Правда, порой отец все же вспоминал о моей половой принадлежности. Например, когда я начала курить, как и все мои приятели по гаражам. Мы удачно стянули пачку дешевого курева в местной забегаловке и удобно устроились на деревянных ящиках в любимой подворотне. Ничто не предвещало беды, и наши битые тринадцатилетние задницы не ныли, предчувствуя папин ремень. Но, увы, так и вышло. Отец орал так, что я чуть не оглохла, задал трепку не только мне, но и всем, кого успел поймать, а потом долго и нудно рассказывал, что я девочка, а значит, должна вести себя подобающе. Под конец этой тирады я так устала быть девочкой, что заснула.
Обычно на утро папа забывал все наши разногласия, и мы привычно отправлялись в гараж – чинить и разбирать новую машину, но на этот раз отцовский гнев затянулся.
– Ирис, надо поговорить, – сообщил он, стоило мне выползти из своей коморки под крышей гаража. Большой Бук сидел на табурете, что когда-то сам сколотил, и я вдруг поняла, что отец выглядит уставшим. А еще он отводил глаза, и тогда я впервые ощутила дрожь страха. Потом это чувство станет привычным…
– Ирис, ты взрослеешь, – сглотнув, начал папа. – Знаешь, я никогда не говорил тебе о… чувствах. Понимаешь, я не большой мастак говорить о них, – он задумчиво поскреб лохматый затылок. – Но думаю, время пришло…
– Пап, если ты о сексе, то я уже все прочитала в интернете, – буркнула я с невозмутимой уверенностью тринадцатилетнего подростка. – Мне это не интересно, к тому же, на мой взгляд – гадко!
Я направилась к чайнику, заклеенному скотчем, а папа за спиной хрюкнул и закашлялся.
– Э-э, мда. Вообще-то я имел в виду нечто другое. Первую влюбленность и все такое… Кажется, возраст у тебя подходящий.
– Любовь? – я деловито насыпала в кружку заварку и сахар. – Это даже хуже секса. Не переживай, я решила, что это все не для меня!
– Боже, кого я воспитал? – сокрушенно пробормотал Большой Бук. – Я думал, у меня еще полно времени… Ты так быстро выросла, Ирис. Думаю, надо купить тебе платья.
С логическим мышлением у папы всегда было не очень.
С того дня отец изменился, словно вознамерился за месяц вернуть меня на путь истинный. То есть туда, где ходят нормальные девочки. На эту странную тропинку, где растут цветочки и бродят единороги. У меня появились платья, туфли и даже заколки. Мне запретили копаться в моторах и дружить с местной шпаной. И даже стричь волосы. Большой Бук всерьез вознамерился сотворить чудо и превратить одного тощего подростка непонятной половой принадлежности в барышню. Подросток, то есть я, превращаться категорически не желал, цветочки яростно вытаптывал, а единорогов посылал ко всем чертям. Я была буйной, неуправляемой и яростно сопротивляющейся изменениям в своей привычной и хорошей жизни. Если задуматься, то я просто была дочерью своего отца и во всем ему подражала.
К тому же, я искренне не понимала, почему не могу по-прежнему носиться с ребятами, драться с ними и ночевать у приятелей, если лень идти домой. Я не могла объяснить, что стану посмешищем, если надену то розовое шелковое недоразумение, что папа считает одеждой. Наша с ним битва затянулась и привела к тому, что мне запретили выходить из дома.
Я обижалась и злилась, но отец был настроен серьезно.
В ту ночь я просто сбежала, решив доказать, что я не только взрослая, но и совсем не девчонка.
Я вылезла из окна, проникла в гараж, вывела отцовский байк, оседлала его и понеслась в сторону реки. Я ускорялась, лелея мысли о том, как испуганный отец больше никогда-никогда не станет мне ничего запрещать. В тот день шел дождь, что неудивительно для нашего сырого города. Мне было тринадцать, байк был тяжелым, и в нем оказались сломанными тормоза. Увы, это я обнаружила, когда попыталась ими воспользоваться.
Что произошло дальше, я не поняла. Байк пошел юзом, я заорала, пытаясь увести мотоцикл от огней встречных автомобилей и понимая, что меня неудержимо выносит прямо под их колеса…
А потом вспышка, короткий полет и я – кубарем слетающая с байка в какие-то заросли.
Когда я поднялась, ругаясь совсем как папины приятели, перепившие горячительного, то с размаха снова шмякнулась на задницу. Потому что привычная мне картина мира сменилась на что-то совершенно иное. Яркое, цветное, неизвестное и пугающее.
Тот первый день в Энфирии я провела незабываемо.
А когда вернулась, у дома мигали огни скорой и полицейской машин. В доме толпился народ, и все они принялись орать, стоило мне появиться. На вопрос: где была, я могла только мычать, понимая, что говорить о городе папоротников и странных существ – не стоит. Иначе я стану не просто девчонкой, но и девчонкой помешанной.
Что и говорить, день оказался богатым на события. Вечером, когда мы остались одни, отец протянул мне широкий кожаный браслет и запечатанное письмо.
– Это написала твоя мать, – он отвернулся к окну. – Сказала отдать, если однажды ты увидишь нечто необычное… Я не знаю, где ты была сегодня, Ирис, но думаю, письмо должно быть у тебя. Лучше позаботиться об этом прямо сейчас…
Из письма я многое узнала о том, кто я. О пожирателях, линкхах, Энфирии и куче того, что можно счесть бредом сумасшедшей, что оставила своего ребенка в роддоме. Возможно, я так и решила бы, не прогуляйся сегодня в этот мир.
Моя мать была пожирательницей, и сегодня во мне все-таки пробудился ее ген, спасший мне жизнь.
И еще в тот день я узнала, что отец болен.
…Пожала плечами, сбрасывая воспоминания. Прежде чем покинуть Химеру, мне надо было навестить еще одно существо.
Малюсенькая комнатка на пятом этаже была местом, где я иногда отдыхала и работала. Она располагалась достаточно далеко от кабинета Мастера, хотя это и было иллюзией. Химера изменчива, но полностью подчинена своему хозяину, впрочем, как и он ей. Химера выбирает Мастера и хранит его весь срок службы Гильдии. Поговаривали, что Мастер – бессмертен и его невозможно ранить… Не знаю, насколько эти слухи лишь слухи, но что было очевидно: если Эр хотел, то здание выстраивало новые коридоры, возводило лестницы и открывало двери. Туда, куда хозяин желал. Он мог выйти в своем кабинете, а войти в любое помещение Химеры. В том числе и в мою комнату. Для Мастера не существовало замков, потому что дверь могла появиться в любом месте. На стене, окне, потолке… Я узнала это случайно, в ту ночь, когда Эр пришел ко мне впервые. Тогда я просто сидела за столом, решая задачу из сотни неизвестных в очередном своем задании. И в центре пола, там, где темнели старые доски, просто появилась дыра. Я вскочила, сжала кулаки и охнула, увидев Эра, поднимающегося из этого провала.
– Там ступеньки? – слабым голосом спросила я, не придумав ничего лучше.
Мастер медленно окинул взглядом помещение. Так же медленно перевел взгляд на меня.
– Здесь что, даже дивана нет? – спросил он.
Я покачала головой.
– А где ты спишь?
– В кресле, – дрогнув, прошептала я, глядя на него во все глаза. Мастер улыбнулся.
– Думаю, кресло – это совсем не то, Ириска… Идем.
Он протянул мне руку, и я вложила в его ладонь свою, даже не спросив, куда он меня ведет.
Любовь начисто отшибает мозги, это еще одно ее поганое свойство. Пожалуй, я могла бы написать целый трактат по выявлению признаков любви. И потеря разума шла бы там одним из первых пунктов с грифом «Внимание, ваша жизнь находится в серьезной опасности! Если вы заметили, что начали превращаться в идиотку, велика вероятность, что вы влюбились! Срочно примите меры!»
О да, это было бы веселенькое чтиво, я думаю.
К счастью, мою комнатку Мастер раз и навсегда счел недостойной, так что это помещение не было связано в моих мыслях с ним. Здесь я могла отдыхать, работать и общаться с Вишней. Иногда Вишня становилась Вишем, просто потому что я до сих пор не идентифицировала пол этого создания. Я даже не знала, к какому виду его отнести.
– Привет, Вишня, – сказала я, подняв голову.
Несмотря на тесноту, потолок в моей коморке высокий, около четырех метров. Наверху сходятся паутиной несколько темных балок, за ними и вовсе пустота. Оттуда и свалился однажды маленький черный комочек – ушастый, крылатый и слепой. Это был детеныш летучей мыши с ушами больше головы – беспомощный и жутковатый. Первые дни я кормила его из пипетки.
– Эй, ты здесь? – окликнула я, потому что друг не отозвался. И в ту же минуту крылатое черное и кошмарное упало сверху, вцепившись в мои волосы.
– Но-но, – рассмеялась я, доставая Вишню из прядей. – Мне они еще пригодятся. Как твои дела?
Мышь, конечно, не ответила, перелетела на стол, заваленный всякой всячиной, и перетекла в иную форму. Меня этот процесс всегда изумлял, а поначалу и вовсе вгонял в ступор. Маленькая летучая мышь исчезла, на ее месте теперь сидел черный кот, поглядывая на меня темными вишневыми глазами. И тут же принялся деловито умываться, начищая блестящие усы.
– Вижу, все в порядке, – рассмеялась я, потянувшись к своим запискам. Надо бы их разобрать…
– Пфффр…
Виш прыгнул со стола мне на руки, потерся треугольной мордой с огромными ушами. Даже в образе кота это создание было похожим на летучую мышь. Шерсти нет, лишь черная бархатная шкура в складочку, крысиный хвост, огромные уши и потусторонние вишневые глаза. Я на полном серьезе размышляла о том, что мой друг с другой планеты. Впрочем, это почти правда. Он просто из Энфирии.
Я рассеянно погладила горячую шкурку, почесала за ухом. Питомец издал странный утробный звук, показывая, что процесс ему нравится. В этом Виш был похож на обычного домашнего мурлыку.
– Милый, тебе давно пора научиться мурчать, – засмеялась я. Виш ответил мне недоуменным взглядом. – Мурчать. Издавать звуки, понимаешь? Так делают кошки в Терре. Это значит, что им приятно!
Виш просвистел что-то канарейкой.
– Пффр-фьють!
– Нет-нет, – расхохоталась я. – Мурлыкать! А ты поешь, словно птичка!
Виш спрыгнул с моих рук и взлетел снова летучей мышью. Завис вниз головой на карнизе и засвистел.
– Ты безнадежен, – постановила я. Вишня возмущенно заклекотала, и я махнула рукой. – Ладно-ладно, не сердись. Даже без мурчания ты остаешься лучшим котом на свете. Тем более что ты вовсе не кот!
Загадка этого создания волновала меня первый год, когда я пыталась выяснить, чем Вишню кормить и к какому виду он/она относится. Определить это я так и не смогла, а опытным путем разобралась, что Виш прожорлив и лопает все: от травы до засохшей колбасы, упавшей с моего бутерброда.
С голоду это существо точно не умрет, а вот чем оно являлось… я перестала искать. Вишня такое же порождение Химеры, как и появляющиеся ниоткуда комнаты и коридоры, ведущие в никуда. В этом здании было слишком много магии, и обычное превращалось черт те во что. По крайне мере, Вишня оказалась полезным питомцем. Да что там! Уже многие годы я считала это существо своим единственным настоящим другом.
Я достала из кармана банку печеночного паштета, который Виш обожал, открыла и пристроила возле ободранной кушетки. Летучая мышь свалилась с перекладины, и к угощению метнулся уже снова ушастый кот. Урча, он обхватил банку лапами и сунул внутрь треугольную морду.
– Обжора, – хмыкнула я, собирая свои бумажки и запихивая их в рюкзак. – Мне надо идти, Вишня, меня ждет одно очень неприятное дельце. Надеюсь, оно не затянется надолго. А ты не жри банку, она металлическая, и у тебя будет несварение желудка.
Виш проурчал что-то в ответ и откусил кусочек алюминиевой крышки, я рассмеялась. У этого создания, кем бы оно ни являлось, похоже, не было желудка.
ГЛАВА 6
…Байк послушно дожидался меня в закутке под навесом. Я выкинула из головы мысли о прошлом и покинула здание Гильдии. В Энфирии уже господствовали сумерки, мне пришлось задержаться по поручению Мастера. За день я так набегалась, что кружилась голова, и хотелось лишь растянуться на постели и уснуть. Несколько перекусов на бегу оставили внутри ощущение тяжести и недовольства.
Хвала Извечному, дождь прекратился, и город залило привычное солнце. Попрятавшиеся бутоны и сникшие папоротники снова раскрылись и потянулись к светилу, деловитые пальцееды побежали по мостовым, ловя глупых бабочек, а над проспектами полетели полночники. Я погладила бензобак своего железного коня, заботливо осмотрела. Мотоцикл давно стал моим верным другом. Так что необходимость оставлять его в Терре возле дома линкха меня изрядно нервировала. В Энфирии мало кто покусится на железо, а вот среди людей желающие найдутся!
Я помрачнела, вспомнив о том, куда направляюсь. А ведь за всеми этими делами чуть не забыла, что теперь живу у Скрифа!
Его имя отозвалось внутри тревожным ожиданием. И на байк я усаживалась, скрипя зубами.
В Терре шел мокрый дождь со снегом, что совсем не способствовало поднятию моего настроения! К серой башне я приехала уже изрядно злая, продрогшая и чертовски голодная. Поставила мотоцикл у двери и яростно вдавила кнопку звонка. Если этого белобрысого еще и дома нет…
– Входи, – отозвался динамик голосом Скрифа. – Кстати, можешь, поставить свою железяку на подземную парковку. Въезд с другой стороны.
Я процедила благодарность и с облегчением пошла искать тот самый въезд. Серые ворота почти сливались со стеной, но стоило мне приблизиться, они поднялись. Внутри мягко горели лампы. И стояли автомобили. Я остановилась в центре огромного ангара, пережидая эстетический шок. У этого Лунного говнюка, у проклятого линкха, было с десяток автомобилей. Да каких! Я чуть не закапала бетон слюной, когда рассматривала их! Кажется, я могла бы здесь жить, среди всех этих железных монстров, которых я любила куда больше людей!
– Зачем ему автомобили? Линкхи их ненавидят!
Правда, линкхи обычно и в Терре не живут. Но я уже поняла, что конкретно этот линкх отличался от своих собратьев. Вот только вряд ли в лучшую сторону.
Со вздохом невероятного сожаления я пристроила мотоцикл в углу и пошла к лифту.
***
Скриф хмыкнул, разглядывая наемницу, застывшую среди автомобилей. На ее лице отражалось такое благоговение, что хотелось рассмеяться. Камера бесшумно наблюдала за девушкой, восторженно носящейся от одного железного капота к другому.
Скриф увеличил изображение на экране. На Ирис красовались кожаные штаны, высокие ботинки, короткая белая маечка, открывающая пупок, и уже знакомая ему потрепанная кожаная куртка. На руках – перчатки с обрезанными пальцами, на лице – ни грамма косметики. И странно, что он так жадно рассматривает и этот пупок, и эти пальцы, и губы, что наемница облизывает.
Голод внутри разворачивал свои кольца, и дышать становилось все труднее. Нужно успокоить его. Дать желаемое. Но нельзя.
Девушка испугалась.
Линкх задумчиво переложил ручку на своем столе так, чтобы она образовала идеальную параллель с ножом для бумаги и краем ноутбука. Утром Ирис испугалась его, и это плохо. Будь девушка обычным человеком, то уже плавилась бы в его руках и стонала от наслаждения, открыв и душу, и тело. Но кровь пожирателей заставляла ее бояться и сопротивляться. Ирис не могла принять близость с линкхом, и это мешало Скрифу. Чтобы забрать чувства, нужно добраться до души, влезть так, чтобы девушка осталась жива и здорова. По крайней мере до тех пор, пока не найдет ему нож. Значит, она должна отдаваться добровольно, должна хотеть его. Сильно. Истово. Так, как хотят все, к кому Скриф прикасается.
– Придется поработать, – он усмехнулся, неторопливо закатывая рукава. Давно ему не приходилось прикладывать усилия для того, чтобы заставить женщину захотеть близости. Тьма внутри всегда работала за Скрифа, она была той бездной, которую каждая представительница прекрасного пола чувствовала и желала упасть. Они все хотели этого, однодневные мотыльки, красивые и глупые, отдающие ему тела и души.
Контроль… Он с сожалением проследил движения наемницы. Не сегодня. Жаль… Или все же?
На экране Ирис наконец вернулась в реальность и с видимым нежеланием пошла к лифту. Линкх нажал на кнопку, часть стены перевернулась, закрыв экран и показав коллекцию бабочек.
***
– Чулки я забыла, – буркнула я, входя в лофт. Посмотрела опасливо, не уверенная, что линкх не разозлится. Но он лишь поднял бровь.
– Раздевайся, наемница.