отстранился и, не оборачиваясь, вышел из дома, прекрасно понимая, что то, что сказал ему папа, не для чужих ушей, даже не для отца. Культ Великой Матери, богини природы и её стихий, был запрещен в Даарии ещё много веков назад как таков, что противоречит пантеону арлегов, а все храмы Природы и жрецы Матери были уничтожены и искоренены. Ян никогда не расспрашивал папу о том, почему тот просит защиты именно у Великой Матери и возносит похвалу лишь некоторым арлегам, но не потому, что ему было не интересно, а потому, что знал, что Завир все равно не ответит прямо, ведь, как говорил старший омега, каждому знанию – свое время.
Ян вышел во двор, где его уже ждал открытый экипаж, запряженный двойкой вороных. Лето только вступило в свои права, но даже вечером уже было душно, а днем огненный диск Деи раскалял землю так, что приходилось на несколько часов прятаться в доме и пережидать жару. Поправив воротник-стойку, который тут же неприятно начал тереть влажную кожу шеи, Ян сел в экипаж и, выдохнув, собрался.
- Едем, Шан, - негромко сказал юноша, откидываясь на спинку кресла и пытаясь ощутить хотя бы тень прохлады вечера.
- Слушаюсь, юный господин, - бета, обернувшись, улыбнулся, а после, хлестнув вожжами и прикрикнув, умело направил экипаж по мощенной камнями дорожке, покидая территорию дома Риверсов.