— Бить будет? Ну и пусть. Надоело всё это. Бейте.
— Нет. Мы сейчас будем тебя пытать. Глория! Садись перед ним на колени. Гляди ему в глаза.
Девушка изобразила самый натуральный покерфейс, то есть непроницаемый хлебальник, и села перед лейтенантом. А я сделал глубокий вдох. Сейчас либо стану инвалидом, либо всё получится. Аж подмётки заполыхают у летёхи.
Руки мои потянулись к той самой ритуальной шнуровке на доспехах у девушки, что есть у всех местных воительниц. От ключицы до солнечного сплетения. Пальцы дёрнули шнур.
Глория, недоумевая, скосила на меня глаза.
— Это такой ритуал?
— Да, — торопливо поддакнул я, нервно сглотнул и ещё быстрее расшнуровал дублет, из-под которого показалась белая сорочка с таким же вырезом, стянутым мягкой льняной верёвочкой.
— А это непременно надо делать? — снова спросила Глория, когда я потянул за верёвочку, оголяя декольте с грудью четвёртого размера.
— Обязательно, — протараторил я, глянув на застывшего с раскрытым ртом лейтенанта. Был бы трезвым — всё сложилось бы иначе, а сейчас, извини, только так.
Когда сорочка окончательно разошлась, я сделал злую физиономию, показал взглядом на Андрея и изобразил руками захват.
— Ну, раз надо, значит, надо, — пробубнила Глория, осторожно взяла лейтенанта за плечи, а потом притянула к себе и прижала к груди. — Во имя её сиятельства, — добавила она.
— Так нечестно, — раздался голос Андрея, уткнувшегося лицом прямиком между грудей.
— Это такая пытка, — злорадно произнёс я. — Будешь ещё изображать из себя нюню?
— Не издевайся, — ответил он, а когда Глория разжала руки, так и остался меж грудей.
— Больше ничего не надо? — немного растерянно спросила телохранительница, положив тяжёлую ладонь на голову Андрея, словно котёнку.
— Нет, — быстро ответил я и потянул за рукав лейтенанта. — Пойдём.
— Сейчас, — пробурчал тот и с недовольным стоном оторвал лицо от грудей.
— Тебе лишь бы к бабам поприставать! — повысил я голос. — Пойдём живее: Родина в опасности.
— Ну, ты и мудак, — вздохнул Андрей, поднимаясь со своего места.
Глория быстро затянула шнуровку на поддоспешнике.
— Гло, тормоши его. Он знает, что делать, но не надо ему позволять впадать в уныние.
— Это что, я зря шнуровалась? — переспросила телохранительница, нахмурившись и скривившись. А мы с Андреем переглянулись.
— Да, — произнёс лейтенант.
— Нет, — немедленно возразил я. — Сейчас и подзатыльники сойдут. Только не убей.
— Я не дура, поняла, что начнёт отлынивать и хандрить — надо немного его придушить, — произнесла девушка, а потом улыбнулась и ехидно добавила: — Сиськами.
— Да.
— Нет, — снова одновременно выпалили мы.
Я вздохнул, повернулся в сторону жертвы и уже на ходу бросил через плечо:
— И пусть Дизель не останавливается. А я пока пойду с призраком что-нибудь придумаю…
* * *
Юноша в голубых одеждах, Ёвен Дель Виенго, возник из воздуха совершенно бесшумно. Он деловито оглядел проплешину в камышах, ведущую к красной воде кровавого озера. На мелкой багряной ряби блестела искрами дорожка, оставленная в отражении Небесной Парой. В камышах пели редкие птахи, а перед самим озером красовался изрезанный рунами столб, и темнело на жёлтом песке чёрное, давно погасшее кострище.
Ёвен слегка улыбнулся, повернулся к озеру и сделал небольшой кивок. Из воды медленно появился невысокий скелет, быстро покрывшийся плотью и принявший облик красивого молодого мужчины в алой тунике. И только взор его был неприятен. Очутись на месте Ёвена смертный, ему стоило бы опасаться, так как Инфант Кровавого озера был очень непредсказуемым духом.
Тем временем хозяин этого места надменно глянул на гостя и заговорил:
— Зачем ты пришёл? Мне недосуг с тобой беседовать.
Дух воздуха растянулся в улыбке:
— И тем не менее, ты нашёл силы и время и сломал ногу моему подопечному.
— Ты так уверен в своих словах? Не боишься потом поплатиться за клевету?
Ёвен покачал головой и сложил руки на груди.
— Если бы это была клевета, ты бы даже не явился. Я же знаю тебя не одну тысячу лет.
— Ну, хорошо, допустим, это моё деяние. Тебе-то что? — недовольно поморщившись отозвался инфант.
— Зачем ты вмешался в мои дела? Зачем натравил сектанток на подопечного? Я едва успел подкинуть записку от тайного доброжелателя архивариусу Круга, чтоб исправить ситуацию. И я столько сил потратил, чтоб разузнать про планы чисельников и не попасться в пищащие амулеты халумари, а ты взял и запорол всю задумку. Зачем?
Инфант неспешно изогнул губы в усмешке.
— А зачем они тебе? Старшие божества приказали?
— Нет. Старшие небрежно ответили, что это просто люди, и потому незачем на них тратить своё внимание.
— Нас — несколько младших, — продолжил он, — но имена скажу, только когда ответишь, зачем сломал ногу чисельнику и натравил на него сектанток, а также согласишься быть с нами и дашь слово хранить тайну.
Инфант сложил губы трубочкой, подумал несколько мгновений и ответил:
— Сперва думал, ты ради забавы им мешаешь. Думал, пустой интерес у тебя. Но если вас несколько, то это уже не пустое. Хорошо. Отвечу. Я хочу знать, что за боги стоят за ними.
— Думаешь, они вмешаются?
— Да. Чисельник не мелкая монетка, хоть и не золотой самородок. Скорее, большой слиток серебра с клеймом пробы. И за ним должны присматривать. Я потому и поломал «Ночных охотниц», чтоб оставить его без толковой людской защиты. Всё думал, когда за него вступятся. Не вступились.
— Нет с ними богов, — раздражённо ответил Ёвен. — Не пришли они в наш мир. Не знаю почему, не смогли или не захотели, но нет их у нас.
— Не верю. Магией проход меж мирами не сделать, без богов явно не обошлось, а чисельник очень на жреца похож. К тому же они строят башни-часовни, а чисельник должен имел право провести магистрат в эти часовни, дабы те все осмотрели.
— Может быть, но чужих богов мы не видели, хотя тоже старались.
— Тогда зачем тебе эти людишки? — усмехнулся Инфант.
Ёвен не ответил, он лишь достал из-за пазухи небольшой серый свёрток, и протянул духу красного озера. Тот картинно изогнул правую бровь и с пренебрежением взял свёрток: мол, чем ты меня можешь удивить? Когда развернул ткань, то на чистой холстине оказался небольшой, подёрнутый тёмными пятнышками бронзовый клинок с рукоятью из кости какого-то зверя. В небольшое отверстие на навершии был продет толстый шерстяной шнурок, образующий петлю, чтоб нож удобно было прицепить к запястью и не потерять. Единственным украшением являлся небольшой, грубо обработанный янтарь на узелке.
Инфант протянул руку к ножу, но в последний миг отдёрнул и нахмурился, прикрыв ладонью рот и подбородок.
— Может быть, Небесная Пара нарочно разрешила халумари попасть в наш мир?
Ёвен пожал плечами.
— Они нас не останавливают, значит, мы всё делаем правильно. Так ты с нами?
— Да, — протянул Инфант. — Я пригляжу за чисельником, вдруг все же боги халумари появятся.
— Не ломай, пожалуйста, больше ему ничего.
— Не буду. Так, немного попугаю — скучно же коротать вечность.
— Хорошо. Я тогда более плотно займусь отрядом с юной графиней и генералом, — ответил Ёвен и вежливо поклонился Инфанту…
Глава 16. Завершение сумасшедшего дня
Безумная поляна потихоньку погружалась в сгущающийся вечерний полумрак, хотя Небесная Пара ещё не села за горизонт. И вместе с приобретающим сочные синие, фиолетовые, красные и жёлтые краски небом, поднимающимися на горизонте воздушными замками, построенными из редких, словно сторонящихся друг друга, но при этом пышных облаков, первым сонным «уху» не видимых глазу сов и первыми нетерпеливыми летучими мышами надвигалась тревога. Если не разделаться с проблемой до темноты, то кто знает, какие ещё пакости подкинет нам проклятое место.
— Думай, Юра, — как молитву, пробормотал я, наверное, уже в сороковой раз за этот безумный день. Уши резал истошный крик привязанной к оглобле убивицы. Казалось, её уже резали на куски, и каждый кусочек орал отдельно, хотя ничего плохого пока не происходило. Разве что солдатки бегали к запасённому хворосту и возвращались, кидая ветки в кучу за пределами зачарованной пепельной линии. Так и подмывало назвать её защитным барьером или файерволом от привидений. Хворост не всегда летел точно в кучу, и потому некоторые палки и ветки попадали в приговорённую, вызывая у той ещё больший приступ паники.
— Не надо! — визжала она и бешено крутила головой, пытаясь разглядеть, не идёт ли кто с факелом. — Пощадите!
Она окончательно сорвала голос, отчего часто кашляла. А когда между деревьев возник блёклый и прозрачный, как клок тумана силуэт, замерла, тихо скуля. И даже когда ей в затылок прилетело поленом, лишь дёрнулась, не сводя глаз с привидения.
Я встал у самого края файервола. Но на самом деле эта линия называлась на местном языке столь знакомым землянам словом, но употребляющимся в его исконном значении, непривычном для людей, зомбированных Голливудом. Терминатор — граница между светом и тенью, добром и злом, миром людей и миром нечисти. Но называли её так только Урсула, Ребекка, Клэр и Герда. Остальные именовали дивизьон да'люз — светораздел. По сути, то же самое, но на другом диалекте.
Глядя на медленно идущего по широкой дуге призрака, я думал не о нём. Усталый мозг пытался подготовиться к диалогу, и потому вспоминал манеру общения и особенности речи. На лекциях нам говорили, что этот мир при сходстве языков имеет достаточно большие отличия. Так схожие с испанским западные диалекты по мере движения на северо-восток насыщаются германизмами и англицизмами. Катарина про какие-либо земли говорила «терра», а Урсула «ланд». И таких парных слов, выдающих происхождение местного жителя, было много, но здешние, постоянно общаясь меж собой, понимали друг друга. Было мнение, что раньше на территории параллельной Испании возникла огромная империя, подмявшая под себя всю Европу, и сделавшая свой язык общегосударственным. Вот только откуда в Испании взялись латиноговорящие без Римской Империи, оставалось загадкой.
Призрак замер у толстой берёзы в двух десятках шагов от нас. Он не торопился вселяться в подвешенную над кучкой поленьев женщину и вместо этого зло разглядывал происходящее. С такого расстояния можно было разобрать черты призрачного лица, принадлежащего подростку лет пятнадцати. Сам он был одет в светлую монашескую рясу с откинутым капюшоном, на шее болталась верёвка, изначально служившая поясом. Ею он, вестимо, и удавился.
Я посмотрел на хмурого Андрея, тянувшего провода генератора к приборам, на духа, застывшего поодаль, а в следующий момент меня отвлёк гневный вопль Катарины. Обернувшись, увидел, что храмовница стоит у костра, стиснув кулаки и задрав лицо к небу.
— Бездна всех вас побери! — закричала девушка и пнула подвернувшуюся под ногу деревянную тарелку, стоящую у кострища. — Живо все дрова назад, жабы безмозглые! Что ночью в огонь подкидывать будете?!
Солдатки, несущие хворост к месту казни убивицы, застыли на месте и переглянулись. Проклятие явно снизило умственную деятельность этих женщин до уровня алкаша со стадом белочек за пазухой: типа, он их, как дед Мазай, спасает и у себя жить насовсем разрешает. Одна из них опустила взгляд на ношу, а затем поглядела на кучку под жертвой.
— Мы не пойдём собирать. Там же эта… дух. Он же нас схватит.
— Да, схватит — поддакнула вторая.
— Жабы, — прорычала Катарина, зло глянув на призрака. Она быстрым шагом подступила к самому светоразделу, вынула из ножен серебряный стилет и взмахнула им.
— Идемони! Изыди! — издала девушка громкий крик. Все поглядели на привидение, но то лишь печально вздохнуло. — Теперь видишь, что не яси с духом. Что он дез айра, — прорычала храмовница, перейдя с академического на свой сленг, и пояснила, поджав губы: — Не исчезает. Иначе бы давно развеяли.
Я покачал головой и пробормотал едва слышной скороговоркой:
— Хоть охотников на привидений вызывай. Ладно, Голливуд мне в помощь. Будем, значит, зубы заговаривать.
Повернувшись к лесу и найдя взглядом привидение, дух снова растаял в воздухе и проявился с другой стороны толстой берёзы, на прозрачном лице читалось отвращение, как к выползшему во время дождя на свет червяку.
— Расскажи о себе, — продолжил я, но дух продолжал молча глядеть на меня. А вдруг он вообще разговаривать не умеет? Или умеет только в теле одержимой им жертвы?
Я озадаченно поглядел на Катарину, которая слегка морщилась от головной боли, но выглядела уже свежее, чем раньше. Девушка зыркнула в ответ и насупилась.
— Зачем с ним разговаривать?
— А вдруг получится узнать, как снять проклятие.
Катарина пожала плечами.
— Глупо. Если бы он знал, то сам бы уже снял.
— Ну а вдруг, — упирался я. Тот факт, что призрак монашка вёл себя спокойно, добавлял уверенности. — Как у нас говорят, попытка не пытка.
Катарина смолчала, а я снова повернулся к призраку, но сказать ничего не успел: сзади раздался вопль Андрея.
— Я так не могу! Я отказываюсь так работать! Юра, ты слышишь?!
— Блин, — выругался я, глубоко вдохнул, затаил дыхание и повернулся.
Лейтенант стоял с проводами в руках, а один из кабелей грыз Малыш. Пёс лежал и самозабвенно теребил толстую жилу. Резиновая оплётка уже превратилась в лохмотья, а вскоре и провод оказался разорванным.
— Дурная псина! — закричал Андрей, но при этом стоял как вкопанный. Оно и неудивительно: боевой мастифф, натасканный на охоту на двуногую дичь, легко превратит лейтенанта в такие же лохмотья, что и провод. — Ну вот на кой хер тебе это? Он же алюминиевый! — продолжал возмущаться лейтенант, а потом сунул провода в руки стоящей рядом дочке Урсулы. — Уронишь — будет тебе проклятье, руки сгорят! — пробурчал он и пошёл к фургону, где якобы колдовала над мечом юной графини Лукреция. — Ваше сиятельство!
— Это что за провод?! — прокричал я вслед Андрею. Я, конечно, не спец в таких приборах, но если это какой-нибудь экранированный и очень дефицитный кабель, и запасного нет, то плакала наша экспедиция, сведясь к простому туризму вместо научной работы.
— Заземление! — обернувшись на ходу, ответил лейтенант. — В этом мире без заземления всё, что сложнее лампочки накаливания, перегорает сра… Псина тупая! Фу, положи на место! — снова заорал он, увидев, как пёс схватил приготовленный штырь этого самого заземления и побежал с ним по поляне, как с обычной палкой.
Малыш несколько раз обежал вокруг замершей с проводом в руках Глории. Та после слов о проклятии даже дышать боялась. А псу было неинтересно происходящее: хозяйка в безопасности, чудовищ и ассасинов рядом не наблюдалось, а призрак ему безразличен.
— Ваше сиятельство! — продолжил орать Андрей, а я вздохнул и повернулся к Катарине.
— Не яси, — криво ухмыльнувшись, произнесла девушка. — Надо дрова вытаскивать.
Я не успел что-то ответить, как она, не спуская глаз с призрака, шагнула к пепельному светоразделу.
— Может, не надо, — засомневался я, но Катарина пожала плечами и переступила черту.
В тот же миг призрак растаял и возник прямо перед девушкой, а в следующую секунду храмовница отлетела назад, словно в неё врезалась малолитражка. Она упала на спину и выгнулась дугой, держась за поясницу.
— Катюша! — вскрикнул я и подбежал к ней, упав на колени рядом.
Она кивнула и через силу сделала вдох, после ещё один, и лишь немного погодя со стоном выдохнула.
— Силён лягушонок, — прошептала она, медленно повернулась набок и свернулась в позу эмбриона, да так и осталась лежать, тяжело дыша.
Я стал на ноги, облегчённо провёл руками по лицу. Меня начало трясти от отступившего всплеска адреналина. Сердце всё ещё колотилось, находясь в режиме форсажа. Но переживал я не за себя, а за Катарину, причём сам не ожидал такой бурной реакции. Была бы на её месте одна из солдаток, без паники бы перевязал, сделал укол или оказал иную первую помощь, а сейчас была мысль: «А вдруг я ещё больнее сделаю». Хорошо, что всё свершилось яси, как говорят местные.
— Ладно, я понял, — пробормотал я, нервно облизав губы. — Он ненавидит только женщин, значит, могу попробовать с ним пообщаться.
— Господин халумари, — раздался жалобный голос Глории. Дочка Урсулы по-прежнему стояла с проводами, боясь пошевелиться. — Господин халумари, — снова позвала она меня, а когда я повернулся, продолжила: — Снимите, пожалуйста, проклятье с этих верёвок, а то у меня руки затекли, спина чешется и до кустов сильно надобно.