Ни малейшей тревоги он не испытывал. Попытайся вот так барабанить в дверь кто чужой, н е н у ж н ы й, и хитрая система ловушек, заклинаний, и оберегов уже голосила бы вовсю.
За дверью услышали — затихли. Стас прислушался — и ухом, и верхним чутьем.
У входа топтался мужик. Встревоженный, немного испуганный и нетерпеливый. И очень знакомый.
Стас распахнул дверь и, прищурившись, уставился на гостя.
— Акимыч? Тебе-то какого рожна надо? — изобразил искреннее удивление Хромой. — Неужто купец твой недоволен? Или дочка подарок разбила? Так, мы эти пластинки обратно не соберем.
Акимыч досадливо махнул рукой в толстой меховой рукавице:
— Не до шуток нам, Стас Григорьич. Петр Фаддеич очень просят тебя с Иван Николаичем прибыть для серьезного разговора.
Стас глянул внимательнее. В глазах Акимыча, и вправду читалась нешуточная тревога. Ведун кивнул, приглашая приказчика внутрь:
— Заходи, нечего в дверях стоять. Идём, расскажешь, что стряслось, а я пока оденусь.
Иван их встретил уже полностью одетым — почуял настрой напарника и приготовился. В добротном сером костюме «с искрой» и сияющих новеньких ботинках, он походил на преуспевающего врача или служащего. Образ этот он тщательно поддерживал, потому следил за модой и даже бывал на модных показах.
— Чаю хочешь, Акимыч? Или, кофию? — заботливо спросил Иван приказчика, но тот снова отмахнулся и забегал по комнате.
— Рассказывай, что стряслось, пока я переодеваюсь, — скомандовал Стас и пошел к себе собираться. Дверь оставил открытой и крикнул, открывая платяной шкаф, — давай, не тяни.
— Да сам я не пойму, что говорить, Стас Григорьич, — крикнул в ответ приказчик. — Вчера ночью Говоруна прямо на Москворецком мосту убили!
— Какого говоруна? — не понял сначала Стас, а, вот, Иван, внимательно следивший за политической жизнью столицы, изумленно присвистнул:
— Да неужто? Прямо на Большом Москворецком? Вот это дела.
— Вот-вот! Дела! — занервничал приказчик. — С девкой какой-то его на этот мост понесло. Вроде, после ресторации решили прогуляться, тут его и….
— В «Лобном», что ль сидели? Что в Старом магазине?
— В ней, где ж ему еще сидеть-то! — подтвердил Акимыч.
— Да кто он такой, Говорун этот? — рявкнул из комнаты Стас. — И какого лешего купцу твоему от нас понадобилось, толком говори!
Вместо приказчика ответил Иван.
— Покойный — Говорун Борис Вениаминович. Фамилии соответствовал полностью, говоруном считался бесподобным. Ты его помнить должен, он сначала за строительство в ближних посадах, да по городкам вроде Сергиева Посада отвечал. Пока пост занимал, громко говорил, что всех воров посадит. А потом темная история про него самого всплыла. Вроде как, он завизировал часть земель, как потравленные «черными вдовами», а порубежники потом рейд туда устроили, и выяснили, что земельку втихаря продали за бесценок. Продали восточным каким-то людям, которые устроили там натуральное рабовладение и через то имели на рынках дорогой нашей столицы такую прибыль, что впору от зависти удавиться. Говорун, конечно, отговорился, но история вышла некрасивая и место пришлось освободить. С того времени, затаил Борис Вениаминович злобу лютую на власти городские, стал непримиримым критиком и оппозиционером. Потом и вовсе пропал, всплыл несколько лет назад в польских землях, советовал там, как вести дела с дикими московитами. Судя по всему, советовал не слишком успешно, поскольку с панами мы замирились.
Стас пробурчал что-то невнятное.
С Речью Посполитой у Московии, и правда, дела одно время шли туго. Во время События норовистые вельможные паны показали себя крепкими вояками и очень толковыми организаторами. Правительство сумело не допустить паники, повезло и в том, что польские земли оказались в зоне устойчивой реальности — в Ясной Яви, как говорили ведуны. Придя в себя, они осмотрелись по сторонам и, для начала, оттяпали себе кусок германских земель. Германцам в то время было совсем не до окраин — в Берлине и других крупных городах творилось такое, что только успевай поворачиваться.
Решив, что неплохо было бы провернуть такое же дело с восточным соседом, паны осторожно двинулись вперед, но тут Москва и Киев разом укоризненно покачали головами. Говорят, пара разведгрупп крылатых гусар бесследно пропала в лесах, после чего поляки вспомнили о славянском братстве и общих корнях.
Видать, после этого Говоруну в Варшаве стало совсем скучно, и он тихо вернулся на родину.
— Не так давно, господин Говорун снова появился в Первопрестольной, — продолжал Иван, — на сей раз, в качестве специального представителя Ярославской городской Думы в Москве. Такая вот хитрая должность у нас имеется. Снова начал много говорить и грозить кулаком, но всерьез его уже никто не воспринимал. Кроме любви к громким словам, был известен страстью к прекрасному полу. Впрочем, он холостяк, так что, ничего предосудительного и противоестественного в том не вижу.
— Исчерпывающе. Но неясно, что от нас-то нужно купцу первой гильдии, — Стас вошел в комнату, поправляя мягкий серый свитер. В отличие от друга, костюмов и галстуков он терпеть не мог, и принципиально не носил.
Акимыч лишь головой покачал.
— Нечего мне сказать, Стас Григорьич, не пытай. Только, Петр Фаддеевич, как узнал об убийстве, тут же меня за вами послал. Остальное, пусть сам скажет. Мне приказал пулей к вам нестись. По десять монет каждому, говорит, плачу, только чтоб приехали.
— По десять монет за визит, — хмыкнул Иван, — значит, серьезно твоего купца припекло. Ладно. Поехали.
____***____
Январские переулки были тихи и задумчивы. Плыло над ними яркое голубое небо нового года, стреляло белыми вспышками солнечных зайчиков, поскрипывал под полозьями сухой рассыпчатый снег, и так хорошо было в мире, что Стасу захотелось выпрыгнуть из саней и отправиться бродить, куда глаза глядят. А после, нагулявшись до озноба, зайти в первый попавшийся кабак, и потребовать графинчик прозрачной, да сковороду яичницы с салом. И, непременно, чтоб сверху лучком посыпали.
Он даже вздохнул и недовольно заворочался в санях.
Впрочем, долго мечтать не пришлось.
Приехали.
Распахнулись ворота, мелькнула подъездная аллея, и сани остановились на широкой площадке перед особняком.
Акимыч выскочил первым, дождался напарников, и повел их к парадному входу.
— Слышь, Стас, нас сегодня прямо, как серьезных людей, по парадной лестнице ведут, — громко сказал Иван, глядя в спину приказчика. Тот лишь плечом дёрнул.
Стас не ответил.
Он внимательно смотрел по сторонам, и замечал тихое, но напряженное шевеление. У ворот пара крепких молодцев в полушубках, еще один у угла дома по сторонам посматривает. Никак, купчина чего-то опасается? Интересно. Купца первой гильдии напугать, это уметь надо.
Встретил гостей хорошо вышколенный дворецкий, принял шубы, указал рукой в белой перчатке, — Пожалуйте наверх, Петр Фаддеевич вас ждут-с в кабинете. Стас мимоходом отметил, что дворецкий изящен и гибок, но телосложения крепкого и гостей сопровождает, отступив на шаг. Интересные нынче слуги в купеческих домах.
Кабинет купца оказался большим, светлым, обставленным на удивление просто и обманчиво скромно. Обманчиво, поскольку каждый предмет обстановки стоил хороших денег. Очень. Очень хороших.
Большой рабочий стол у окна, два книжных шкафа, забитых томами в темных переплетах, да столик с креслами у стены.
Столяров стремительно вышел из-за стола, крепко пожал руки, указал на кресла:
— Присаживайтесь, господа, говорить будем.
Кивнул приказчику.
— Акимыч, бери стул, садись, без тебя не обойдемся.
Сегодня Столяров был в строгом сером костюме, белоснежной сорочке и при галстуке. И чувствовал он себя в этой одежде совершенно естественно. Стас про себя это отметил: интересная черточка, купцы московские «европскую одёжу» не очень жаловали, предпочитая длиннополые сюртуки и рубашки-косоворотки, которые начал шить кто-то из местных умельцев, как только удалось снова наладить мастерские.
— Выпьете, с морозцу-то? — хозяин дома щелкнул по боку тяжёлого хрустального графина в центре стола.
— Не стоит, Петр Фаддеич, о делах говорить пришли, — отказался Иван.
— Оно и правильно, — купец так и не присел, расхаживая вдоль стола. Наконец, вздохнув, бросил на стол газету. «Московский вестник». На первой странице — большой снимок. Фрагмент парапета, на тротуаре укрытое чёрной казенной холстиной тело, вокруг ноги в сапогах, снег запятнан темным. Холстина бугрится в двух местах.
«Зверское убийство политика в центре столицы!», кричал заголовок.
— И, вот, еще. И, еще! — купец в сердцах бросил на стол «Ведомости» и «Столичного обозревателя».
Стас спокойно отодвинул в сторону газеты.
— Петр Фаддеич, вы нам лучше сами расскажите, что произошло, и зачем нас позвали. Говорите так, будто мы ничего не знаем. Кстати, так оно и есть. Мы с Иваном Николаевичем после Нового года, как медведи в спячку впали. Вон, Акимыч и разбудил.
Столяров побарабанил пальцами по краю стола. Глянул в окно.
Окно было большое, во всю стену, и в нем, как картина в раме, синело зимнее небо, золотились церковные купола, белел снег.
А купчина-то, эстет, — подумал Стас. Еще одна интересная деталька к образу возможного нанимателя.
— Значит, будто ничего не знаете, — Столяров развернулся всем телом, сцепил руки за спиной, снова заходил по ковру. — Вчера, ближе к полуночи, на Большом Москворецком мосту кто-то выпустил две тяжелых стрелы из ручного самострела в Бориса Вениаминовича Говоруна. Одна стрела пробила горло, вторая сердце, так что умер господин Говорун мгновенно. Был он на мосту не один, а со спутницей. Спутница его, девица Варвара Груднева, не пострадала, но пребывает в расстроенных чувствах и толком ничего не говорит. Восклицает только что-то о черной тени и ужасном сгустке мрака.
— Свидетели, улики, что-то еще? — поинтересовался Иван. Спрашивал он купца так, словно тот знал о ходе расследования все. Впрочем, напарники примерно так и думали. Уж больно озабочен был Столяров. Значит, знал достаточно, чтобы забеспокоиться. А уж почему нервничает — о том сам расскажет. Обязательно, расскажет, иначе бы не звал, не ходил, сцепив руки, не надевал костюм с галстуком, готовясь к посещению… кого, интересно? Скорее, не посещения. На выход купец собирался, на встречу с кем-то. С кем-то значимым, и не из купеческого круга. Совсем интересно.
Столяров мгновение подумал.
— Основной свидетель — девица Груднева. Сейчас под охраной, разумеется. Кроме нее на мосту находилась парочка подгулявших парней, но они шли по другой стороне моста, и подбежали к месту убийства только после того, как Груднева заголосила. Обходчик еще шел навстречу Говоруну с Грудневой, но он только поднялся на мост, момента убийства не видел. Снег же валил почти всю ночь. Что, кстати, тоже оказалось на руку убийцам, следы замело начисто.
— Убийцам или убийце? — уточнил Стас.
— Стрелка подобрала повозка. Ее Груднева и имела в виду, когда говорила, что мимо что-то пронеслось. Удаляющееся темное пятно и стук копыт парни тоже слышали. А обходчик даже видел ее, но очень смутно, поскольку в тот момент его внимание привлек женский крик. Так что, полиции это не слишком помогло.
— Полиции? То есть, у вас есть информация от следствия? — прямо спросил Стас.
Купец снова помедлил, видимо, прикидывая, что именно ему стоит говорить.
Стас решил его поторопить.
— Петр Фаддеевич, вам лучше быть с нами предельно откровенным, если вы решите нас нанять. В полиции человек у вас есть, это ж понятно. И, думаю, не один. А вот что эти осведомители вам так подробно все передали, говорит о том, что в деле вы имеете нешуточный интерес, и озабочены серьезно. Не очень пока понимаю, чем именно мы можем вам помочь, но давайте договоримся сразу: втёмную вы нас использовать даже не пробуете.
— И в мыслях такого не было, — махнул рукой купец. — Люди в полиции у меня, конечно, есть. Но тот, о ком я говорю, не купленный, родич он мой, вот и вывалил на меня весь ворох разом. Человек он спокойный и вдумчивый, а тут прибежал… ни разу я его таким не видел.
Остановившись, Столяров задумчиво посмотрел на графинчик, сцапал его и, налив рюмку, одним глотком опрокинул. Длинно выдохнув, поморщился.
Сел, наконец.
— Ладно. Чувства в сторону, не девицы. Мне надо знать, кто и зачем заказал Говоруна. Именно, заказал.
Напарники переглянулись. Глядя на Ивана, Стас очень медленно, взвешивая каждое слово, сказал:
— А с чего вы, Петр Фадеевич, взяли, что мы это можем сделать?
— И, что мы умеем это делать, вообще, — добавил Иван.
Акимыч переводил взгляд с ведунов на купца и во взгляде его отчетливо читалась серьезная опаска.
Купец взгляд этот перехватил и усмехнулся:
— Ты, Акимыч, не мандражируй. Все нормально. А знаю я, что вы, господа, люди многих, хм… способностей, — купец потянулся к графинчику и налил теперь уже четыре рюмки, — и умеете не только подарки к праздникам добывать, да по нехорошим местам шататься. Вы, вот, Станислав Григорьевич, у порубежников не только в рейды ходили, но и Старшому помогали. В деликатных, — тут купец изобразил пальцами в воздухе замысловатый жест, — делах. Да и вы, Иван Николаевич, тоже не по ярмарочным шатрам рассиживались.
— Положим, так, — Стас, потянувшись, взял рюмку и, покрутив в пальцах, выпил. — Хороша водочка, на березовых почках?
Купец кивнул.
— Положим, кое-что мы умеем, — повторил Стас, и подался вперед, — но с чего нам с Иваном в это дело влезать? От него политикой за версту смердит, а в нее мы не суёмся, башку отвинтят, и никакие заслуги прошлого не помогут. Так, повторяю, с чего решили нас звать, и что мы с этого иметь будем?
— И зачем вам люди со стороны, если у вас свои в полиции сидят? — добавил Иван. Происходящее ему с одной стороны не нравилось, с другой, просыпался в нем подзабытый азарт, который в прошлые годы не раз заводил его в такие передряги, из которых он с трудом ноги уносил.
— Позвать вас мне Акимыч присоветовал, — кивнул купец на приказчика.
Иван молча показал Акимычу кулак.
— А я согласился. Поскольку, для такого дела мне нужны как раз люди со стороны. С моими делами и моим окружением никак не связанные, умелые, да понимающие, как опасные дела делаются. И чтоб не любители лезть на рожон.
— А вам-то это зачем? — напрямую спросил Иван.
У купца чуть заметно дрогнула щека.
— Да вы не стесняйтесь, что уж, Петр Фаддеич. Сами сказали, люди нужны толковые и с полицией не связанные. Тут два и два складывать не надо. Боитесь вы, что историей этой воспользуются, чтоб вам подкузьмить. И подозреваете, что родича вашего тоже подставить могут.
Столяров достал тяжелый золотой портсигар, размял папиросу. Прикурил от длинной толстой спички.
— Правильно мыслите, Иван Николаевич. Тут клубок такой, что и не знаешь с чего начать. Но попробую, — купец крепко затянулся. — Покойный господин Говорун, хоть и был уже политическим импотентом, в Ярославле и окрестностях полезные знакомства сохранил, и, здесь, в Москве, устраивал выгодные сделки, протекцию оказывал, ну и прочие услуги. С которых, собственно, и кормятся все наши слуги народные.
Хмыкнув, Столяров продолжил:
— Деловые интересы у меня самые разнообразные. И в Ярославле мне как раз протекция потребовалась. Хотел я тамошним больницам, да домам призрения продуктовые наборы для обедов поставлять. И цену предлагал неплохую, но без нужной смазки дело не шло. Обратился я к Говоруну, он обещал посодействовать. И вот вчера вечером узнаю, что он, стервец этакий, контракт с больницами другому устроил. А с утра такие вот новости.
Столяров со злостью раздавил в пепельнице окурок.
— Весело годик начинается, — вздохнул Иван и попросил, — вы продолжайте, Петр Фаддеич, давайте нам весь расклад. И соображения свои тоже давайте. Сами про клубок начали. А то, знаете ли, из Мира Духов мне сообщают, что вы серьезно недоговариваете.
Столяров продолжил: