— Черт, Стиви, — пробормотал он себе под нос.
Расчувствовавшись, он был готов сесть на пол и разреветься. Вытащив из кармана рубашки сигарету, он зажег ее дрожащими пальцами. Смотри-ка, Стеф, я курю в твоем доме. Что думаешь об этом, маленькая Мисс Совершенство? Он почувствовал легкий укол вины, зная, насколько она привередлива во всем. Она поддерживала свой маленький домик в идеальном состоянии, как и саму себя. И никогда никого не приглашала в гости. Не позволяла чужим рукам трогать вещи, которые любила больше всего на свете. Забавно, конечно. Такая привлекательная женщина и без мужчины (или женщины, если уж на то пошло). У нее было несколько подружек — Чарис одна из них — хотя назвать их друзьями можно было с большой натяжкой.
Так, знакомые, — подумал Тони. У нее в жизни не было никого кроме знакомых.
Может, она боялась секса, боялась обязательств, боялась отношений вообще… А может, любила себя настолько, что делить себя с кем-то ей мешала ревность.
Тони затянулся сигаретой, глядя на грязный след.
Наверху скрипнули половицы. Он знал, что дома иногда издают звуки. В девяти случаях из десяти сами по себе. Он подошел к лестнице.
— Стеф? — позвал он. Его голос прокатился эхом и угас.
Больше звуков он не слышал, поэтому понял, что должен подняться туда, несмотря на дурное предчувствие.
Никто не будет винить тебя, если ты сейчас уйдешь. Ты пытался помочь, а ее здесь не оказалось. Ты вовсе не обязан отслеживать эту вонючую грязь по всему дому, так что иди к О'Коннорам, и пережди все это с Марвом и Ферн. Или навести Кэтлин и Пэта. Повидай Джено. Он еще недавно пил пиво у себя на крыльце. Не стой здесь, делай что-нибудь.
Но он не собирался идти ни к О'Коннорам, ни Макенриджам, ни к Дежарденам.
Он направился наверх.
Поднимаясь по лестнице, он позвал, — Эй, Стеф, это Тони, сосед. Тут какая-то хрень происходит, и я пришел тебе рассказать. Если ты неодета… что ж, я готов воспользоваться шансом…
Он продолжал нести какую-то нарочито легкомысленную чушь, пока не достиг верхней площадки, и там замолк на полуслове. Его рот захлопнулся как ловушка. Как будто у него внутри что-то выключилось. В воздухе что-то было. Что-то зловещее и гнетущее.
В коридоре было темно.
Очень темно.
Ему пришлось шарить по стене в поисках выключателя, и он был почти уверен, что еще до того, как он его найдет, нечто найдет его самого… какая-нибудь темная, уродливая фигура появится из тьмы и протянет к нему узловатые пальцы.
Щелк.
Зажегся свет. Так-то лучше. Никакие ухмыляющиеся ужасы не поджидали его в темноте. На самом деле, это был всего лишь обычный коридор, из которого вели три двери. Первые две открыты настежь. За одной была спальня Стеф — сад наслаждений, за второй — гостевая. Но, ни та, ни другая его не интересовали. Он подошел к закрытой двери. За ней была ванная. Он знал это по своему позапозаппрошлогоднему визиту, когда Стеф устраивала вечеринку в честь дня рождения сестры.
— Стеф? — позвал он, стуча в дверь. — Ты там?
Он почему-то знал, что она там. Было чувство, будто вся энергия дома собралась в одном месте, за этой дверью. Последнее, что он хотел, это застать ее на унитазе, но если она до сих пор не осознает, что он в доме, значит, она в беде.
Сжав биту покрепче, он открыл дверь.
В тот короткий миг, пока его пальцы нащупывали в темноте выключатель, он услышал какой-то влажный шорох, который ему сразу не понравился. Потом зажегся свет.
— О, черт, Стеф, — воскликнул он, отвернувшись.
Но когда ответа не последовало, снова повернулся к ней. Она сидела голая на унитазе, широко раскинув длинные ноги, прислонившись спиной к бачку и опустив голову на грудь. Широко раскрытые глаза неподвижно смотрели перед собой. Они были зелеными как кристально чистая вода в бассейне.
— Стеф?
Ему очень хотелось думать, что он застиг ее за оправлением естественных надобностей, но правда была гораздо хуже, и он знал это. Из унитаза на пол выплескивалась черная жижа. Ее сгустки стекали по внутренней стороне ног Стефани. На ее губах была кровь.
Она была мертва.
Сомневаться в этом не приходилось.
Она мертва, и он знал это.
И тут она зашевелилась.
Продолжая смотреть перед собой широко раскрытыми, остекленевшими глазами, она стала раскачиваться из стороны в сторону, готовая вот-вот упасть с унитаза. В тот момент Тони услышал какой-то влажный хруст, исходящий у нее изнутри. Она начала наклоняться вперед, словно собиралась подняться и уткнуться ему прямо в ноги… И тут из нее выскользнул раздувшийся, чудовищный червь. Сегментированный, блестящий от крови, фалообразный ужас.
Тони попятился назад, чуть не упав в двери.
Этот червь пожирал ее изнутри. Она лежала на полу лицом вниз, выставив окровавленные полушария ягодиц, словно предлагая себя этой мерзости.
Тварь подняла голову, передние сегменты оттянулись назад и раскрылись, обнажив рот, полный крючковатых зубов. На пол закапали кровь и слизь.
Червь зашипел.
И Тони бросился бежать.
Он ни о чем не думал. Он просто бежал. Пронесся по коридору и, неуклюже прыгая, преодолел лестницу. Потом, оказавшись у двери, буквально выпал в ночь. Он был так шокирован увиденным, что не мог даже кричать. Он не прекращал движение, пока не услышал, как что-то в грязи плывет в его направлении.
18
Я иду за тобой, ублюдок. Я уничтожу тебя. Забью до смерти.
Сжимая кочергу в побелевших от напряжения кулаках, Кэтлин преследовала тварь, темной веной проникшую в ее дом. Она найдет ее. И убьет. Потом… потом… потом… потом она тихо сойдет с ума, потому что уже не далека от этого. Может, не в этом же доме, а в соседнем.
Отследить грязный след было несложно.
Если эта тварь — змея, наверняка змея, какой-нибудь гребаный питон — думает, что действует скрытно, она жестоко ошибается. Она такая же скрытная, как истекающая дерьмом свинья. Она чуть не вскрикнула при этом внезапно возникшем у нее в голове сравнении, потому что Пэт сказал бы именно так.
Не смей разваливаться. Сейчас не время.
Ее трясло, прошибало потом, бросало то в жар, то в холод. Она шла по грязному следу, включая по пути свет. След вел из ванной в спальню Джесси. Где эта гребаная тварь и где ее ребенок?
Она вся напряглась.
Раздался какой-то низкий рокот, и в тот момент начался настоящий кошмар. Дом тряхнуло. Потом еще раз. Рокот нарастал. Дом покачнулся, и она снова упала задом в грязь. По потолку и стенам пошли трещины. Она услышала, как внизу падают и разбиваются вещи. Она была уверена, что панорамное окно среди них.
Дом рушился.
Она с трудом поднялась из маслянистой черной грязи и поспешила по коридору к лестнице. Она не знала, куда потом пойдет. Не знала, что будет делать, если выберется из дома. Мысли в голове беспорядочно метались. Что-то одно не давало ей покоя — ни потеря Пэта, ни даже эта чертова змея, а что-то большее, что-то гораздо более важное. Ребенок, ребенок, ребенок… где ребенок? Все ее сознание было занято ребенком. Переполняемая материнским инстинктом, она стремилась защитить ребенка, но не знала, где его искать.
Шевелись! Делай что-нибудь! Делай что угодно, только найди ребенка!
В этих словах был вполне здравый смысл, но она не знала, что делать. Животный инстинкт подсказывал ей найти эту гребаную змею и убить, а материнский — что самое главное это найти ребенка. С остальным она разберется позже.
Ей нужно поискать наверху.
Именно это она должна сделать.
И именно это она собиралась сделать, но рокот снова повторился. На этот раз дом качнуло так, будто его схватила и встряхнула какая-то гигантская собака. Кэтлин потянулась к перилам, но не удержалась и кубарем покатилась по ступеням. Тум-тум-тум.
Дом продолжал качаться.
Все находилось в движении. Пол словно уходил из-под ног, как при землетрясении. Лампочки мигали. То гасли, то снова загорались. Стены шли трещинами, кашляя клубами гипсовой пыли. Потолок в столовой прогнулся и обрушился на антикварный стол из вишневого дерева. Оказывается, она слышала звон не панорамного, а кухонного окна. Тем не менее, то тоже последовало примеру остальных. Паркетный пол сдвинулся, покоробился, отдельные планки выпали. Потолочный вентилятор рухнул.
И тут дом начал кровоточить.
По крайней мере, так ей показалось. Из трещин в полу потекли океаны темной, пузырящейся крови.
Нет, не крови… грязи.
Той же самой пахнущей канализацией грязи, которая была на улицах и которая исторглась из ванной наверху.
Мой дом, мой гребаный дом… разваливается! Он весь разваливается!
Кэтлин всхлипнула. Содрогнулась всем телом. Из головы словно что-то вылетело. И хотя она была не в силах осознать, что именно, она по-прежнему испытывала чувство потери, огромной щелью разделившей настоящее и ее прошлую жизнь, какой она была всего пару часов назад.
Встав на четвереньки, она поползла по то и дело подрагивающему дому. Пробираясь через сочащуюся из пола грязь, она миновала гостиную, потом разгромленную столовую, и оказалась на кухне. Страх холодными пальцами провел ей по затылку, словно уговаривая держаться подальше от грязи и того, что могло в ней прятаться, но к тому моменту она уже ни на что не обращала внимания.
Продолжая сжимать кочергу, она остановилась.
Задрала голову и прислушалась, как зверь.
Она слышала, как падают сверху кусочки потолка. Как бежит вода. Как капает жижа. Но не это ее интересовало. Она слушала рептилию, которая забралась к ней в дом и лишила ее прежней жизни. Она убьет ее. У нее в голове осталось одно желание — прикончить тварь.
Она здесь.
Кэтлин хорошо это знала.
Если она будет слушать, то услышит, как эта тварь скользит из комнаты в комнату, выслеживая ее… злющая змея, бесшумная, с узорчатым телом, мерцающими зелеными глазами и треугольной головой, даже сейчас приподнятой для броска…
Вот она!
У нее перехватило дыхание. Она услышала, как что-то мягкое и большое упало на пол в гостиной, словно удав, прыгающий на жертву с дерева в джунглях. Да, эта тварь пришла за ней, толстотелая и извивающаяся. И теперь ищет ее в полутьме. Она не покажется, пока не будет готова убивать. Она скользила вперед, петляя в грязи. Все ближе и ближе.
Кэтлин сбросила пальто, чтобы оно не сковывало в бою ее движения.
Еще ближе. Теперь она была почти различима.
Кэтлин напряглась, подняла кочергу.
Теперь она ее видела… спиралевидную форму, то и дело появляющуюся из грязи. Тварь поняла, где она находится, и сейчас будет атаковать. С криком Кэтлин ударила ее кочергой, и в лицо брызнула жгучая жидкость. Тварь плюнула в нее ядом? Глаза жгло. Свободной рукой она стряхнула с себя вещество. На ощупь оно было как прохладное желе. Снова взмахнула кочергой, но тут что-то произошло. Удар пришелся вскользь, и в лицо Кэтлин снова брызнуло желе. Скользнув по маслянистому телу твари, кочерга выпала из рук. Кэтлин услышала, как та звякнула об пол.
Змея зашипела и двинулась на нее.
Не дав ей себя укусить, Кэтлин схватила ее за шею. Ощущение было не из приятных Большая змея должна быть гладкой и пульсирующей от мышечных сокращений, но эта тварь была мягкой… почти как желе. Окостеневшие пальцы практически пронзили ее плоть. На ощупь она была рыхлой, как бурые пятна на гниющем яблоке. Казалось, каждый ее дюйм шевелился, лоснясь от жира. На руки Кэтлин хлынула жидкость. Растущие из туловища колючки врезались ей в пальцы, как шипы на стебле розы.
Это была не змея.
Это был червь.
Огромный, почти желеобразный червь. Он был толще пивной банки, и казалось, продолжал распухать. Извивался у нее в руках как пожарный шланг под высоким давлением. Он выскальзывал у нее из пальцев, и она не могла ничего с ним поделать. Это было все равно, что держать резиновую трубу, смазанную свиным салом. Он двигался. Корчился. Извивался, вращаясь по спирали.
А потом выскользнул.
Всем своим мерзким весом упал Кэтлин на колени и тут же атаковал. Она подумала, что червь будет целиться ей в лицо, глаза или шею. Но этого не случилось. То, что он сделал, было гораздо ужаснее — Он метнулся ей между ног как огромный, вялый член, потом вскинул голову, юркнул под кофту, раздирая щетиной пупок. Его раздувшееся туловище скользнуло между ее грудей, как иногда делал ее муж.
Эффект был отвратительным.
Ее груди были тяжелыми от молока, и червь, казалось, знал это.
Она закричала и упала задом в черную жижу. Она дергала и тянула червя, но тот скручивался у нее в руках, истекая густой, пенящейся слизью. Она не могла ни удержать его, ни оторвать от себя. Черв раскрыл рот, разорвав лифчик, и обвил собой ее левую грудь. Она закричала. Из пасти веяло холодом. Она чувствовала, как его зубы царапают ее как иголки. Она принялась колотить чкрвя, оставляя на туловище глубокие рубцы от ногтей, но тот вонзил в нее свои зубы.
Кэтлин издала дикий, пронзительный вопль.
Зубы червя проникли ей в грудь, пронзив молочные железы, из пробитых каналов хлынула кровь и теплое молоко. Она сопротивлялась все сильнее, но зубы держали крепко. Рот сжался до сморщенного отверстия и присосался к ее соску. Она чувствовала, как все туловище червя пульсирует, осушая ее. Боль была невероятная. Это было все равно, что подключиться к доильному аппарату. Но настоящая боль пришла потом, когда червь своим мощным, энергичным сосанием оторвал ей сосок.
В тот момент, когда его зубы потеряли захват, Кэтлин рывком выдернула его из-под кофты, и швырнула через всю комнату. Она сложилась пополам под сокрушительными волнами невероятной боли. Кофта была сырой от крови.
Но червь не собирался бросать начатое.
Он двинулся на нее, чтобы прикончить.
Скользнул через грязь и прыгнул на нее. Она поймала его извивающееся туловище обеими окровавленными руками. Сжала, пытаясь разорвать, но оно было жидким и эластичным. Потом с безумным криком поднесла его ко рту и, вцепившись зубами, рассекла оболочку. Под напором ее рук и зубов червь треснул. Она раскусила его пополам, рот наполнился хлынувшей, булькающей слизью.
Ее тут же вывернуло наизнанку. Мучения добавляла истерзанная грудь. Она знала, что пока не потеряла сознание, должна освободиться, должна выбраться из дома.
Спотыкаясь, она бросилась к двери, оставив позади извивающиеся половинки червя. Крича и рыдая, вошла в глубокую, почти по бедра, пузырящуюся грязь… мерзкую, и все же успокаивающе теплую.
Что-то плавало там.
— Ребенок, — воскликнула она, подхватывая предмет. — Мой… ребенок…
19
Тони проверил еще несколько домов в районе и всюду нашел следы разрушения. Не просто разрушения от воздействия грязи. Дома не развалились сами по себе — черви испещрили их туннелями, как личинки испорченное мясо в поисках лакомства.
Пробираясь сквозь топкую жижу, заполнившую улицы, он то и дело слышал крики.
Что это за гребаный кошмар?
Все-таки здорово, что Чарис здесь нет. Он надеялся, что она в безопасности. Черви пользовались грязью как вектором в поисках своих жертв, и до сих пор это очень хорошо работало. Городские улицы рассматривались как территория человека. Его среда обитания. Но грязь изменила все — то, что некогда было знакомым и безопасным, стало смертельным и чужим. Грязь кишела чудовищами. Как акулы в море крови, они кружили, приближаясь все ближе.
Именно поэтому тебе нужно добраться до укрытия. Тебе нужно найти что-то, где они тебя не достанут, или тебе не пережить эту ночь.
Но что? Чердак? Крышу? Грязь продолжала подниматься, и безопасность превращалась уже в какой-то абстрактный термин.
Ему нужно расслабиться. Нужно найти что-то безопасное, но не паниковать, иначе он наделает ошибок. И тогда черви воспользуются этим.
В одном из этих домов должны быть люди.
Люди, с которыми он может объединиться и держать оборону.
Тони остановился, услышав всплеск, по морю грязи побежала рябь. Что-то там было. Что-то двигалось под поверхностью, и это могло быть только одно. Ему нужно двигаться, но этой твари он боялся больше всего. Инстинкт подсказывал ему либо бежать, либо стоять неподвижно. Черви были не такими уж и смышлеными. Очень ловкими хищниками, но не очень умными. Если б он двигался, они нашли бы его. Если будет стоять неподвижно — пройдут мимо.