Нарушая тишину сумрачной тайги, вдали звонко залаяла собака, и через некоторое время к костру вылетела пушистая белая лайка. Она запрыгала вокруг Тыкулчи, тихо повизгивая от нетерпения, словно звала куда-то, и даже не обращала внимания на посторонних.
— О! Собачка! — обрадовался как ребенок Бес. — Как зовут?
— Гудейкон, — эвенк потрепал по загривку лайку и что-то прошептал на ухо.
— А что означает? — не унимался напарник.
— Красивый, — ответил Тыкулча, — это он белку загнал на дерево, а не понимает, что я сегодня не охочусь. Сиди, сиди!
Лайка быстро оббежала спецов, понюхала их осторожно, вроде бы успокоилась, но в глазах ее застыло напряжение. Улегшись в ногах хозяина, она продолжала недоверчиво поглядывать на каждое движение Алекса и Беса. Только хвост бубликом периодически покачивается на весу.
— Собаку не жалко бросать на чужака? — полюбопытствовал капитан.
— Сами справимся, без Гудейкона, — эвенк с едва скрытой любовью посмотрел на собаку, — он нам только обнаружит зверя, а дальше мы будем стрелять.
— Сколько охотников по тайге сейчас ходит? — решил уточнить Алекс.
— С десяток будет. Но ваш начальник хочет устроить засаду в урочище. Уговаривает дедушку Хадиуля, чтобы разрешил его воинов допустить к могильнику. Нельзя дух зверя тревожить, он и так зовет своего потомка, чтобы освободиться.
— А ты знаешь, откуда он появился, его потомок? — неугомонный Бес задал вопрос, на что Алекс выразительно постучал по лбу кулаком. — Он из космоса прилетел, с небес.
— Душа любой твари, любого человека отправляется на небо, — невозмутимо ответил Тыкулча, — только темная душа нечисти и бешеного зверя прячется под землей, в гостях у Харги — духа нижнего мира. Не может такая душа прилететь с небес. Это неправильно. Харги выпустил его.
Спорить с эвенком на тему эсхатологических мифов Бес благоразумно не стал. Он поблагодарил Тыкулчу за чай и протянул стаканчик обратно. Не кидать же его здесь на виду человека, для которого лес — живое существо! Оскорбится безмерно, и самое легкое — откажет в помощи. Эвенк оценил его жест, спрятал стаканчики в рюкзаке. Затем аккуратно слил остатки чая во фляжку, привязал пустой чайник крепкой бечевкой к металлическому карабину снизу к рюкзаку.
— Надо идти, однако, — сказал Тыкулча, хватая карабин, — солнце скоро на закат пойдет.
Гудейкон вскочил с земли и с радостным повизгиванием побежал впереди своего хозяина, периодически поглядывая назад, не отстает ли, не потерялся ли в лесной чащобе?
Вот и первый снег лег на каменистую почву урочища, разом преображая природу запретного места. Небольшой островок пышных пихт и светлокорого сосняка живописно выделялся на фоне угрюмых скальных выходов. Петляющий змеиным телом стылый ручей, из которого Гугдауль брал воду для приготовления чая и похлебки, нырял куда-то под подошву гольца. Стражник знал, что он появится на той стороне горы, где установлены запретные знаки, известные всем эвенкам на территории обширного района, и продолжит свой торопливый бег в сторону Витима, подпитывая его своей силой.
Гугдауль уже пятый год находился на своем бессменном посту, но не чувствовал никакой оторванности от своего рода. Изредка к нему приходили сородичи, приносили еду, но никогда не переступали запретную черту. Он сам выходил им навстречу в заранее оговоренное место, перекидывался парой слов, передавал привет семье и друзьям, после чего снова надолго оставался один на один с суровой природой и неизвестностью.
Жил стражник в маленькой избушке, построенной из лиственницы. Лет ей было уже под сто, но до сих пор крепкие стены спасали Гугдауля от стужи и пронзительных ветров, дующих со стороны Витима. Хижина была построена специально для стражников, несших свой тяжкий жребий по охране злого духа, и сменила уже с десяток человек. Спрятанную на склоне горы среди скальных отвалов, ее совершенно не было видно в утренние и вечерние часы, и лишь дневное солнце на несколько часов освещало потемневшее от дождей строение, давая толику тепла для человека.
Гугдауль каждое утро собирался на свое любимое место, с которого хорошо были видны две тропы: северная и восточная, та, что тянулась замысловатыми зигзагами со стороны реки. С северной стороны он не ждал ничего плохого, и все внимание уделял второй дороге, малозаметной среди кустарников и отвалов камней. Стражник знал, что именно оттуда нерадивые люди проникают в урочище. Бывало, бывало такое. Забредали изредка геологи, туристы и странные бородатые люди с дикими глазами, искавшие летающие тарелки или просто эзотерические места. С такими экземплярами было труднее всего, и на различные увещевания не реагировали. Самое интересное, они и Гугдауля воспринимали как природный артефакт, и все пытались выяснить, что здесь делает странный эвенк с карабином. Приходилось исхитряться, чтобы искатели приключений сами убежали сломя голову. Вот и появлялась медвежья фигура на фоне вечереющего неба с грозным рыком, или ночью вокруг палатки кто-то начинал тихо бродить, сопеть и дышать. Утром людям являлась картина полного разгрома лагеря: кружки разбросаны, тарелки с остатками еды тщательно вылизаны, а котелок с чаем находится где-то в кустах. Для непонимающих Гугдауль устраивал несколько сеансов таких представлений, увлекаясь настолько, что в его голове возникали удивительные сценарии. И с каждым разом все изощреннее и изощреннее. Дело доходило даже до застрявшего когтя неведомого животного в плотной ткани палатки. После такого аргумента не выдерживали самые стойкие. И в урочище снова наступала тишина.
Не сказать, что тридцатилетний стражник скучал без таких вот ежегодных концертов, но развлечься был бы рад. Одиноко молодому мужчине среди угрюмо нависших над головой гольцов и каменного единообразия, вот и взял себе щенка на воспитание. Эвенкийская лайка за два года выросла в красивого и быстроного пса и скрашивала будни стражника. Гугдауль назвал его просто: Шарик. Кличка пришла сама собой, когда он со смехом смотрел, как будучи щенком, Шарик колобком катался между камней, играя то с ящерицей, то с полозом, греющимся на солнце. Шарик и есть Шарик. Теперь собака больше выполняет функции ночного сторожа, но белку и соболя также может облаять. Иногда Гугдауль с Шариком уходили по хожалой тропе в лес и там охотились. Нет-нет, да и подстрелит стражник молодую косулю или горного козла, наварит и завялит мяса, сколько душе угодно. Так и жил.
Душа на месте не лежала у Гугдауля в этом году. Странная тишина нависла над урочищем. С начала весны ни одного человека он не заметил на тропе. А на исходе лета заметил эвенк яркую слепящую звезду, упавшую по крутой траектории где-то на юге. Упала да упала. Современный человек вообще редко воспринимает процесс падения осколков метеоритов или болидов, принимаемых за пресловутый звездопад, как нечто удивительное или неординарное. С любопытством посмотрит, загадает желание и забудет об этом. Гугдауль долго следил за странным поведением звезды. Не была она похожа на падающий камень с небес. До самого горизонта не гас яркий свет ее хвоста. Не мог он рационально объяснить, почему так взволновался. Сидя у костра и глядя в окрашенное дивными красками закатное небо, Гугдауль угрюмо посасывал трубку, выпуская дым. Говорить было не с кем, вот и общался с Шариком, высказывая свои сомнения.
— Старики, однако, помнят, как появился злой дух в наших краях, — бормотал Гугдауль, — такая же звезда падала, сразу после большого взрыва. Вся тайга легла, все звери ушли. И вот тогда он и появился. Четыре руки, две ноги, зубы острые как иглы….
Шарик приподнял голову и тихо рыкнул, словно понимал, о ком идет речь.
— Правильно, хуже чудовища никто еще не видел. Много смертей было, страх был на стойбищах. Охотники всех родов собрались, чтобы поймать его.
Пыхнув еще раз дымом, Гугдауль задумчиво разглядывал далекие гольцы, окрашенные в красно-желтые цвета. Солнце, несколько дней прятавшееся за мрачными темными тучами, сегодня старалось, согревая последним теплом урочище.
— Вот придет сюда его воплощенный в новом теле дух, что мне делать? Смогу ли я быть достойным дедушки Хадиуля? Или наших великих предков, победивших чудовище?
Шарик замахал хвостом, словно решил взбодрить упавшего духом хозяина. Я здесь, рядом с тобой! Не бойся! — читалось на морде собаки, понимавшей колебания двуногого друга.
Ранним утром Гугдауль без всякой спешки вскипятил воду и заварил свежего чая, добавив в котелок брусничных листьев. Потом пил горячий напиток, в какой раз оглядывая знакомую картину пустынного урочища. Нет, совсем пустынным оно, конечно, не было. Живность мелькала среди камней, летала в небе, пряталась в лесном массиве за ручьем — но только людей не было. Летний сезон заканчивался, а пришлых так и не удалось погонять. Гугдауль признался себе, что разочарован. Для него жизненно важным было прикоснуться к цивилизации хоть таким неординарным способом.
До чутких ушей, вычленивших неожиданные изменения в окружающем мире, донеслось едва слышное стрекотание, приближавшееся с севера из-за хребта. Звук нарастал с каждой минутой, но вдруг пропал за ближайшей горой. Стражник понял, что кто-то все же решил наведаться в запретное место. И это могли быть непростые люди, важные, наделенные властью.
— Пошли, Шарик! — поднялся Гугдауль с места, закинул походный мешок за спину — путешествие могло затянуться до самого вечера — взял карабин и упруго зашагал по тропке в сторону, откуда летел вертолет.
В двух километрах от хижины у стражника была заготовлена еще одна лежка, с которой он мог обозревать подходы с северной стороны. Наблюдательный пункт находился между двумя гранитными плитами, на которые навалился огромный ствол старой пихты, да так и остался лежать, удобно прикрывая Гугдауля своими высохшими от старости ветками. От дождя и снега она, конечно, не спасала, но как защита от солнца — это было незаменимое место. И самое главное — отлично просматривалась дорога в урочище.
Вот по ней и шли несколько человек в военной форме и вооруженные автоматами, и среди которых Гугдауль с удивлением узнал дядю по матери — Тукарчэ. Ему-то что понадобилось здесь? Неужели армейские чины решили устроить охоту на запретной территории? Они прекрасно видели шесты с черепами оленей и козлов, шаманские рисунки на камнях — и все равно ступили на эту землю! Или что-то изменилось за время долгого отсутствия стражника среди людей?
Тукарчэ шел медленно, в силу своих преклонных лет, но его никто не торопил. Военные, которых было четверо, с настороженным любопытством поглядывали по сторонам, но автоматы держали на согнутых руках, и в целом, не вызывали отторжения у рассматривающего их стражника. Кажется, это был тот случай, когда не следовало торопиться и выгонять чужаков из урочища, даже если с ними его сородич.
В мире что-то произошло. Именно такая мысль стукнула в голову Гугдауля.
Наконец, группа подошла к какой-то невидимой черте и остановилась. Наверняка, это дядя Тукарчэ предупредил их о последствиях опрометчивых шагов. Он выступил вперед, приставил ко лбу ладонь и долго смотрел в сторону лежки стражника. Знал, что тайный пост племянника находится на вершине небольшой сопки, и теперь выжидал сигнала, что можно идти.
— Беги, Шарик! — толкнул пса Гугдауль. — Скажи дяде — пусть проходят.
Лайка вскочила и стремглав бросилась по склону вниз, словно и в самом деле стремилась передать разрешение своего хозяина. Сам Гугдауль еще долго зорко высматривал, как по извилистой тропинке гости заворачивают за сопку. Ну что ж, пришла пора привечать гостей, даже если несут они плохие вести.
Стражник легко потрусил вниз по обратной стороне горы, чтобы встретить военных на подходе к своему жилищу.
— Так вот оно какое, ваше Чертово урочище, — оглядывая в бинокль окрестности, сказал Тимохин, — только я не вижу могилу пришельца.
— Она левее ручья, — протянул руку Гугдауль в нужном направлении, — где осыпь, поросшая еловым молодняком. Видишь?
— Да, нащупал, — кивнул полковник, не отрываясь от бинокля, — а дальше?
— От этой осыпи возьми прямо сто шагов и найди гранитную стену, вроде осыпавшегося столба.
— Нашел!
— Вот под ней и лежит скелет чудища, — стражник кинул взгляд на полыхающий костер, на котором два бойца, пришедшие с большими начальниками, готовили ужин из его мясных запасов. Хорошо, что три дня назад козла подстрелил, как чувствовал, что придется угощать гостей.
— Хорошо бы посмотреть, — мечтательно проговорил Сорокин, стоя рядом и тоже не отставал в созерцании раскинувшегося под ними священного места.
— Этого нельзя делать! — сразу воскликнул Тукарчэ, кутаясь в длинную куртку из оленьей шкуры. — Дух злобного зверя выйдет наружу и призовет на помощь!
— Да я просто так сказал, — смутился подполковник, — в плане как лучше засаду сделать. А этих тварей я вживую видел, что мне эта столетняя рухлядь! Только вот насчет помощи опоздали мы все! Идет сюда потомок головореза, продирается через тайгу!
Гугдауль уже был в курсе произошедших событий, и его мозг напряженно работал. Нужно ставить капканы на возможных направлениях появления чудовища или изготовить такую ловушку, из которой он не выберется. Правильно сделал дедушка Хадиуль, что позволил военным оказать им помощь. Без сильного оружия эвенкам одним не справиться. Впервые стражник почувствовал облегчение. Большая помощь пришла, и от нее отказываться не стоит, даже несмотря на стародавние запреты старейшин и шаманов не пускать никого в урочище.
— Что думаешь, Андрей Викторович? — Тимохин, наконец, оторвался от бинокля. — Мысли появились?
— Очень сложный рельеф, — ответил Сорокин и ткнул пальцем в сторону гольцов, — и наш гость может появиться откуда угодно. Нам не перекрыть всех направлений, а значит, придется гадать с засадой.
— По последним данным беспилотников чужака засекли в восьмидесяти километрах отсюда, и если учитывать расположение урочища, то ждать его надо с юго-востока, — Тимохин подошел к костру и уселся на деревянный чурбак. — Как там ужин, бойцы?
— Пять-десять минут, товарищ полковник, — откликнулся один, шуруя угли палкой.
— Скорость передвижения объекта примерно тридцать пять километров в день, — Сорокин тоже решил сесть, только на расстеленную Гугдаулем шкуру, на которой уже грелся старый Тукарчэ. — Значит, ждать нам его надо уже через два дня. Успеем?
— Завтра с утра нам придется хорошо поработать, — усмехнулся Тимохин и посмотрел на стражника, — вместе с уважаемым Гугдаулем. Как ты на это смотришь? Ты здесь прожил столько лет, знаешь все потаенные места.
— Есть только несколько мест, откуда может прийти чужак, — эвенк сосредоточенно набил табаком трубку, — и я покажу их вам. Я бы и сам так шел.
— Но тварь не знает этих мест, и его решение в выборе направления может быть спонтанным, — возразил Сорокин, — и здесь мы можем тактически проиграть.
— Всегда можно исправить ошибку, — тут же откликнулся Тимохин, — и просто заложить хороший заряд тротила возле могильника. Взорвать его к е…ни матери!
— Это мы в первую очередь сделаем, — спокойно кивнул подполковник, поглаживая по голове Шарика, нахально улегшегося между ним и Тукарчэ, — но не будем забывать о заложнике. Вот если его отобьем — полдела сделано.
— Ужин, товарищи командиры, — объявил боец.
Насытившись походной кашей с мясом и горячим крепким чаем, все умиротворенно смотрели на потемневшие гольцы, из-за которых вставала луна. Холодный ветер пронесся по вершинам сопок, взвихрил костер, разбрасывая искры во все стороны. Природа медленно засыпала, и ей не было дела до трагедии, разыгрывающейся на большой территории, покрытой безбрежной суровой тайгой.
Ранним утром звонкий лай Шарика разнесся по окрестностям. Он заполевал неповоротливого тарбагана, которые в изобилии водились возле подошвы горы, и теперь в отчаянии облаивал нору, в которой скрылся зверек. Жирный зад тарбагана еще торчал в норе, когда Шарик начал расширять проход передними лапами. Но не успел. Тарбаган ушел глубоко, где, наверное, перевел дух и успокоился.