“Ещё минус один” – отстранённо отметило сознание. Взгляд при этом равнодушно скользнул по луже крови, растекающейся из обрубка шеи.
“Обычно у слабой девушки не хватает сил, чтобы одним махом перерубить шею даже очень острой сапёрной лопаткой, – продолжило сознание измываться надо мной, – а нормальному человеку становится плохо от вида крови и от осознания причастности к столь жестокому убийству”.
“Это компенсация за смерть Ольги, – попытался переубедить я свой внутренний голос, – Справиться со взрослым мужиком у неё бы вряд ли получилось. Может, потому я здесь? Ангел мщения, так сказать. А кровь – что кровь? Была бы это кровь невинных жертв, я бы точно почувствовал себя не в своей тарелке. А этих ублюдков за людей не считаю. Они хуже зверей. Чего ж тут нервничать?”
“Слышь, ангел мщения, – ехидно прокомментировал внутренний голос, – двоих ты завалил. А вдруг их там ещё целый взвод, если не больше. Надеешься одной сапёрной лопаткой всех перебить? Сил, даже с учётом некоего эфемерного духа мщения, может и не хватить. Собрался помереть как герой? А Ольгу так и оставить неотмщённой?”
Чёрт! А ведь и правда: на ещё одно столкновение банально может здоровья не хватить, которого и так остались несчастные крохи. Будет совсем нехорошо, если я тут дуба дам.
И только теперь обратил внимание на то, что руки мелко подрагивают: то ли сил совсем не осталось, то ли адреналин зашкаливает. Мне бы отлежаться чуток, жирком немного обрасти. Тогда и воевать можно. Только как это сделать, чтобы немцы хвост не прищемили?
Бежать надо. Причём, срочно. Ещё немного – и обнаружат отсутствие двоих убиенных. Тогда мне останется только самому ползти на кладбище и закапываться. То-то немцы довольны будут.
Собравшись задать стрекача, затратил немного времени на то, чтобы вытереть лезвие лопатки о труп и убрать инструмент в чехол. Задумчиво посмотрел на сиротливо лежащую у крыльца винтовку и, подобрав, примкнул к ней штык-нож. Поднимать шум стрельбой пока опасно, а вот колоть – самое милое дело. Пробить шинель и грудь врага штык-ножом – может банально не хватить силёнок. Вон как руки-то трясёт. Да и расстояние до жертвы может оказаться критическим – вдруг не дотянусь. А добавочный рычаг в виде винтовки, да плюс её длина и вес вполне помогут пробить шинелишку вместе с её обладателем насквозь.
Опираясь на винтовку, присел, решив напоследок обшарить карманы недавно убиенного. Вдруг и там что съестное завалялось. Но не успел приступить к весьма муторному занятию, как дилемму “бежать-не бежать, идти-не идти” разрешили без моего участия: раздался скрип открываемой двери и на крыльцо стало выползать новое действующее лицо.
Господи, да что ж вам всем сегодня не спится-то?
Чтобы заметить меня, нужно либо прикрыть дверь, либо высунуть голову за её пределы. Вышедший решил дверь прикрыть, оставив мне буквально доли секунды, чтобы успеть хоть что-то сделать. Дёргать за ноги как первого – не вариант: банально не успею. Пока дотянусь, пока ухвачусь. Пропадёт эффект неожиданности. Да и нахожусь я в крайне неудобном положении.
Резко развернувшись в сторону вышедшего гада, подхватываю винтовку обеими руками и буквально “выстреливаю” ей вперёд, одновременно с этим поднимаясь на ноги.
Хэк… Недоумённо распахнутые глаза немца ещё даже не успели на мне сфокусироваться, как тело, пробитое штык-ножом в районе солнечного сплетения, уже падало с крыльца.
“Завертелось”, - только и успел подумать я, кидаясь следом.
Осматривать вновь убиенного не стал – и так понятно: мгновенная смерть. Точно в солнечное сплетение попасть весьма непросто, но я, похоже, попал именно в него. Быстро обтёр лезвие о рукав шинели новой жертвы и, на ходу отсоединив смертоносный кусок металла от винтовки, заодно бросив её тут же – возле трупа, – взбежал на крыльцо (ну, как взбежал – скорее, довольно быстро враскоряку дохромал).
Похоже, кто-то очень не хочет, чтобы я ушел отсюда неотмщённым. Стало быть, нужно идти в избу. А в помещении длинной винтовкой особо не помашешь. Так что лишь сапёрная лопатка, что висит сзади на ремне, и штык-нож в руках. Только хардкор!
Снова коротко скрипнула дверь и я оказался в сенях. Не дав себе времени даже подумать, открыл дверь во внутренние помещения.
Первой оказалась кухня. Освещение было крайне скудным, но даже так стало понятно – настоящий свинарник: куча брошенных где попало вещей, пол в каких-то подозрительных разводах, на столе – остатки былого пиршества.
Но даже от непрезентабельного вида оставшегося съестного живот мучительно сдавило голодным спазмом. Если честно – я бы сейчас слона съел, да ещё и добавки попросил. Есть хочется просто зверски. Но пришлось подобрать слюни и буквально силой заставить себя отвернуться от стола, мысленно порадовавшись тому обстоятельству, что врагов здесь не обнаружилось. Значит их нужно искать в комнате. Покрутив головой, переступил с ноги на ногу, пытаясь приноровиться к боли и, едва не заскрипев зубами от натуги, заставил-таки несчастный организм шевелиться, двинувшись дальше.
Следующей оказалась огромная спальня, в которой разместили целых шесть кроватей. Их было хорошо видно в мерцающем свете керосиновой лампы. Несмотря на то, что двигался я совсем не бесшумно, спящие даже не шелохнулись.
В комнате висел тяжёлый запах перегара, перемешанного с амбре давно не мытых тел.
Духман был настолько крепким, что едва не сшиб меня с ног долой. Слава Богу, я тут же приложил к носоглотке рукав обмотанного вокруг груди кителя и отделался только сильно заслезившимися глазами.
Однако, как бы ни был крепок сон этих уродов, надо с ними заканчивать побыстрее. Памятуя о том, что во сне человек, получивший смертельную рану, может громко захрипеть или крикнуть, быстренько огляделся. На моё счастье, в пустовавшей кровати заметил подушку.
Ближайший немец спал на боку, лицом к стене, ногами к выходу. Оглядев эту композицию, не испытал ничего, кроме злости: “наклюкались тут, ироды, десятый сон видят, а некоторые, между прочим, уже несколько дней нежрамши…”.
Самое нежное место у человека – его шея. Хочешь гарантированно убить противника – целься в неё. Рассечение сонной артерии – практически стопроцентный билет на тот свет: при её повреждении смерть мозга наступает буквально через несколько секунд. Смерть быстрая, но кровищи будет целое море. Крови я не боюсь. Мне лишь нужно, чтобы враг даже не вскрикнул. В этом случае бить необходимо чуть ниже кадыка острым, тонким лезвием, что вызовет моментальную остановку сердца. Острого лезвия, к сожалению, нет. Тупое – в наличии. Да и с размерами небольшой затык. Но мы не привередливые. Будем следовать правилу “используй то, что под рукою и не ищи себе другое”. Проверенной уже раз лопаткой действовать побоялся: во второй раз силёнок перерубить шею может и не хватить. Да и шума больше. Стало быть, действовать буду штык-ножом.
Резать шею спящему в таком неудобном положении – провалить всё дело. Всегда есть шанс порезать недостаточно глубоко, чтобы гарантированно повредить важные артерии. А если ещё и тупым оружием – вообще не смешно. Это бритвой – чик по горлу – и адью. С тупым штык-ножом такой номер точно не пройдёт. Всё же, оружие рассчитано больше на колющие удары, нежели на рассечение. Поэтому взяв в правую руку штык-нож, а в левую – подушку, со всей дури ударил остриём, целя под кадык. Одновременно с ударом прикрыл лицо немца подушкой. После недолгого трепыхания тело, вытянувшись, затихло. Выдернув лезвие, с удовлетворением отметил поток хлынувшей из раны крови: ещё один готов. Кровищи было много, но вся она, слава Богу, текла на кровать. Вытерев лезвие об одеяло, пошёл дальше.
Со следующими (ещё двоих насильников опознать было нетрудно) этот же номер тоже прошёл без эксцессов. А вот с последним не повезло. Подходя к нему, отбросил подушку за ненадобностью: будить было уже некого. Даже если немчура закричит – никто его не услышит.
Но, во-первых, он спал на спине. Во-вторых, это был именно тот самый гад, что отправил Ольгу на тот свет. И, в-третьих, когда я, уже нависая над спящим, замахнулся ножом, этот ублюдок вдруг открыл глаза. Мгновения хватило ему сориентироваться в ситуации: гадёныш дёрнулся всем телом, выставляя руку вперёд. Я едва успел изменить направление удара, но штык-нож лишь вскользь прошёл по левому предплечью противника, пропоров мышцу и сделав пусть и неглубокую, но весьма неприятную рану..
Несмотря на сильную стадию опьянения, сопровождаемую сивушным духманом, белобрысый сразу врубился в ситуацию и тут же оказал активное противодействие. Пытаясь вернуть утерянное равновесие, я дёрнулся назад и вдруг неожиданно кубарем полетел на пол от сильного удара ногой в голову.
По крайней мере, немец целил именно туда. Спасло то, что я не успел до конца выпрямиться и невольно втянул голову в плечи. Да и сивуха на мозги моему противнику давила знатно – точность удара подкачала. Поэтому нога ублюдка вместо головы повстречалась с моим левым плечом. Но удар был настолько силён, что лёгкое тельце Ольги буквально снесло в сторону, впечатав в соседнюю кровать. Нож выпал из враз ослабевших пальцев, глухо стукнувшись о деревянный пол.
От дикой боли перехватило дыхание и на мгновение я потерялся, ничего не видя и не слыша вокруг. Взгляд застило влажной пеленой из-за слёз, невольно брызнувших из глаз, отчего весь мир подёрнулся мутной рябью. Пару бы минут – прийти в себя. Но этого мне не дали: взревев раненым бизоном, белобрысый в один миг вырос передо мной и как кутёнка подмял под себя, вцепившись в горло обеими руками.
Пелена из слёз вдруг как-то резко сменилась багровым туманом и горло буквально взорвалось от боли. Я не то, чтобы совсем выпал из реальности, но был весьма близок к этому. Дышать стало совершенно нечем и сознание понемногу начало меркнуть. Глаза уже практически ничего не видели, лёгкие требовали кислорода, но тело ещё пыталось трепыхаться, ведь последняя мысль-сожаление раскалённой иглой буравила мозг: “Не успел. Не отомстил. Неужели всё?”.
И тут рука нащупала выпавший штык-нож. Собрав всю силу, что у меня ещё оставалась, в кулак, резко ударил куда-то в навалившуюся сверху тушу. Выдернул нож. И снова ударил. Наверху удивлённо хрюкнули и я тут же почувствовал приток воздуха в уже кипящие от недостатка кислорода лёгкие. И с остервенением ударил ещё. И ещё. И ещё…
Сколько раз втыкал кусок металла в придавившую меня к полу тушу, не знаю. Но прекратил это действие только тогда, когда почувствовал, что гадёныш уже не подаёт признаков жизни. В пустую, ещё звенящую от напряжения голову, вдруг вползла отстранённо-холодная мысль: “Ну вот, Олечка, ты справилась: все насильники мертвы.” И в ответ как-будто что-то тёплое мазнуло по лицу, отчего в груди поселилось приятное чувство некоей завершённости. Будто целая гора упала с плеч. И я почувствовал моральное удовлетворение: всё же, сумел отомстить гадам. Однако, длилось это совсем недолго: очень быстро пришло осознание своего бедственного положения.
Выбраться из-под придавившего меня кабана оказалось ещё сложней, чем отправить его на тот свет: весила эта тварь просто нереально много. Что с учётом совсем ослабевшего от борьбы за жизнь тельца Ольги вылилось в просто непосильную задачу.
Я выжил. Убил семерых уродов. И теперь валялся, придавленный к полу тушей своего врага, совершенно не имея сил выбраться из-под него.
От абсурдности ситуации и невозможности что-либо изменить, на глаза вновь навернулись непрошенные слёзы и я тоненько заскулил, как побитая собака. Скулил даже не я, а впавшее в шоковое состояние тельце Ольги. Я же в это время зверел, пытаясь заставить измученные мышцы сделать последний рывок. Но тело не желало слушаться, расслабленной лужицей растёкшись по полу. И от этого я зверел ещё больше, рычал, царапался… внутри черепной коробки. Горло же Ольги издавало при этом лишь тоненький стон, а глаза заволокло слезами бессилия.
Наконец, я понял, что либо сейчас встану и уйду отсюда живым, либо меня через некоторое время обнаружат здесь камрады погибших от моих рук нелюдей – и смерть тогда покажется избавлением от страшных мук, ожидающих это тело.
Перестав бесцельно трепыхаться, расходуя последние силы, сосредоточился на одной лишь правой руке, что единственная не была придавлена весом многокилограммовой туши и в которой всё ещё был зажат штык-нож. С трудом разжав пальцы, позволил железяке снова упасть на пол. Изо всех сил напрягая мышцы руки, заставил её подняться вверх и ухватиться за край кровати, о которую ударился, когда падал. Теперь у меня появился какой-никакой рычаг. Немного отдышавшись, попытался подтянуться на этой руке, одновременно выворачиваясь из-под придавившей меня туши. Слава Богу, более ничем не удерживаемое тело белобрысого понемногу стало сползать вбок, высвобождая меня из плена. Когда освободилась большая часть туловища, удалось сесть, а затем, помогая себе всеми конечностями, даже встать.
Но тело совершенно не желало слушаться, так и норовя завалиться то в одну, то в другую сторону. Я тяжело дышал и всё никак не мог надышаться. Меня всего трясло. И чтобы ненароком не откусить собственный язык, пришлось до предела стиснуть зубы. Но это не помогло: они периодически выбивали частую дробь. А мне было плохо. Очень плохо. И состояние катастрофически быстро ухудшалось. Надо срочно что-нибудь сделать, иначе каюк.
По наитию потянулся к ближайшей спинке кровати, на которой висел ремень одного из убитых мной камрадов и буквально на ощупь выудил флягу, в которой что-то призывно булькнуло. Не став утруждать себя отстёгиванием, так и потащил её вместе с ремнём и подсумками, даже не замечая лишнего веса, хотя сил практически никаких не осталось. Но тело стала бить уже крупная дрожь и я с трудом удерживал флягу на весу скрюченными от судороги пальцами. Кое-как удалось вывинтить пробку и поднести горлышко к губам. Сивушный духман шибанул в нос, но я, невзирая на расплёскиваемое содержимое, умудрился-таки сделать пару глотков обжигающего внутренности пойла, при этом едва не выбив собственные зубы – колотило уже совершенно не по-детски.
Повезло. Огненная вода враз успокоила организм и начинающаяся судорога сменилась тяжёлым откатом, в результате которого я едва не рухнул на пол: ноги как-то враз ослабели и категорически отказались держать тело. Пришлось, дабы не упасть, срочно присесть на кровать прямо рядом с трупом. А тут и “вертолёты” подоспели: для сильно оголодавшего организма даже небольшое количество спиртного было сродни тяжелейшей попойке, оттого голова пошла кругом и в ушах зашумело, мешая мыслить.
Но даже в этом состоянии я прекрасно понимал: промедление смерти подобно. Пьяный, не пьяный – нужно поднимать свою пятую точку и бежать отсюда куда подальше.
Поэтому, борясь с последствиями алкогольного отравления и помня о том, что я не на пикнике у родственников, первым же делом подобрал штык-нож, обтёр его о тело последнего заваленного мной урода и вернул в ножны. Хоть сделать это было весьма непросто: в глазах мелькали тёмные пятна и сильно кружилась голова, отчего шатало, словно пьяного. Хотя почему “словно”? Так и было на самом деле: я реально окосел.
Но даже несмотря на сумасшедшую слабость, призывающую упасть прямо на том месте, где стою, и заснуть, нужно было напрягаться дальше. Иначе сон вполне мог стать вечным.
Всё обмундирование, что с огромным трудом напялил на себя, было залито кровью. Шинель пропиталась насквозь и, фактически, пришла в негодность. Так что нужно было переодеться. Ещё бы хоть как-то заставить еле шевелящееся тело двигаться чуть быстрее, да предательски закрывающиеся глаза немного приоткрыться.
С трудом сняв с себя “сбрую” с оружием, развязал китель, что прикрывал грудь (тоже весь изгваздался в крови), и принялся за шинель. Её снять оказалось значительно легче, однако избавление от верхней одежды не решило всех проблем: штаны тоже пропитались насквозь.
– Вот, гад, даже после смерти нагадил, – прошипел я сквозь зубы, снимая с себя уже ни на что не годные шмотки. Окинув взглядом комнату, понял, что ловить среди немцев совершенно нечего: кровищи было кругом просто немеряно. Мутный взгляд зацепился за шкаф и рядом с ним стоящий сундук, что принадлежали, видимо, бывшим хозяевам. Порывшись в них, обнаружил всё, что мне сейчас необходимо. Нашёл и женские вещи. В том числе исподнее. На попытки разума намекнуть о важных правилах интимной гигиены, просто отмахнулся: неизвестно – доживу ли до утра? Какие уж тут правила? Так что не до брезгливости.