— Так-с, — произнёс я и взобрался на место возницы, встав на цыпочки. — Система, позиционирование.
«Принято».
Перед внутренним взором замелькали строчки информации. Теперь мне вшили нормальные драйвера дополненной реальности, и потому сведений было значительно больше. Кстати, автором обновлений был профессор Глушков, новоявленный дядя нашего лейтенанта. Конечно, он не один, аки монах-отшельник, корпел над кодами с гусиным пером при свечах, а руководил и был идейным вдохновителем своей команды, но имя в информации о продукте стояло его. И голос, кстати, я не отключил. Пусть болтает, а то пропущу что-нибудь важное.
Строчки информации пояснили, что система вычислила положение Небесной Пары на небе, внесла в расчёты время и показания встроенного компаса. Который, собака сутулая, постоянно врал: это я по Северному Треугольнику проверил, так что веры ему нет. В итоге перед глазами высветилась грубая карта известной части этого мира, где с точностью до километра показывалось наше местоположение.
«Пожалуйста, медленно осмотрите окрестности».
Я неспешно начал поворачивать голову, а процессор подсвечивал ориентиры и элементы ландшафта, вбивая в карту. Рядом с каждым значком также имелись циферки, обозначающие достоверность положения в метрах. Потом карту синхронизирую с сервером базы, и более мощная программа вычислит все нюансы.
— Система, подключить магодетектор. Применить прежнюю схему обработки данных, — пошевелил я губами.
«Принято».
Ожидал, что будет тишина или белый шум фонового излучения. Но ворвавшийся в мой внутренний слух оркестр писков, гудения и щелчков ошарашил: здесь все словно кипело магией. Или это действительно было так, или датчик оказался более чувствительным.
— Система, возможно ли вычислить положение источника?
— Да, — после пятисекундной задержки ответила она. — Необходимо сменить местоположение. По изменению мощности сигнала возможно вычислить примерное местонахождение источника.
Я спрыгнул на землю и заглянул в фургон.
— Катарина, ты так и будешь любоваться броней? — спросил я.
За спиной смешались крики и стук — это солдатки начали вбивать кол в землю. Я заранее объяснил Герде, что нужна поляна, где бык сможет ходить по кругу. Эта концепция вполне укладывалась в средневековой голове, так как порой так же делали воротки́ для жерновов или поднимали груз, наматывая верёвку на во́рот, а свободный конец перебрасывая через самодельный деревянный кран.
— Сейчас, — ответила она и стала надевать кирасу. С белоснежным карбоновым гамбезоном она и так не расставалась всю дорогу, сама сияя, как хромированная сталь.
Иван Иваныч рассказывал, как на Земле долго спорили по поводу материала для основных деталей и пришли к выводу, что лучше стали ничего нет. Конечно, можно было сделать доспехи целиком из кевлара, титана или броневого алюминия, но сбрасывать со счетов ремонтопригодность в условиях средневековья тоже не следовало. В итоге сошлись на легированной стали — из неё и сделали те элементы доспехов, которые подвергаются самым частым воздействиям, чтоб при необходимости их можно было выправить обычным молотком в хорошей кузне. К тому же местные уже освоили механические молоты на приводе от водяного колеса, как у мельницы. Но вот украшенный яркими жёлтыми швами гамбезон был выполнен из высокотехнологичного карбона с композитной трёхслойной подкладкой: сверху, под стальными наплечниками, находился полиэтилен высокой плотности, под ним — уплотнённый поролон, а снизу располагались внахлёст два ряда плоских карбоновых сот с неньютоновской жидкостью. Чтоб не подохнуть от перегрева под таким слоем утеплителя, поверхность имеет участки с сетью микропор пассивной вентиляции, которые обеспечивали стабильный тепло- и воздухообмен, не хватало только кулер от процессора на лоб прилепить, впрочем, его заменяли гибкие тепловые трубки, вшитые в ворот и примыкающие к венам и артериям на горле. Полевым испытанием на износостойкость для поддоспешника как раз и станет наш поход; если же придёт в негодность, его заменит местная стёганка. Ну, а кольчужные юбка и бармица были из авиационного титана; он же, с хромированной отделкой, пошёл на поножи с наколенниками и налокотниками. Хромом сиял и шлем — из легированной стали, со сменным забралом: установленное сейчас прозрачное, из бронепластика, могло заменяться традиционным.
Естественно, помимо хрома в отделке доспехов использовалась позолота, покрывавшая края кирасы. А на груди блестел сделанный из имитации золота герб ордена — латная перчатка со знаком Небесной Пары.
На поясе у Катарины висели четыре пистолета: два тяжёлых, мушкетного калибра, с увесистыми яблоками на рукоятях, и два дорогущих пятизарядных кремнёвых револьвера. У этих при проворачивании барабана и взводе курка поочерёдно открывались заслонки, и затравочный порох высыпался на полочку. На Земле такие реально существовали в конце эпохи Возрождения, и стоимость каждого равнялась стоимости деревни с крестьянами. Конечно же, храмовнице не терпелось похвастаться таким снаряжением — особенно перед Клэр. Это она ещё не знала, что сюрко, шедшее в её комплекте, имело флуоресцентный узор: в темноте при подсветке ультрафиолетом тот вспыхивал ярко-жёлтым.
Графиню тоже приодели, но в более классический воронёный доспех с золотой насечкой. Вместо расшитого сотами белоснежного карбона — чёрный, как уголь, мягкий кевлар с оранжевым тиснением.
— Иду, — повторила Катарина, перекинув через плечо перевязь с новеньким фальшионом в белых ножнах из авиационного алюминия и армированной резины. Когда я предложил ей нормальный меч, отказалась: мол, привыкла к фальшиону.
Стуки кувалд по дереву продолжались, отражаясь от деревьев звонким эхом, и я обошёл фургон поглядеть на процесс. Но первое, что я увидел — это тоскливое-претоскливое лицо Андрея, стоящего с генератором и ремнём к нему в руках. А взгляд его был устремлён на четырёх солдаток, которые вбивали кол в середину поляны. Всё бы ничего, но молодые крепкие девицы — что называется, кровь с молоком, — делали это топлес. Из одежды на них были только выданные со склада светло-серые панталоны, шитые из синтетики, и черно-белые полосатые чулки до середины бедра, подхваченные яркими подвязками. На ногах — привычные нам армейские ботинки с высоким берцем, но не черные, а песчаного окраса. Дизайнеры для разнообразия включили в комплект к ним разноцветные шнурки: девушкам же! И у всех барышень, как на подбор, груди, как спелые дыньки, со свисающими между ними амулетами и талисманами. Вот такую картину и наблюдал Андрей.
— Все в порядке? — тихо спросил я у товарища.
— С женщинами? — уточнил лейтенант, а потом тряхнул головой и поправился: — Я имею в виду, с генератором?
— Да, — усмехнулся я.
— Четвёрочка, — мечтательно ответил он и снова тряхнул головой. — Все нормально. Справлюсь.
— Если нужен буду, свистни, — произнёс я, задержав взгляд на молотобойщицах, а потом начал неспешно пересекать поляну. Магодетектор уже висел на поясе.
— Угу, — тоскливо отозвался Андрей.
— Катарина, — на ходу позвал я храмовницу.
Девушка как раз выпрыгнула с фургона. Все вокруг оторвались от своих занятий и уставились на неё. Не обошлось и без ехидных взглядов в мою сторону: мол, понятно каким местом она заработала такую драгоценность. И всем было невдомёк, что это наши специалисты испытывают снаряжение для храмовниц. На вопрос: «Зачем?» Иваныч пожал плечами: дескать, не знает, но, может быть, хотят подмазаться к ордену.
— Прогуляемся? — предложил я и взял девушку под руку. До сих пор не могу привыкнуть, что должен быть в роли ведомого, но чтоб не напрягать Катарину, приходится делать усилие над собой.
-Яси.
Сияющая довольной улыбкой, как галогеновый прожектор, храмовница повела меня к краю поляны.
— Вон там палатку разобьём, — показала она на толстую кривую берёзу, а потом заговорила: — А мне ваш жрец ордена Фрейда сказал, что можно львице ласковые слова говорить, тогда проще себя в руках держать. А ещё я под лавку кусочек мяса на листе положу: вдруг она ночью голодная будет. А я, когда голодная, тоже злая.
— Э-э-э, — протянул я и глянул снизу вверх на девушку: — Ты думаешь, она отдельно ходит?
Что-то мне не улыбалась перспектива встретиться с призраком большой кошки во время похода в туалет. Особенно после того, как я видел тень хвоста у Катарины.
— Не знаю. Но я несколько раз просыпалась с куском хлеба в руках. И не помню, как в сумке рылась, — она пожала плечами, а потом положила свою ладонь на мою. — А твоя система — она же как дух говорящей вороны. Давай вместе их кормить. Я мясом. Ты сыром и варёными яйцами.
— Ну, давай, — неуверенно ответил я. Вот в то, что встроенный в голову процессор начнёт жрать втихаря от меня сыр, как-то не верилось. Да и мог бы — скорее уж конфеты точил бы. Ну, подыграю Катарине. Она боевая, но в некоторых вопросах наивная, как монашка-первоклашка.
Мы шли. По пути я слушал писк магодетектора. Вскоре можно стало различить три источника, два из которых находились в десяти шагах от нас. И в одном уж точно сомневаться не приходилось.
— Подожди, — произнёс я и повёл Катарину к небольшому костру, у которого хлопотала Марта — Лукреция таки взяла с собой в качестве служанки ту деревенскую волшебницу с вырванным языком. На огне на большой чугунной сковороде, чёрной от нагара, уже скворчало мясо с луком, а в котелке кипела вода. Рядом с костром лежал мешочек с бобами. Так, понимаю, у нас на обед будет похлёбка с мясной поджаркой и бутерброды с сыром.
Противный скрип, как от ржавых дверных петель, усилился. Но я и так уже мог видеть висящие в воздухе солонку и перечницу, небольшой ножик и деревянную лопатку, в то время как Марта аккуратно нарезала тоненькими ломтиками сыр. Немая ведьма заметила нас, кивнула, а потом протянула желтоватые кусочки сыра.
— Ы. А-а-а, — промычала она, поднесла пустую руку к своим губам и сделала вид, что откусывает.
Я взял кусок, попробовал. И скажу: недурной вкус у Лукреции, если ей пармезан подают.
— Спасибо. Вкусно, — поблагодарил я и повёл Катарину к повозке с оборудованием, в которой засела Лукреция. Преобразованные в звук показания датчика стали другими: чётко выделялся однотонный сигнал, похожий на то, когда долго тянут одну и ту же ноту на скрипке. На его фоне часто-часто звенели молоточки ксилофона. Очень быстро. Но стоило мне коснуться тента фургона, как звуки резко оборвались, а в просвете показалось взволнованное лицо Лукреции.
— Уже обед? — быстро спросила волшебница, бегая взглядом по нашим лицам.
— Не-е-ет, — с натужной улыбкой, ответил я. Магесса явно что-то прятала. Нужно будет потом проверить пломбы и замки на ящиках с оборудованием.
— Я тогда ещё немного вздремну, — произнесла Лукреция, театрально потянувшись. А я заметил небольшую записную книжку в ее руке. Но начинать истерику и обвинять ее в шпионаже без оснований — глупая затея. Хотя…
— Не буду мешать, — снова улыбнулся я. — Но осторожней с пломбами — они волшебные. На них проклятье: кто их сорвёт — матка отвалится.
Лукреция брезгливо поджала ноги и поправила плед, накинутый поверх лавок.
Сделав невинную физиономию, я отошёл от фургона.
— Матка отвалится? — нахмурившись, спросила Катарина. И я кивнул, изо всех сил стараясь оставаться серьёзным, но самому хотелось засмеяться в голос: чувство юмора у девушки отсутствовало напрочь, вообще.
— Не яси, — пробормотала она. — Никогда не любила проклятья. Вот пуля в живот — это понятно. Нож под рёбра — тоже. А проклятья не люблю. Никто их не любит.
Я вздохнул и обратился к внутренней помощнице:
— Система, выдели сигнатуры «Марта» и «Лукреция». Очисти от них запись сигнала за последние три минуты. Воспроизведи.
— Воспроизвожу.
Из какофонии по очереди пропали скрип несмазанных петель и нотки ксилофона под аккомпанемент одинокой скрипичной струны. Остался какой-то невнятный шум, словно из старых динамиков.
— Усилить.
Шелест стал громче. И с каждым разом он становился отчётливее. Одновременно с этим в дополненной реальности появилась отметка, обозначающая поле относительной шириной примерно в двадцать градусов, откуда исходил сигнал. А потом метка резко сместилась, словно источник обежал поляну и застыл в противоположной стороне.
— Черт, — выругался я. — Система, произвести фильтрацию в реальном времени.
— Выполняю.
От звука стало не по себе.
«Ненавижу», — хрипел голос, словно записанный на сильно поцарапанную виниловую пластинку. «Ненавижу», — повторял он раз за разом.
— Определить местоположение! — в голос выкрикнул я, начав быстро озираться. Но ничего необычного видно не было.
«Ненавижу!» — начал кричать голос, сменившись скрипом пенопласта по стеклу.
— Что случилось? — доставая пистолет, спросила Катарина, которая ела уже третий кусок сыра, пока я проводил анализ. Недоеденный кусок упал ей под ноги, и вскоре второй пистолет оказался в руках храмовницы.
— Не знаю, — растерянно ответил я. Крик метался по поляне, не желая затихать, а потом вдруг обрёл плотность.
— Ненавижу! — заорала одна из солдаток, вышедшая в этот момент из леса с охапкой хвороста. Она выронила свою ношу, неспешно, как киношный зомби, достала топор из-за пояса и на ватных ногах направилась к ближайшей сослуживице.
У меня волосы дыбом встали на голове — и не только. А по поляне разнеслись вопли:
— Дульс! Это Дульс!
На поляну сбежались все, включая полуголых молотобойчих и рыцарш. Клэр застыла с выпученными глазами, а Ребекка быстро хлебнула из фляжки, вытерла тыльной стороной ладони губы и начала раздавать указания:
— Не подходить. Выдохнется сам. Отпустит ее.
А зомби, закатив глаза, отчего виднелись только белки, ковыляла по поляне и неуклюже размахивала перед собой топором. Создавалось впечатление, что женщина резко разучилась пользоваться оружием и только истерично повторяла: «Ненавижу». Поняв, что никого не сможет настичь, бесноватая направилась к ближайшему фургону, занося топор над головой.
— Не яси, — пробормотала Катарина и бросилась вперёд.
В этот время Ребекка уже давала другие указания:
— Не дайте подойти! Отталкивайте жердями и древками копий!
Женщины всполошились и начали хватать, кто что мог.
А Катарина почти на цыпочках начала заходить к женщине сзади.
— Толкай! — орали солдатки, выставив оглобли и пики в сторону зомби.
— Ненавижу, — роняла вместе с пеной изо рта одержимая. Действительно, это было очень похоже на одержимость.
— Проснись! — раздавались крики.
— Воду. Холодную воду!
Кто-то подхватил ведро и плеснул на лицо зомби. Та на секунду замолчала и заморгала, хватая ртом воздух, а через секунду завизжала о ненависти с новой силой.
— Блин, — выругался я и метнулся к своему фургону. С ходу запрыгнул на подножку и, перегнувшись через борт, дотянулся до аптечки под лавкой; из неё вынул флакон с нашатырём: вдруг поможет. — Потерпите, я щас. Я щас, — бормотал я под нос.
А на поляне завязалась другая драма: Катарина, подобравшись со спины, обхватила женщину и держала, а зомби ещё больше распалилась, начав бить затылком в стеклянное забрало. На прозрачном материале уже остались пятна размазанной волосами крови из рассечённой головы.
— Ненавижу! — орала одержимая, а когда я подскочил поближе, попыталась меня пнуть. Но стоило мне застыть, как зомби задала вопрос, глядя в мою сторону:
— Почему? Почему ты их не ненавидишь?!
— Ух ты блин, — только и смог я выговорить.
Женщины тем временем осмелели. Кто-то ухватил руку с топором и пытался вытащить оружие из онемевших пальцев.
— Вяжи ее! — гаркнула Герда, кинув верёвку дочке Урсулы. Глория присела сбоку и попыталась схватить ноги бесноватой, но та была слишком сильна и постоянно вырывалась.
— Недотёпа! — раздался рядом голос самой Урсулы, которая в кирасе поверх нижней рубахи подбежала поближе и хлопнула Катарину по плечу: — Падай вместе с ней!
Храмовница без слов сделала подсечку и рухнула на траву.
— Это я недотёпа?! — закричала Глория, коленями прижимая к земле руку с топором и позволив солдатке наконец-то завладеть оружием одержимой.