Осторожно, очень осторожно, он просунул руку под толстовку и вытащил из кармана рубашки сигареты. Закурил и глубоко затянулся.
Видишь? Видишь, каким тихим можешь быть, если нужно?
Он стоял и курил, неподвижный как столб.
Вокруг него снова появилась рябь. Грязь бурлила и плескалась. Наконец все стихло. Он вздохнул и расслабился.
И тут он увидел фигуру, движущуюся в его направлении.
20
Смерть будет последним затяжным поцелуем любви, решила Ева Юнг. Она придет в ночи и своими жаркими губами зажжет последний огонь в остывающих углях ее сердца, в эту самую темную из всех ночей, сюда, в эту кровать, где они с мужем когда-то занимались любовью.
Соседние дома рушились. Она слышала грохот падающих стен и обваливающихся крыш. Ее собственный дом трясло. Фундамент треснул. Черная жижа заполняла ниши, словно темная артериальная кровь. Затопляла все вокруг, продолжая подниматься. Ева слышала, как лопаются трубы, и извилистые формы скользят по коридорам, ползут вверх по лестницам.
Но почти не обращала на это внимания. Она чувствовала лишь гнет прошлых лет и их бесформенную пустоту. Она лежала под простынями, обнаженная. Ее тело было покрыто легкой испариной — потом страха и ожидания. В душе она была непорочной девственницей, ее перезревший плод так и не был сорван и вкушен, но оставался сочным и целым. Скоро, уже очень скоро ее одиночеству придет конец.
Она услышала какой-то звук в коридоре за приоткрытой дверью — тихий, похожий на шелест атласных простыней.
Леонард? Леонард, это ты?
Хотя где-то в пустых коридорах сознания она понимала, что Леонард мертв, но продолжала ждать его, и не удивилась бы появлению в дверном проеме его темной фигуры. Ей показалось, что она чувствует запах его одеколона, всегда напоминавшего ей хорошо смазанную кожу и зеленые сосновые леса. Но то, что она почувствовала, что заполнило комнату темными испарениями, было чем-то другим. Ее дыхание участилось. Дверь распахнулась, и она ощутила мерзкий, сладковатый запах ее любовника. Он пришел непрошенный, голодный и похотливый. Она станет его мясом и его вином, и он будет вкушать ее, одурманенный тем, что она вынуждена будет ему предложить.
Принеси мне свою любовь. Принеси мне ее грязь и скверну. Позволь окунуться в нее.
Ее любовник приблизился к постели с тем же соблазнительным атласным шуршанием. Ее сердце готово было выпрыгнуть из груди. Дыхание участилось. Кожа покрылась мурашками. Она чувствовала запах того, что пришло за ней. Комнату заполнил смрад гниющих сточных канав, но она не обращала на него внимания. Она чувствовала лишь запах одеколона — запах сосновых лесов, трубочного табака и потертой кожи. Ее безумие в последнюю ночь ее жизни достигло своего апогея — грезы и фантазии затмили реальность.
Пожалуйста, о, боже, пожалуйста, не заставляй меня ждать, пожалуйста… пожалуйста…
Но, почти не осознавая этого, Ева обнаружила себя, раскрыв любовнику свои секреты. Она раздвинула ноги, чтобы он мог войти в нее. Любовник поднял голову над кроватью. Ева не смела смотреть на него, чтобы не разрушить красоту последних драгоценных мгновений. Это был Леонард, и она верила в это. Один взгляд на мерзкую, блестящую, истекающую гноем тварь мог вдребезги разбить ее иллюзии. Поэтому она старалась не смотреть на нависшее над ней гигантское раздувшееся червеобразное существо. Его сегменты растянулись, явив огромную овальную пасть с рядами острых как бритвы зубов, и свисающими нитями едкой слизи. Она чувствовала, как капли его слюны жгут ее лоно.
Ну же… сделай это…
И ее любовник сделал. Бешено вращаясь, проник в нее, вызвав обжигающую боль. Разрезанная, искромсанная, она тонула в своей превратившейся в кровавую ванну постели. Продолжала кричать, испытав напоследок извращенный вкус порока. Уже буквально разорванная пополам, она наконец осознала, что смерь это действительно последний затяжной поцелуй любви.
21
Кэтлин брела через грязь, не в силах уже выносить ее гнилостные испарения. Казалось, что мир пах так всегда. В тесных, переполненных закоулках ее сознания уже не осталось воспоминаний о мире, незатопленном пузырящейся черной жижей. Она стояла и смотрела на грязь, чувствуя, как та омывает ее своими неторопливыми потоками.
— Не волнуйся, Джесси, — сказала она. — Мама вытащит тебя отсюда. Во что бы то ни стало.
Ослабшая от потери крови, она встряхнула головой, отгоняя головокружение. Ей нужно сконцентрироваться, иначе они никогда не выберутся отсюда. К счастью, ребенок был не тяжелый.
Она двинулась вперед, осторожно ступая ногами. Ей нельзя поскальзываться.
Всхлипывая, она крепче прижала ребенка к груди, несмотря на пульсирующую во всем теле боль. Но это не так уж и плохо — боль поддерживала ее в сознании и заставляла идти дальше.
Кэтлин задумалась, остался ли в округе кто-нибудь еще.
Она видела свет в некоторых домах, но это ничего не значило.
— Окей, Джесси, мама будет идти, пока не выведет нас куда-нибудь.
Многие дома на Пайн-стрит продолжали рушиться, поэтому Кэтлин не знала, куда идти. Но ей нужно глядеть в оба, потому что Джесси нельзя здесь находиться, а ей, ей-богу, нужно уже присесть.
Двигаясь на автомате на негнущихся ногах, она брела вперед через грязевое море.
22
Ферн О'Коннор сидела на кухне и ждала, всматриваясь во тьму.
Что-то слишком долго нет Марва, — подумала она, заглядывая в слив и морщась от невыносимого запаха. Он уже должен был вернуться.
Звонить Тессе было бесполезно. Она уже делала это три раза, но ей никто не ответил.
Ферн не знала, чего именно боится, но страх не уходил. Он жил внутри нее, холодный и ползучий, мешая думать рационально. Многое могло случиться. Марв мог захлебнуться и утонуть. Хотя это казалось маловероятным, потому что он был очень крепким, сильным мужчиной. Он мог надышаться испарений. Опять-таки, это тоже не казалось правдоподобным. Дома в районе разваливались, и его могло завалить обломками. Единственное, что спасало их дом до сих пор, догадалась она, это то, что он был построен из кирпича, и сможет пережить другие на многие десятилетия, если не века.
Когда Тесса позвонила, она утверждала, что на нее напали. Напали. Но кто или что? Вот этого Ферн и боялась больше всего — что то, что забрало Тессу, могло забрать и Марва.
О, почему он не взял с собой ружье?
Ферн прислушалась к девочкам в другой комнате. Они соединили свои приставки «Нинтендо ДиСи» и играли в «стрелялки». Они смеялись, подтрунивали друг над другом, радостно визжали и язвительно ворчали. Дети это что-то! Адаптируются очень быстро. Слава богу, интернет все еще работал, иначе им пришлось бы играть в настольные игры или читать книжки.
Дикость, какая дикость.
Запах, исходивший из слива, становился все хуже.
У Ферн уже кружилась голова.
— Что ж, от этого есть только одно лекарство, — процедила она себе под нос. Она сходила в кладовку и вернулась с бутылью хлорки «Хайлекс». Не было ничего, с чем не могла бы справиться хлорка.
По крайней мере, Ферн надеялась на это.
23
Тони нашел Марва, когда тот, шатаясь, вывалился из дома Тессы Салдэйн с разделочным ножом в руке.
— Привет, — сказал он.
Марв щелкнул фонариком и направил луч прямо ему в лицо.
— Господи, — воскликнул Тони, закрывая глаза.
— Тони, ты? — выдохнул Марв. — Что ты делаешь? Хочешь, чтобы меня инфаркт хватил?
— Извини.
— Похоже, мы все сегодня на взводе.
— Да уж. — Тони сглотнул. — Ну, разве не так?
— Рад, что ты еще жив.
— Никто из нас долго не протянет, если мы не выберемся из этой дряни.
Какое-то время они брели бок о бок, потом Марв спросил, — Черви?
— Ага.
Они вкратце поделились своими злоключениями. Без обиняков. Оба видели червей, и не было никакого сомнения в реальности происходящего. Всякие «как» и «почему» придется оставить на потом.
— Другие дома ты проверял? — спросил Марв.
— Ага. Они либо пусты, либо… скажем так, живых там нет.
Через несколько минут они взяли передышку — грязь выматывала. Это было все равно, что пробираться сквозь жидкий цемент. Они прислонились к фонарному столбу, обхватив его, словно боясь, что их засосет на дно.
— Что будем делать? — наконец спросил Тони, затягиваясь сигаретой.
Марв вздохнул. — Вернемся ко мне в дом. Отсидимся там вместе с Ферн и детьми. Если найдем еще кого-нибудь, возьмем с собой. У меня есть кое-какое оружие, полевое снаряжение в гараже, если понадобится — лампы, фонарики, печка. Должно быть все нормально.
Разумное предложение, — подумал Тони. Хотя такое же разумное, как и все то, что он слышал в последнее время. Вместе они смогут выжить, пока ждут Национальную гвардию и службы спасения. Он только собирался сказать это, как Марв схватил его за руку.
— Кто-то идет, — сказал он, прислушиваясь к шелесту волн, медленно движущихся в их направлении.
24
Когда Ферн вылила хлорку в слив, случилось нечто невероятное — вместе с пузырящейся, зловонной черной жижей из слива стало вылезать нечто червеобразное. Со словом она не ошиблась, потому что наружу действительно выскользнул червь.
Не змея, как она сперва подумала.
Гребаный червь.
Она отпрыгнула назад, чуть не выронив бутыль «Хайлекса». Из горла вырвался низкий гортанный крик — если б ее губы не были крепко сжаты, это был бы визг. Что еще за чертовщина? Какого дьявола…
Червь выполз из слива, корчась и извиваясь в предсмертных конвульсиях. Он был длиной с ее предплечье, только толстый, мясистый и мерзкий до ужаса. Он изгибался с мощными мышечными сокращениями, истекая студенистой слизью. Как такое большое существо смогло уместиться в сливе, не укладывалось у нее в голове.
Одно было хорошо — он не только испытывал немалую боль, похоже, он умирал.
— Мам, — позвала из гостиной Кэсси. — Ты в порядке?
— Мам? — эхом отозвалась Кэли.
Ферн трясло, на лбу выступил пот. Она поняла, что если сейчас не ответит, близнецы зайдут и увидят то, что видит она. А она не могла этого допустить.
— Ах… да, все в порядке. Просто чищу раковину.
Звук собственного голоса придал ей немного сил, и она подошла к раковине чуть ближе. Червь уже едва шевелился. Что если бы я не вылила туда хлорку? Он остался б в сливе или пришел бы за мной? Вопросы возникали у нее в голове, но она игнорировала их.
Она вылила на червя еще больше хлорки.
Он медленно шевельнулся, и из него вывалилось нечто похожее на клубок желтоватых, спутанных языков. Но, не смотря на его мерзкий вид, хуже всего был исходящий от него пар. Хлорка что-то с ним сделала. Он сморщивался и разрушался, превращаясь в лужу слизи.
С трудом сдерживая тошноту, Ферн длинной деревянной ложкой столкнула червя в измельчитель отходов и включила его. С подступающей к горлу желчью, слушала, как тот с жужжанием перемалывает останки.
Потом выключила измельчитель.
Она стояла, готовая вот-вот грохнуться в обморок, не в силах поверить в произошедшее.
25
Кэтлин увидела в грязевом море двух мужчин, но даже не обратила на них внимания. Словно это были какие-то пни. Ей двигало одно непреодолимое желание — отнести Джесси в безопасное место.
Когда она подошла ближе, один из них вытянул вперед руку, останавливая ее. — Эй… Кэтлин?
Она отшатнулась, зарычав на них. Они не отнимут у нее ребенка. Если попытаются, она убьет их.
— Кэтлин… успокойся… это я, Марв. Марв О'Коннор.
Она пыталась понять смысл сказанного, но в голове у нее творился полный кавардак — какой-то невероятный водоворот из импульсов и эмоций. Он молчала какое-то время. Наконец, склонила голову на бок, как собака. — Марв? — сказала она надломленным голосом.
— Ну да. А со мной Тони. Ты знаешь его, Тони Альберт.
— Привет, — сказал Тони.
Кэтлин смотрела на них пустыми глазами. Она не могла связать имена с лицами, но медленно, очень медленно начала все осознавать. Она сглотнула, потом еще раз.
— Я не могу найти Пэта, мой дом разваливается, и мне нужно отнести Джесси в безопасное место. Она поцеловала то, что было у нее в руках. — Туда, где до нас не доберутся черви.
Марв и Тони переглянулись.
— Ладно, — сказал Марв. — Тебе лучше пойти с нами. Мы идем ко мне домой. Там безопасно.
Кэтлин прижала к себе ребенка и кивнула. Безопасно. Ей понравилось это слово. Это то слово, которое она хотела слышать, и то место, куда хотела идти. Издавая низкое гортанное гудение, она двинулась вслед за ними. Из ее ран продолжала сочиться кровь.
26
— Нужно идти нога в ногу, — сказала Донна Берти. — Только и всего. Тут два дома пройти.
— Может, для тебя это и пустяк, — сказала Берти, — но в мои годы это чертовски длинный путь, милочка.
В этом Донне пришлось с ней согласиться. Грязь была глубокой, и брести через нее было все равно, что через реку овсянки. То, что ей удалось вытащить Берти из дома, было уже маленькой победой. Им нужно всего лишь добраться до О'Конноров. В обычный день путь занял бы две минуты. Но с этой дряхлой, упрямой старухой он превратился в «батаанский марш смерти». И ему не было видно конца.
Берти снова чуть не упала, но Донна поддержала ее.
— Не вижу во всем этом никакого смысла, — сказала Берти. — Могла бы остаться дома. Я знала, что это плохая затея. Знала, что не нужно было слушать тебя.
И твои новомодные идеи, — подумала Донна. Она ждала, что Берти скажет это голосом сварливой брюзги из старого фильма, вроде Уолтера Бреннана. Эта мысль вызвала у нее улыбку.
— Мы не могли там оставаться, Берти. Дом рушится.
— Черта с два он рушится!
Донна решила больше не спорить. Они были уже на полпути от О'Конноров, и возвращаться она не собиралась. А дом и вправду разваливался. Из-за грязи он сместился. Предметы упали со стен. Окно на кухне разбилось. И даже Берти не отрицала, что слышала исходящий от фундамента треск.
— Уже совсем немного осталось.
Берти фыркнула. — Ну не хрена себе, совсем немного. Мы здесь сдохнем. Я тебя все равно обскакала — уже купила себе место под могилку. Выбрала его десять лет назад. Осталось только вырезать дату смерти.
Казалось, она очень гордилась этим фактом, и Донна лишь вздохнула в ответ.
Что это было?
Донна остановилась. Несколько секунд она почти не дышала.
Прямо перед ними по поверхности грязи пробежала крупная рябь, словно там проплыло что-то очень большое.
— Ну и какого черта? — спросила Берти.
— Подожди минутку.
— У меня нет минутки. Я уже еле живая.
Донна проигнорировала ее.
Снова послышался всплеск.
На этот раз сзади. Теперь справа от нее. Словно что-то кружило вокруг них в грязи. Ее первой мыслью было, что это акула, несмотря на абсолютную нелепость предположения. Акулы не плавают в грязи, и уж точно не обитают в гребаном Висконсине.
Все же… жуткое чувство, что они окружены, не ослабевало. А лишь усиливалось.
У них за спиной раздался всплеск… как будто что-то всплыло и снова нырнуло обратно.
— Давай же, Берти, нужно выбираться отсюда. Уже близко.
— Разве я тебе не говорила?
Донна пыталась двигаться быстрее, но навлекла на себя лишь больше брюзжания Берти. Им нужно торопиться. Донна не могла это объяснить — да и времени на это не было — но что-то к ним приближалось.
Что-то очень большое.
На небе выглянула полная луна.
27
Тони хотел было оттащить Марва в сторону и сказать, — это у нее не ребенок в руках, не Джесси, а гребаный пластмассовый пупс. Кэтлин тащит гребаного пупса. Неужели не видишь? Но не стал, потому что понимал, что в этом нет никакой необходимости — Марв вполне осознавал, что Кэтлин спятила. Как и Тони, он не хотел знать, что именно толкнуло ее бродить в грязи с пупсом в руках.