Обнаружив чистую тряпицу, тут же решил сменить повязку на интимном месте. Пришлось, правда, немного потерпеть: так как предыдущая повязка уже умудрилась присохнуть, а рвать на живую совершенно не хотелось (всё же, место достаточно нежное, причём и так сильно пострадало), решил присохшую ткань отмочить.
Пошарившись на кухне, нашел бачок с водой. Так что, потратив немного времени, удалось реализовать задуманное. И даже без лишних жертв. Смывал водой коросту из крови почти на ощупь: сильно наклонять голову опасался, дабы головокружение не отправило меня в нокаут, заставив грюкнуться головой об пол. Да и здоровенные титьки, будь они неладны, сильно ограничивали обзор. Однако, умостив свой зад на табуретке и опёршись спиной о край стола, кое-как умудрился подглядеть одним глазом что у меня “там”. Уверен – с такого ракурса никогда ещё не приходилось рассматривать женскую интимную зону. Но, судя по тому, что увидел, надежда на сохранение полной функциональности, всё же, имела место быть.
Вообще, конечно, сюрреализм ещё тот: рассматриваю женские гениталии, не испытывая при этом абсолютно никаких чувств. Словно делаю привычную работу. И в душе абсолютно ничего “не ворохнулось”. Робот (причём, пьяный), да и только. Интересно только, откуда я знаю это слово?
Хотя, конечно, – и смех, и грех, – с гигиеническими процедурами провозился непозволительно долго: никак не удавалось нормально рассмотреть интимную зону – грудь мешала. Не настолько, конечно, чтобы совсем ничего не было видно (разглядел же я как-то выжженную звезду на животе), но из-за этих двух габаритных “бидонов” приходилось голову наклонять то в одну, то в другую сторону, пытаясь из разных положений рассмотреть то, что находится в непросматриваемой “мёртвой зоне”.
Насколько проще могла бы стать задача, найдись в избе хоть какое-нибудь зеркало. Но не судьба: нужная мне стекляшка на глаза так и не попалась. А “шарохаться” по сусекам в состоянии алкогольного опьянения я не рискнул.
По нужде ещё не хотелось, что и неудивительно после многодневной голодовки. Так что, сменив повязку, тут же принялся облачаться в найденное женское бельё.
На моё счастье, бывшая хозяйка вещей была женщиной дородной: большинство обнаруженного висело на мне как на вешалке. И это с учётом совсем немаленьких габаритов самой Ольги.
Женщина, видать, была какая-то ну совсем необхватная. Куда там Ольге? Зато ничего нигде не давило и не натирало. Облачившись во всё тёплое (нашёл даже пару шалей, которыми тут же и обмотал голову), с сомнением посмотрел на отставленные в сторону солдатские сапоги. Не хотелось бы снова напяливать на себя это убожество: мне только обморожения ног ещё до кучи не хватало.
Стараясь держать голову прямо и поменьше наклоняться, всё же, немного прошёлся по дому, устроив небольшую мародёрку. В результате разжился приличным заплечным мешком, в который и сложил часть хозяйской одежды на смену, запасную обувь (хорошо, что подошла под мой размер) и немного уцелевшей от набега немецких дармоедов еды. В сенях нашлись хозяйские валенки, в которые я тут же с удовольствием и впрыгнул, предварительно обмотав ноги уже нормальными портянками, найденными, опять же, у бывших владельцев избы. Куда подевались сами хозяева – Бог весть. Но не думаю, что в ближайшее время им удастся сюда вернуться.
В заплечный мешок кинул пару фляг со спиртосодержащим содержимым и, кроме одного пистолета, оставленного на всякий случай под рукой, почти всё оружие, найденное у… эсэсовцев? Это название опять вдруг резко выскочило откуда-то из глубин памяти, окрашивая опознанное слово в мрачные нацистские цвета. И тут же пришло понимание, что я нарвался, похоже, на какую-то зондер-команду СС, занимающуюся зачисткой населённых пунктов от… коренного населения?
Жуть какая-то. Не в силах поверить в осознанный факт, стал собираться ещё быстрее, параллельно активно работая челюстями. Знаю, что после длительной голодовки ни в коем случае нельзя наедаться. Но есть хотелось просто неимоверно. Да и закусить требовалось. Поэтому запихал в себя всего пару галет и запил их водой. На этом решил остановиться: не хватало ещё заворот кишок получить.
Лучше бы, конечно, жиденького чего похлебать типа супчика. Но где ж его взять-то? А вот по поводу экспроприированных пистолетов память молчала, как партизан на допросе. Поэтому какие модели мне достались – неизвестно.
Да и не суть важно. Главное, чтобы не подвели в бою. Важнее то, что у двух “эсэсманов” я разжился не обычными гранатами-колотушками (хотя и они тоже наличествовали), а “лимонками”[4]. Или, как их ещё называли, “феньками” (или эфками).
Покатав на ладонях две тяжелёнькие ребристые гранаты овальной формы, осторожно подбросил каждую в воздух. И тут же поймал, привыкая к весу. Причём, все эти телодвижения проводил с активно идущей кругом головой. И как только не уронил взрывоопасные игрушки? М-да, как бы граната ни была хороша, но силёнок Ольги может не хватить зашвырнуть её далеко. У лимонки разлёт осколков, наверное, не менее десяти метров будет. А то и все двадцать. Как хлипкими ручонками зашвырнуть подарочки на такое расстояние? Не знаю. Поэтому сразу надо взять за правило: кидать только из укрытия. Чтобы самому не нарваться.
Разместив всё оружие на ремне, позаимствованном у одного из бывших владельцев, положил одну лимонку в карман стёганых ватных брюк, оставшихся, видимо, от хозяина, в которые я, как ни странно, спокойно влез даже со своей объёмистой пятой точкой (одевать хозяйское платье посчитал весьма неразумным решением). Вторая граната заняла место за пазухой: укромных мест, благодаря комплекции Ольги, теперь стало гораздо больше. Хоть в чём-то от этих сильно мешающих выпуклостей польза.
Заодно приспособил под одеждой – в районе живота – флягу с водой, дабы её содержимое на крепком морозе в лёд не превратилось.
Наконец, полностью экипировавшись, вышел на улицу. Спускаться с крыльца оказалось, как ни странно, на порядок тяжелее, нежели подниматься: пока спустился – лоб покрылся испариной, а с прикушенной от боли губы по подбородку потекла тоненькая струйка крови. Отдышавшись и немного придя в себя, подобрал у крыльца винтовку, вновь присобачил к ней штык-нож и повесил оружие на левое плечо. Жаль, наточить лезвие до бритвенной остроты времени не нашлось. Так и буду использовать железяку только как штык. Ничего, у меня теперь нормальный нож есть. Даже два. Белобрысый ублюдок и один из его подельников проспонсировали. Один в мешке лежит в ножнах – тесак целый – в руку не помещается. Потому в мешок его и спровадил. А второй, поменьше, – с очень удобной рукояткой, – в своих ножнах, но под брючиной. Я его к ноге примотал, как оружие последнего шанса – наравне с лимонкой за пазухой. А то мало ли, как дело обернётся. В плен я больше не хочу: нахлебался досыта. Этим сукам сначильничать – как воды выпить. И ладно бы только это. Они ж, гады, ещё измываться над человеком любят – садисты сраные. А снова мучиться мне совсем неохота. Лучше уж сразу смерть!
Наконец, чуток отдохнув, двинулся прочь из деревни. Идти было очень тяжело. Мало того, что у Ольги не осталось ни одной части тела, которая бы не болела, так ещё и в промежности то и дело начинало дёргать, словно больной зуб, а внутри живота всё жгло и горело огнём. Тут ещё, как назло, ветер усилился, кидая снежные заряды в лицо. Отчего скорость передвижения и вовсе стала черепашьей. Да плюс сугробы. Было от чего начать тихо впадать в панику. В такую погоду, вроде, никто не должен по улице шляться. Но часовых-то это не касается. Или касается?
Однако, до околицы я не дошёл. Вместо этого вышел на какое-то пепелище, что несмотря на начинающийся буран ещё не занесло снегом – горело, видимо, совсем недавно. Судя по всему, здесь когда-то стоял большой сарай, который благополучно и сгорел, оставив после себя кучу головёшек и древесной золы. Только головёшки какой-то странной формы: сквозь копоть проглядывает что-то светлое. Понимаю, что надо быстрее выбираться отсюда, но любопытство – вещь такая…
В деревне. Часть 3. Пепелище
Кряхтя и охая от боли, разворошил ближайшую ко мне кучку золы, с удивлением отметив удивительную схожесть останков с человеческим скелетом: присутствовали как череп, так и кости. Разворошил ещё одну кучку. То же самое. И тут с ужасом понял – это не просто пепелище. Это кладбище. Здесь жгли людей. Некоторое время ещё бездумно бродил по остаткам строения, краем сознания отмечая: на пепелище очень много маленьких скелетов. Были и совсем крошечные – вроде как груднички. Скелеты целые, у многих черепов практически все зубы на месте. Не предусмотренных природой дырок в костях не нашёл. Переломов не обнаружил.
И тут жуткая догадка заставила все волосы на моём теле буквально встать дыбом: это что же, людей жгли живьём? Только этим можно объяснить увиденное. Я ведь собственными глазами рассматривал останки. А сопоставить увиденное с реальным развитием событий не так и сложно. Так что я был уверен: людей загнали в сарай, а затем подожгли. Взаимное расположение и позы останков говорили о том, что многие умерли ещё до того, как огонь начал поглощать их тела – отравились угарным газом и погибли от удушья. А в одном месте я буквально воочию увидел, как мать пыталась прикрыть своим телом маленького ребёнка. Да только огню всё равно – он сжёг всех.
От осознания увиденного закружилась голова и зубы помимо воли заскрежетали, пытаясь не дать вырваться наружу дикому вою, который пыталось исторгнуть собственное нутро. Я и сам не заметил, как глаза заволокла предательская влажная пелена.
Господи, неужели нашлись такие твари, которые смогли вот так, живьём, спалить ни в чём неповинных людей. Ведь тут явно не было бойцов, готовых оказать сопротивление: старики, бабы, да дети малые. Скорее всего, судя по количеству останков, практически всё население деревни. Это же… Это же… Я даже не знаю, как подобное можно назвать. Но те, кто такое совершил – не люди! Это твари. Демоны из Преисподней. Бешеные псы, которых надо уничтожить, пока они не заразили других.
Не знаю, откуда взялись силы, но к околице я уже подбирался крадучись, совершенно не обращая внимания на терзающую тело боль. Какая там боль, когда тут такое? Жилы буду рвать, но погань, спалившую живых людей, изведу под корень. Сам сдохну, но им жизни не дам!
Расчёт оказался верным: на въезде в деревню обнаружился парный пост, перекрывший дорогу. Грамотно разместились, твари: со стороны дороги их практически не видно. Зато сами имели отличный обзор.
Однако, им и в голову не могло прийти, что с тыла придёт беда, которую они, конечно же, не ждали. Долго рассусоливать не стал: благодаря непогоде, подобрался к часовым практически вплотную. Пока один, булькая кровью из пробитого штык-ножом горла, валился наземь, второй, даже не успев обернуться, ткнулся головой в сугроб. Очень трудно, знаете ли, оборачиваться с почти перебитой шеей. Сапёрная лопатка и тут не подвела.
У убитых обнаружился пулемёт с парочкой запасных лент, набитых патронами, и две гранаты-колотушки. Очень захотелось взять его и пройтись свинцовой метлой по оставшимся лиходеям. В принципе, никто не мешал мне исполнить задуманное. Но сначала необходимо было выяснить: а сколько же всего этих тварей в деревне?
Пришлось стиснуть зубы, обмотаться лентами крест-накрест, как матросы в семнадцатом году (а это ещё откуда?), взгромоздить на плечо пулемёт (ох, и тяжёлый, зараза) и вернуться обратно в деревню. Заплечный мешок и винтовку оставил у поста. Если всё пройдёт нормально – ещё вернусь сюда. Ну а на нет – и суда нет. Мне тогда будет уже всё равно.
Самое интересное – неожиданно открылось второе дыхание. Не знаю, правда, чем это аукнется в будущем (до него ещё дожить надо), но здесь и сейчас мне нужны все резервы организма. И даже ещё больше. А сейчас я пёр на себе кучу железа, как тот заправский муфлон – почти не замечая тяжести и абсолютно не реагируя на раздражители в виде боли. Терминатор местного разлива, не иначе.
О Терминаторе я откуда-то знал. Да и аналогия на данный момент была почти к месту: мозг работал чётко, правильно расставляя приоритеты и распределяя цели, эмоции лишь подстёгивали общую производительность системы, не отвлекая разум на решение контрпродуктивных задач типа женских истерик и рефлексий. Так что да – симбиоз организма Ольги и моего сознания в данный момент больше напоминал работу машины-убийцы. И хоть по собственным ощущениям мог справиться сейчас хоть с ротой солдат противника, осмотрительности не терял.
Осторожно заглядывая в каждый встречающийся по пути дом, отметил, что кроме гадов со свастикой в живых никого не осталось. Пройдя деревню из конца в конец (деревенька оказалась небольшая – домов на сорок, большинство из которых даже проверять не было необходимости – и так было ясно, что пустые), выяснил, что имеется ещё три поста: один в центре деревни, возле стоянки машин, второй возле какого-то большого здания (скорее всего, либо сельсовета, либо школы, либо ещё чего подобного) и третий – на другой околице, в противоположном конце деревни. Временно отложив мешающий мне пулемёт (винтовку оставил ещё на первом посту), сначала решил разобраться с двумя, что оседлали выезд из деревни (тоже, кстати, с пулемётом). Так как из-за сильного ухудшения метеоусловий и опустившихся на деревню густых сумерек видимость была очень плохая, без зазрения совести пользовался тем, что я немчуру видел (на самом деле едва различал), а они меня – нет (я же не бегал вокруг них с транспарантом “лови меня”). А ведь дело всего лишь в тёплой одежде: мне в шубе, валенках, рукавицах, да так замотанной шалью голове, что видны только глаза, мороз и ветер не страшны. А эсэсманы в своём хоть и зимнем, но явно недостаточно тёплом обмундировании на рыбьем меху совсем мышей ловить перестали: вместо того, чтобы по всем правилам нести патрульно-постовую службу, оба бегали вокруг поста, как наскипидаренные, пытаясь хоть как-то согреться. Так что завалить обоих не составило какого-либо труда. Обошёлся одной сапёрной лопаткой. Откуда силы для этого взялись? Не знаю. В тот момент мне было совершенно на это начхать с высокой колокольни.
Затем перебил часовых в центре, благо приём был мною уже вполне освоен. Те тоже не особо следили за окружающей их обстановкой, считая проблему обморожения гораздо более актуальной. В принципе, были правы. Но мы же на войне. А она, как известно, подобной халатности не прощает.
Итого – ещё минус четыре. Считая первый пост на околице – минус шесть.
В плюсах – ещё шесть гранат, два пулемёта, винтовки, штык-ножи и патронов “до чёрта”. По известным причинам, брать кроме пулемёта и гранат пока ничего не стал. Я же не лошадь, чтобы всё на себе носить. Тут и Терминатор бы надорвался от обилия лишнего железа.
Фактически, вся оставшаяся немчура осталась только в центре – в бывшем здании сельсовета. Пусть для определённости будет сельсовет, ибо назначение этого большого, одноэтажного здания для меня – тайна, покрытая мраком. Впрочем, как и то, почему вояки не разбрелись по домам, а скучковались в одном месте. Выглядит как игра в поддавки или как приглашение “убей меня”. Неужто у них ума не хватило рассредоточиться? Думаю, хватило. Но, видимо, вмешались какие-то неизвестные мне факторы. Гадать, что за причины вызвали у немцев пофигизм таких эпических масштабов, не буду. Все гады вместе – и это просто прекрасно! Я только рад этому. Легче будет всех разом прихлопнуть. Как тараканов тапком.
Судя по количеству имеющейся в наличии техники, в деревне расположился противник численностью до взвода солдат. Плюс-минус пол-лаптя. На стоянке присутствовали бронетранспортёр и грузовик, а также парочку мотоциклов. В "Ганомаге"[5] помещается пара человек экипажа и десять человек десанта. Итого – двенадцать.
В грузовике, названия которого не рассмотрел по причине того, что видел его со стороны тентованного кузова, но примерно оценил размеры, можно перевезти порядка двадцати пяти человек. Плюс двое в кабине. Да ещё пара мотоциклов по два человека. Мест-то, конечно, три, но обычно ездят парами: водитель и пулемётчик. Итого, в максимальной комплектации выходит порядка сорока трёх человек. Если посильнее уплотниться, можно данным транспортом перевезти и все пятьдесят. Но думается мне, тут точно должно быть не более взвода. Иначе взяли бы больше транспорта. За вычетом уже убиенных, на меня одного осталось около тридцати вояк. И все с оружием. В первой избе, где я прирезал шестерых, скорее всего было начальство. Пистолеты ведь рядовым, вроде как, не положены.